– Да, разные! Я как раз к твоему случаю и готовился! А то сейчас бы искали второго понятого, согласись я тогда пойти в ЗАГС, – в трубке послышались возмущения его сожительницы.
– Спасибо большое, брат, жду! – обрадовался Габоронов. Одной проблемой за сегодняшнее утро стало меньше.
Дознаватель, скопировав предыдущий протокол допроса, начал его заполнять по-новому. К слову «протокол» добавил «дополнительный», поменял дату, время, адвоката. Прошёлся по каждой строчке, чтобы не было опечаток, ошибок. На данном этапе множество его коллег «погорели».
Уголовное дело в чистом виде – это должно быть проверенное строгим редактором чтиво. Со всеми запятыми, красивыми и правильными словоборотами, без разногласий в написанном. Если в начале повествования уголовного дела главного «героя» будут звать Николай, а где-то в середине он станет Василием, то хорошего ничего не жди.
Все протоколы допросов берутся с предыдущих дел. Копировать-вставить. Меняются даты, фамилии, данные и вновь заполняются новыми описаниями преступлений. Однако в этих документах есть места, которые заполняются формально. Например, как в предыдущем протоколе допроса потерпевшего Шавко. В строке: «Лица, участвующие в следственном действии, были заранее предупреждены о применении при производстве следственного действия технических средств» заполняется «персональный компьютер, принтер дознавателем Рогачёвой Т.М.». Если взять у коллеги данный протокол допроса и заполнять его под себя, то эту строчку можно запросто пропустить по невнимательности.
Когда проводится реальный допрос, обстановка царит напряжённая. Подозреваемый с адвокатом следят за каждым движением руки дознавателя: как он щёлкает компьютерной мышкой, что-то печатает, смотрит всё время в монитор, при этом молчит. А сотрудник милиции пытается пробежаться по всем строчкам протокола, исправить данные, при этом держа в голове, что надо не забыть в показаниях подозреваемого указать нужные дознанию слова, такие как: «да, я разозлился и ударил», а не просто «ну, случайно задел». Совокупность всего требует хорошей концентрации. Надо же ещё показать, что дознаватель уверен в себе, своих знаниях, действиях. Жулику будет смешно наблюдать, как милиционер с красным лицом от волнения будет спрашивать постоянно у старших коллег: «А как тут написать? А как это сделать в случае, если…?».
В итоге практически всегда в уголовном деле после производства следственных действий остаются ошибки. Такие опечатки как: фамилия с предыдущего преступления, его номер, дата – частые «подставщики». Ошибки, конечно, формальные, но имеющие юридические последствия. «Что? Рогачева применяла компьютер и принтер, а не Габоронов? Так, кто допрашивал?».
Чтоб исправить такие погрешности, нужно потом при их обнаружении, звать вновь всех участников и говорить, что: «не грамотен, простите, вот тут исправил, распишитесь, пожалуйста, ещё раз». И вот здесь зачастую, дознавателю приходится изгаляться. Но об этом позже. А пока Габоронов проверял каждую строчку с предыдущего допроса подозреваемого, стараясь при таких условиях, с платным адвокатом, не допустить ошибок и опечаток.
В итоге, ещё через полчасика Габоронов зачитывал Десяткину его же показания, которые подозреваемый слышал в первый раз. Габоронов взял их из показаний потерпевшего Шавко.
Десяткин со всем согласился, всё подтвердил. Только на месте, где: «не выходя из автомобиля, я стал кричать ему: „убери свою машину, мне нужно проехать“ начал сей факт категорически отрицать. Утверждал, что не кричал, а „нормально“ попросил».
Место «я схватил за его куртку двумя руками. При этом Шавко В.А. облокотился на свою автомашину правым боком и придерживался правой рукой, чтоб не упасть. Тогда я начал тащить его на себя, высказывая нецензурную брань» так же подозреваемому резало слух. Он утверждал, что особо не матерился, выскочило, может какое нецензурное словечко, а так, чтобы выражаться… И за куртку не так уж сильно и хватал… Так, подержал немножко…
Габоронов вновь провёл беседу с Десяткиным, рассказав, что если потерпевший указывает так, то так тому и быть. Отрицать данные факты – только вредить себе, вступать на тропу непризнания, нераскаяния, а значит вряд ли о прекращении дела может пойти речь. Подозреваемый Десяткин протокол дополнительного допроса подписал, в котором было указано, что: «не сдержался и со злости ударил правой ногой по конверту левой задней двери автомобиля „ВАЗ-21099“». Это была ключевая фраза в показаниях. Имел умысел (разозлился) и совершил действие (нанёс удар). Если в показаниях было бы: «Проходил мимо, споткнулся, начал падать и автоматически выставил руку вперёд, а там оказалась дверь машины, которая помялась», то умысла и действия, направленного на повреждение имущества, не было. Всем спасибо. Все свободны.
