Тайна убийства Столыпина

Так Столыпин-старший отправился на войну, на театр военных действий, а не в тыл воюющей армии.

Было при дворе известно и то, как Столыпин-старший приобрел имение в Колноберже, которое слыло любимым в его семействе. Он получил имение за долги родственника, проигравшего ему крупную сумму в карты.

Проигравший признался:

– Денег у меня столь значительных нет, но имею я в Литве небольшое имение. Сам никогда там не был, но слышал, что оно уютное и расположено в живописном месте. Хочешь, возьми за долг?

– Возьму, – сказал Столыпин-старший.

– Тогда по рукам!

Эта же молва говорила, что случались у отца Столыпина своеобразные причуды. Любил он устраивать сюрпризы. Однажды гулял Петр Аркадьевич по бульвару в Ковно со своей супругой Ольгой Борисовной и вдруг замер от неожиданности, встал как вкопанный. Видит, навстречу ему катит на извозчике отец. Катит и смеется:

– Два дня как приехал! Остановился в гостинице Левинсона! Вот и к вам собрался!

Было известно, что Столыпин-старший дружил с графом Львом Николаевичем Толстым. Он находил, что писатель более странен, чем он сам. Разговаривал как-то Столыпин с мужиками в Ясной Поляне, где гостил, и слышит, хвастается один из них, что ему сапоги сам граф сшил.

– А хороши ли они? – поинтересовался Столыпин-старший.

– Только хороши, что дармовые, – ответил тот. – А так совсем плохи!

Известно было и как женился Столыпин-старший.

В молодые годы он был адъютантом у наместника Польши князя Горчакова, брата канцлера. Решился просить руки дочери своего начальника и только произнес фразу после доклада: «Ваше сиятельство, теперь у меня есть к вам…», как Горчаков перебил его: «Нет, нет, я устал, довольно, завтра доложишь…» И верный адъютант, бледный от волнения, удалился. Ночь он спал неспокойно, все ждал утра следующего дня, чтобы вновь, уловив момент, попросить руку любимой.

А был Столыпин-старший человеком практичным, потому и выбрал себе в жены женщину необыкновенную, княжну, блиставшую умом и добротой. Наталья Михайловна была знакома со всеми выдающимися людьми. Ценили ее за ум и начитанность.

Рассказывали при дворе и такое. На одном заграничном курорте к ней подошла дама из высшего света, ее хорошая знакомая, и сказала:

– Я понимаю, дорогая, что вам приятно поговорить с умным человеком! Но нельзя же не обращать внимания на его наружность. Вы гуляли нынче в парке с мужчиной, плохо одетым, и даже не смущались!

– Да вы знаете, как он умен и славен, – ответила Наталья Михайловна.

– Кто же это, что вы пренебрегли правилом? – поинтересовалась великосветская дама.

– Да друг мой Гоголь!

Все знали, что поэт Михаил Юрьевич Лермонтов был из рода Столыпиных. Но не знали, что родные не любили его за несносный характер. Одна из тетушек Столыпина его не терпела и до самой смерти считала, что такой мальчишка, как Мишель, не мог писать талантливо.

– Ни за что писаний Мишеля читать не стану! – утверждала она.

Суждения тетушки удивляли Петра Столыпина, который в юности пробовал писать стихи и преклонялся перед известным поэтом Апухтиным. В студенческие годы даже организовал кружок, на собрания которого приглашал поэта.

Об этом, наверное, знал и сам государь, заметивший как-то:

– Если Петр Аркадьевич поклоняется изящным искусствам, то это лучше всего характеризует его как человека образованного…

Были хорошо известны и предки жены Столыпина Ольги Борисовны, урожденной Нейдгардт. Ее отец был почетным опекуном в Москве и имел дело с приютами, воспитательными домами и школами. Когда он приезжал к своим питомцам, те встречали его радостными криками, неизменно добавляя:

– Казенный папаша приехал!

Супруга Бориса Александровича, мать Ольги Борисовны, заведовала учебными и богоугодными заведениями в городе, и по утрам, кроме воскресного дня, каждый из них в своем кабинете в Москве, на Арбате, принимал посетителей по личным и служебным делам.

