Имя отчее… Избранное

– Запомните раз и навсегда. Гипертония у меня. Усвоили? Давление! – твердо повторил он. – И повышается оно от таких, как вы. – Генка вытащил из кармана лишнюю пачку папирос и хлопнул ею о прилавок. Женщины вздрогнули, а Генка развернулся и зашагал прочь.

– И правда, псих, – донеслось до него, когда двери уже закрывались. Но «псих» возвращаться не стал.

Дома он без разговоров разделся и плюхнулся на диван. Жена протирала сервант и даже не обернулась.

– Зой! Включи телевизор, – попросил Генка.

– Я уже включала, Гена, – виновато сказала она, не глядя на мужа.

– Ну, включала, ну и что? – невесело спросил он.

– Скачет все.

– Ну, бабы! – Генка встал и подозвал Зойку. – Иди сюда. Что здесь написано?

– Частота кадров, – промолвила Зоя.

– Ну, верти, верти.

Зоя несмело повернула ручку.

– Не скачет больше?

– Не скачет.

Генка отвел руку в сторону, и в сей же момент с телевизора полетел радужная стеклянная ваза с полиэтиленовыми тюльпанами. Кувшин грохнулся на пол и раскололся. Зойка сдавленно ойкнула и побежала на кухню за веником.

– Вот же падла! – Генка стоял над осколками. Что за невезуха такая!?

Жена суетливо, но ловко заметала вокруг него мелкие стекляшки. Генка же столбом, стоял на одном месте и наблюдал.

– Может мне отойти? – сощурился он.

– Ну что ты, Гена, стой, если хочешь.

– Та-а-к, – и стал отстукивать ногой какой-то недобрый ритм. – И вазу тебе, конечно, не жалко, хоть и свадебная? К счастью, да, Зоечка?

– Конечно, Ген.

– Ну что ты будешь делать!? – Он сел на диван, хлопнул себя по ляжкам. – Кто к тебе приходил? – сквозь зубы спросил он. – Кто?

– Любка, – тут же ответила жена, – забежала знаешь… я и не поняла ничего.

– Ну вот что. Садись и слушай. Да брось ты этот веник несчастный.

Веник вывалился из Зойкиных рук, а сама она села рядышком с мужем.

– Если у Любахи твоей труха в голове, ты же себя с ней не равняй. Гипертония у меня. Невротического характера. Если бы я был полудурком, меня бы в психбольницу положили, а не на курорт отправляли. Без конвоя же поеду, значит, не чокнутый. Сроду ведь чокнутым не был. Справку-то мне невропатолог выписывал, а не психиатр. Это – разные вещи, понятно?

– Да, – ответила Зойка и вдруг заплакала, причитая: – Это все Любка. Прискакала как бешеная и начала: «Ты, говорит, милого своего не беспокой, смотри. Ему нервный врач справку на лечение выписал. Во всем соглашайся, говорит, а то, не дай бог. Они ведь и буйные бывают».

Генка взорвался.

– Ох и дуры, ох и дуры же! Мамочки родные! С кем живу?!

Теперь весь поселок знал, что Генка Шаврин едет лечиться от нервов. Генка психовал, объяснял, но никто упорно не хотел его понимать. Нет, все соглашались: правильно, мол, верим тебе – гипертония, конечно. Езжай, лечись. Но Генка-то видел их глаза и понимал: беспокоить бояться. Психов же нельзя беспокоить, кто его знает, что у них на уме? Долбанет чем-нибудь по темечку – и будь здоров. Справка есть. В конце концов он на все разговоры махнул рукой.

– Деревня есть деревня, – говорил он Зойке. – Когда еще образование до них дойдет! Корову от быка отличают – и хорош. С ними и впрямь чёкнешься.

На курорт Генку провожала жена. Он мог бы и машину попросить у директора, но не стал. Уверен был, что не откажет, тоже ведь психом считает. «Одним миром мазаны, – решил он, – деревня».

Только в вагоне, в купе, он облегченно вздохнул. Попутчики, командированные в Москву парни, оказались инженерами-электронщиками. Когда Генка освоился и рассказал им историю со справкой, инженеры долго смеялись.

– Ох и влип ты, Геннадий Петрович. А что если и после курорта не поймут?

– Поймут, – уверенно отвечал Генка, – подумают, что вылечился. Это же не тяп-ляп, а курорт. Деревня, боже мой.

Настроение у курортника было отличное. Вокруг него в тесной компании сидели понимающие, умные люди. Они даже не зло подтрунивали над Генкой, по-разному обыгрывая концовку его злоключений. Генка это понимал и не обращал внимания. Скоро компания принялась играть в подкидного. При этом долговязый, с рыжими усами, Сашка, торжественно произнес:

– Готовься, Геннадий. Начинается серьезная проверка на твою… Понял? И на нашу, конечно, умственную полноценность. Готов к испытанию?

– Так точно! – по-военному отчеканил Генка, а долговязый Сашка быстро раскидал карты.

Генка пять раз подряд остался в дураках. Когда шестая партия подходила к концу, он понял, что из дураков ему не выбраться долго. Бросил большой веер атласных карт на стол и поднял руки. Три инженера рассмеялись. А у Генки вдруг задергалось левое веко, будто он им подмигивал. Генка надавил на глаз пальцем, отпустил, но тик не прекратился.

– Пойду-ка умоюсь, – он взял полотенце и пошел в туалет. Генкин тезка собрал карты и задумчиво проговорил:

– Что-то здесь не то.

– Да брось ты! – прикрикнул на него Сашка. – Что, у тебя никогда глаз не дергался?

– Дергался, – согласился тот, – но это другое дело.

– На всякий случай давайте-ка с ним полегче, – предложил третий, – и без хохмочек. Чем черт не шутит. У меня двое детей все-таки. Народу верить надо. Народ зря не скажет.

– Ну вот, все в порядке, – отворив дверь, сказал Генка и уселся на полку. – Раздавай.

Молча и очень серьезно сыграли четыре раза, и все четыре раза Генка не проиграл. Не проиграл он и пятую.

– Ну что, товарищи инженеры, – победно спросил курортник. – Почти на равных идем? А?

– Все люди равны. Братья. Все, – зачем-то сказал долговязый.

Генка не понял. Остальные же с укором посмотрели на добродетеля. После этого внезапная замкнутость и легкие проигрыши попутчиков предстали перед Генкой совсем в другом свете. «Неужели и эти дуру гонят? – подумал он. – Ну-ка проверим?»

Он собрал карты и, хорошо растасовав, раздал играющим.

– Коронная и заключительная, – объявил он.