После подписания подозреваемым признательных показаний Габоронов мысленно надеялся, что просьба защитника о его отсутствии при таком моменте не выйдет ему боком. Дознаватель шёл на нарушение закона, чтобы отправить дело в суд в установленные сроки. Поскольку адвокат должен был быть сейчас с подозреваемым и также подписывать данное признание. Адвокатского ордера вообще в деле не было. По сути, если Десяткин завтра передумает, то Габоронову нужно будет уничтожить данный протокол и забыть о признательных показаниях. Не говоря уже о том, если в кабинет ворвутся какие-нибудь органы и не раздуют из данного факта какую-нибудь фальсификацию, превышение должностных полномочий или мошенничество. Единственно, вся нажива, которую получал сейчас дознаватель, совершая сам преступление – это простое выполнение своей работы…
Звонок сотового телефона продолжил доброе утро Габоронова.
– Алло, Серёга, привет! – звучал серьёзный голос участкового уполномоченного Хартикова.
– Да, Игорь Васильевич, привет! – ответил дознаватель, параллельно указывая Десяткину, где ещё нужно расписаться в протоколе дополнительного допроса.
– Я взял характеристику на Апрешумяна, ты у себя?
– Да, у себя, товарищ майор, только скоро уеду на выводку. Оставишь тогда у меня на столе её, ладно? – дознаватель вновь убедился, что давать поручения участковым или оперуполномоченным через начальника продуктивнее.
Стоило только Ольге Юрьевне позвонить их начальнику, характеристика сразу появилась. Но это лишь так же вопрос о загруженности участковых. Задач от начальства всегда много, просто приоритетность меняется на ходу. «Стой там – иди сюда. Это брось – возьми немедленно».
– Всё, сейчас я составлю протокол проверки показаний на месте, – дознаватель Габоронов сообщил подозреваемому Десяткину, – И поедем. А там окажетесь в своём переулке и сразу сможете пойти к Шавко, договариваться о примирении.
– Хорошо, – покорно ожидал Десяткин.
На часах уже было одиннадцать, когда в кабинет постучались и дверь приоткрылась.
– Здравствуйте, а Габоронов на месте? – задал риторический вопрос вошедший в кабинет гражданин. Про цепкого дознавателя у двери он прекрасно знал. Если не сказать сразу, к кому пришёл, она всё равно на лету остановит и выяснит.
– На месте! Серёжа, к тебе! – сообщила лейтенант Третьякова. Как обычно, на ровном месте оказавшаяся там, где без неё прекрасно бы обошлись.
– Здравствуйте! – ещё раз поздоровался друг Габоронова, которого он позвал в качестве понятого.
– Здравствуйте! – поприветствовал серьёзно дознаватель Юру с его спутницей Светой, далее обратился к Десяткину – Вот, это понятые, они съездят с нами.
– Хорошо, – ничего против не имел подозреваемый.
– Можем, конечно, в Вашем переулке поискать, – специально предложил старший лейтенант, дав понять, что тогда состоится представление, в котором соседи всего переулка будут участвовать.
Если промолчать, то спустя какое-то время у Десяткина могут закрасться такие мысли, как: «Вот менты дело шьют, понятые какие-то свои. Все они заодно». А так будет: «Слава богу, понятые не с моего переулка. А то было бы как в криминальной передаче: милиция, куча соседей, я показываю, как совершил преступление, меня фотографируют…».
– Не, не, зачем соседей? И так все в курсе, цирк опять получится, – одобрил понятых Десяткин.
– Вот и я так подумал, – улыбнулся Габоронов, – Мне нужно ещё минут десять – протокол набрать. Покурите пока, пожалуйста…
К этому времени в кабинет дознания пришли ещё какие-то люди к коллегам. В помещении образовался небольшой гул. Старый оконный кондиционер не справлялся абсолютно. Габоронов уже чувствовал, как думается не так легко. Глаза уже начинало резать от усталости, ноги горели в туфлях, чувствовался собственный запах пота. Но все были в сборе и ждали только его.
