Имя отчее… Избранное

Перед голым Виталиком предстал удивительный интерьер. Маленький светлый сарайчик был сплошь увешан картинами.

– Вот! – Николай ткнул в красивого белого кота, изображенного на сиреневом фоне. – А теперь читай название: «Мурка». Все ясно и понятно, как белый день: вот он – кот и зовут его – «Мурка». А у тебя? Ну, с «началом» ты объяснил, там еще более или менее понятно.

Художник перебил.

– Коля! Понимаешь. Здесь же понимать надо. У каждого свое мировоззрение. Ты в моих картинах видишь что-нибудь?

– Всякое, – неопределенно ответил электрик.

– Вот, – поднял палец Виталик. – А я – конкретное, как и ты свою «Мурку». И все так: каждый видит свое. Прежде, чем понять саму картину, нужно понять самого художника. Знать, видеть его …изнутри, так сказать.

Колька не согласился.

– Вот я тебя теперь знаю. И вижу еще. Голого, блин. А ты меня? В рогатулину палку воткнешь и скажешь, это и есть Николай Исаков. Но я тебя тогда совсем не пойму и морду набью. Понял?

– Понял, – согласился Виталик, – но и ты пойми – гениальность человека определяется его индивидуальностью.

– Значит, я тоже гениален? – Колян ткнул в себя пальцем.

– Да! – четко подтвердил Заварзин исключительность и гениальность электрика.

– Хорошо, – не успокаивался Колян, – тогда объясни мне вот это. И он извлек из глубин своего фонда репродукцию Малевича «Черный квадрат». – Это – что?

– Это тоже гениальный «Черный квадрат» Малевича. Весь мир это признал. И восхищается. У тебя же вон, портрет висит и называется «Теща».

– Теща, – кивнул Колька.

– Ну вот! – поднял брови Виталик. – Чего здесь непонятного: у тебя «Теща» – это чисто твое, у него «Черный квадрат» – это чисто его. Но твоей «Тещей» никто не восхищается, а перед «Квадратом» на коленях стоят.

– Кто стоит то? Да я тебе, – Колька гулко постучал себя в грудь, – знаешь, таких вот квадратов по двадцать штук в день нарисую. Если не больше. «Гениальность», – возмущенно взмахнул он руками. – Квадратики! А сколько краски ушло, тьфу, – плюнул он в угол, – аж жалко.

– Да, – согласился Заварзин, – нарисуешь ты эти квадратики, но ведь это будут твои квадратики, именно твои, ты в них мысль не заложил.

– Заложил, – гневно возразил электрик. – все туда закладывал, всю свою жизнь в квадрат свой заложил, – защищал он еще ненаписанную картину.

– Вот, – восхищенно воскликнул художник, – и опять это будет именно твой квадрат, а не Малевича. – он помахал тонкой ладошкой перед лицом электрика. Гневно помахал. – У Малевича – бездна, величина, а у тебя твой деревенский квадрат, в который ты вложил душу только своей деревни, но никак не Вселенной. Никогда, – предупредил Виталик, – никогда не рисуй квадраты, этим ты только себя опозоришь и опозоришь имя великого человека. Его вечность.

– Да пошел ты на…! – и электрик точно указал путь, по которому должен был двинуть художник.

Оскорбленный Заварзин вскочил и закричал:

– А почему твоя теща с метлой стоит?

Электрик такого каверзного вопроса не ожидал, но подумав, ответил:

– Так она же дворником в сельсовете работает. И сторожем, – добавил он.

– Вот, – опять гневно возопил Заварзин. – Это называется «примитивизм» и «наив» тоже. Кстати, одно из направлений. Вот видишь, это твоя – и только твоя индивидуальность. А я ведь сначала подумал, что ты подразумеваешь ее в образе Бабы Яги. А она – дворник – индивидуальность! Вот ты, Коля и найди и не потеряй ее. Тогда у тебя все получится.

– А ты нашел? – спросил тот.

– Я – нашел, – твердо ответил голый собеседник. – У меня пять персональных выставок было, и я – Член Союза художников.

– Да? – обозлился Колька. – А я – Член своего члена, понял?

Художник точно понял, что разговор об искусстве может закончиться для него, если не смертельно, то с побоями точно. Положение спасла юркая Ольга.

– Эй! – крикнула она в предбаннике, – вы что, с натуры друг друга рисуете? А-то давайте, заканчивайте и домой. Художник послушался сразу, а обиженный и непризнанный никем художник Колька еще немножко покочевряжился, потом плюнул в «Черный квадрат» и вышел в предбанник.

В общем и в целом все закончилось хорошо. Через неделю выставка вместе с художником Заварзиным уехала, а Колька дней пять взял за свой счет и все дни пропадал в своей «художественной мастерской». На пятый день измученный и заметно осунувшийся вышел наружу и уселся на крылечке. Сидел и ждал. Курил и частенько выглядывал за угол. А за углом просматривалась вся улица. Колька упорно ждал. По улице лениво проковылял косяк гусей, а воздушное пространство бороздила одинокая, как забытый шпион, ворона. Колька зло сплюнул. Но тут справа от забора, из-за стайки, что сзади, послышался шорох, и на свет божий явился Колькин сосед – Семен Горяев. Николай встал и громко поздоровался.

– Здорово, Семка!

– Здорово! – ответил тот и пошел к бане.

– Ты ничего, свободен?

– Да вот, картошки подкопать надо. Свеженькой.

– Зайди-ка, – Колька поманил соседа к себе.

Семен перелез через забор и пошел за художником. Колька Исаков очень волновался, и когда выставлял картины, споткнулся и чуть не упал. Он выругался и позвал Семена к себе, на свою сторону.

– Смотри. Только честно. Скажи, что ты здесь видишь?

Перед соседом стояли две картины. Он внимательно посмотрел на первую, левую.

– Ну – у – у, – он взялся за подбородок. – Это, вроде как пирамида. Только красная. На закате, наверное. Пирамида, – твердо сказал он, как будто они играли в отгадки и он отгадал.

У Кольки заиграли желваки.

– Ну ты и Сёма, в натуре… – угрожающе сказал он. – Посчитай, сколько здесь углов?

– Три, чо считать-то?

– Значит, это что? – и сам же ответил. – Это – «Красный треугольник» и все. Понял?

– Нет, – откровенно ответил Семен. – Я вот тебе нарисую полоску, – он начертил пальцем невидимую прямую, – и назову ее просто: «Полоска». Ну и что? А – а – а-… – вдруг осенило его, – я понял. По – моему завод такой был. Он так и назывался: «Красный треугольник». Галоши там делали.

Электрик сначала обалдел, но потом задумался и вдруг согласился.

– А наверное ты прав, Семен. Каждый видит то, что он видит. Вот ты уже два образа увидел. Пирамиду и галошный завод. А я вижу глубину. В масштабе страны, понял?

Семен кивнул и вдохновился. От похвалы.

– А это, – он показал на вторую картину. – Эта сильно похожа на японский флаг. Только у них круг красный, а у тебя – черный.

Колька в соседе разочаровался. Он сел на табуретку.