Их трехэтажный дом был весьма типичен для Арбата – патриархального уголка Первопрестольной, – с толстыми стенами, большими комнатами. Все знали, что это старинное здание занимал в 1812 году наполеоновский маршал Ней, облюбовав себе под жилье красивый дом, построенный в русском духе. К счастью, французы недолго восседали в Москве, и дом, изрядно обшарпанный и разграбленный, вернулся к прежним хозяевам.

Семья Нейдгардт дружила с великим князем Сергеем Александровичем и великой княгиней Елизаветой Федоровной. На все балы и приемы их приглашали неизменно – и в генерал-губернаторский дом, и в имение под Москвой, в Нескучное.

Известна при дворе была и сентенция, произнесенная как-то императором Николаем Павловичем отцу Ольги Борисовны в бытность того главнокомандующим на Кавказе. Многие события забываются в истории, исчезают, а вот некоторые фразы остаются.

– Как здоровье твоей жены? – спросил император.

– Ничего, ваше величество, – ответил тот. – Только вот нервы ее мучают…

– Нервы? – удивился император. – У императрицы тоже были нервы, но я сказал, чтобы не было нервов – и их нет!

Говорили также при дворе, что в семье Столыпиных часто вспоминают генералиссимуса Александра Васильевича Суворова, правнучкой которого была Ольга Борисовна. Ее бабушка, урожденная графиня Зубова, была единственной дочерью знаменитого полководца.

– Знаете, какой девиз главенствует в их семье? Не знаете? Да весьма прост. Александр Васильевич внушал своим подчиненным и дочке: «Не кончить дела – ничего не сделать!»

А ведь подмечено было верно. Человек, который до конца не доводит начатое, ничего путного в жизни не добивается.

Государь любил умных и преданных людей. Преданных было много, а вот умных, к сожалению, мало. Понадобились они особенно в трудный момент его царствования. Он присматривался ко многим. Вокруг было немало достойных претендентов на важный пост, причем из знатных родов, но он остановил свой выбор на Столыпине, считая, что тот представляет не менее известные родовые ветви.

Наследственность ценилась при монархии.

Николай II не забыл и характеристики, данной Столыпину князем Святополк-Мирским, министром внутренних дел. Впрочем, князь слыл либералом и не удержал народ в повиновении, за что и потерял портфель министра.

«Нет, в такую пору либералы не могут быть в правительстве, – размышлял царь. – Всех распустят, все растеряют… Нет, не нужны либералы».

Либералы не нужны, но и консерваторы, на которых опиралась власть, не пользовались уважением в народе. Народ больше верил смутьянам, к сожалению, позабыв, сколько хорошего ему сделала монархия. А теперь, поддавшись злобной агитации оппозиции, он оказался вовлеченным в смуту, затягивающую империю, как трясина.

Недовольная империя бурлила.

Бурлила и Саратовская губерния. Тревожил больше других Балашовский уезд, который всегда отличался неповиновением. Казалось, что Стенька Разин вернулся на волжские берега. Вражда в обществе разрасталась, и сказывалось это во всем, даже в мелочах. В людях появились злоба, неприятие.

Из воспоминаний Марии Петровны Бок, дочери П.А. Столыпина:

«Помню концерт, с которого, когда вошел в залу мой отец, демонстративно, с шумом отодвигая стулья, вышли несколько левых членов земства с семьями. На общественных балах сплошь да рядом случалось, что всякие молодые люди и девицы из левых кругов, проходя мимо мама? или меня, не только не сторонились, но наоборот, с задорным видом старались задеть, толкнуть. Наряду с этими незначительными фактами, стали вносить мрачную ноту в нашу жизнь и более серьезные симптомы назревавшей революции: начались забастовки – то не горит электричество, то бастуют пекаря, то еще где-нибудь бросают рабочие работу».

Чем на это ответил губернатор?

Губернатор устроил банкет на шестьдесят земцев, чтобы помирить стороны, все больше втягивающиеся в противостояние.

– Надо найти общий язык, – убеждал он всех.

Получилось интересное собрание: безупречные фраки, крестьянские поддевки, разнообразные мужские костюмы. И хотя собравшиеся беседовали непринужденно и речи произносились плавные, чувствовалось, что политические события все больше отделяют одно сословие от другого.

– Какое все же разнообразие, – заметил помощник губернатора. – Вы только посмотрите, Петр Аркадьевич, какое все же разнообразие во всей этой наружности…