Было начало двенадцатого, когда Габоронов позвал трёх участников данного процесса и начал объяснять, что происходит, чтобы у всех было правильное представление, последовательность и смысл происходящего:
«В общем, мы с Вами сегодня собрались здесь, чтобы проверить показания на месте гражданина Десяткина Алексея Борисовича. Вот он. Он совершил преступление по части первой статьи сто шестьдесят седьмой УК РФ – это умышленное повреждение чужого имущества. Сегодня он решил в содеянном раскаяться и показать, как это произошло аж пятого мая две тысячи девятого года. Для этого я вышел на улицу, Вы проходили мимо отдела милиции. Я остановил Вас, представился и пригласил поучаствовать в одном мероприятии в качестве понятых. Вы любезно, как сознательные граждане нашего государства, согласились. Вот они – Видницкий Юрий Васильевич и Пшеничникова Светлана Викторовна. Начали мы проверку показаний здесь, сегодня, двадцатого августа две тысячи десятого года, в помещении данного кабинета».
Понятыми не могут быть лица заинтересованные. Друзья таковыми являются. Поэтому официально делается вид, что понятые случайные.
Затем Габоронов зачитал сами показания, изложенные в указанном протоколе, суть которых начиналась со слов: «Десяткин А.Б. заявил, что показания давать желает, при этом желает добровольно на месте совершенного им преступления рассказать и показать обстоятельства его совершения, а именно о том, как…».
Так же окружающие услышали описание самого момента преступления: «После того, как Шавко В.А., оказался спиной ко мне, неся в очередной раз мешок, я, находясь около его машины, из-за отказа Шавко В.А. отогнать её, лишив, соответственно меня возможности проехать дальше, не сдержался и со злости ударил правой ногой по конверту левой задней двери автомобиля „ВАЗ-21099“, государственный регистрационный знак У539АМ100, принадлежащего Шавко В.А.».
И заканчивался указанный протокол таким словами, как: «В связи с чем показания данные Десяткиным А.Б., изложенные в протоколе его дополнительного допроса от 20.08.2010 г., полностью совпали с установленными обстоятельствами совершенного преступления. По окончанию следственного действия все участники вернулись в служебный кабинет № 10 ОД ОВД по Кирпиченскому району, где был составлен настоящий протокол».
– Всем всё понятно? – обратился к понятым и подозреваемому дознаватель.
– Да, – ответили участвующие в процессуальных действиях лица.
– Единственный момент, товарищи. Мы сейчас распечатаем протокол, поедем на место, быстро фотографируемся, набегом, чтоб соседи опомниться не успели, подписываем протокол на месте, но помните, что мы, якобы, вернулись в кабинет, составили его и только потом расписались, хорошо? Иначе его надо составлять на месте и от руки.
– Конечно, – никто не был против сэкономить своё время.
– Отлично. И ещё одно. Сейчас здесь, рядом с нами находится адвокат, защитник подозреваемого Десяткина – Тимофеев Михаил Олегович, вот он, – дознаватель указал на пустое место около своего стола.
Первые секунды у всех было недоумение в глазах от неожиданности поворота, с воображаемыми адвокатами пока ещё никто не встречался. Но дознаватель быстро объяснил понятым и подозреваемому:
– По закону с нами должен быть адвокат. Но он отправился, с позволения Алексея Борисовича, по другому делу, – Габоронов придавал значительности Десяткину перед понятыми, – Но если кто-нибудь когда-нибудь спросит, сколько людей принимало в этом участие, мы говорим, как есть: Дознаватель, подозреваемый с адвокатом и два понятых. Договорились?
– Да, конечно, – все согласились принять участие в данной афере. Хотя вновь нарушение закона было лишь для того, чтобы побыстрее закончить расследование данного уголовного дела, в ходе которого постоянно требуется совершать такие надругательства над порядком.
И свои понятые отчасти были именно для этого.
Во-первых, трудно представить двух прохожих с паспортами, которые шли себе куда-то по делам, а тут по предложению милиционера готовы проехать в другой район города, поучаствовать понятыми, потом вернуться обратно и в следующий раз прийти на допрос в качестве свидетеля. А возможно, потом ещё и в суд.
Во-вторых, в случае отказа жулика от договорённостей и заявления, что фактически его право на защиту было нарушено и адвокат не присутствовал, было возможно два варианта. Если адвокат действительно потом подпишет данный протокол, как и обещал, то свои понятые и даже сам адвокат подтвердит, что они были все вместе, когда он давал показания. Если же и адвокат обманет, то свои понятые подтвердят, что вообще ничего такого не было и они не в какой фальсификации с воображаемым адвокатом не участвовали.
Но это всё в теории. Дойди дело до разбирательства, кто кого сдаст первым – вопрос небольшой. Но со своими понятыми просто спокойней работать дознавателю. Хоть какой-то шанс на поддержку, чем совсем с незнакомыми людьми с улицы. Снова нарушение закона ради выполнения своей работы и привлечения подозреваемого к ответственности.