Большая книга интервью. Интервью разных лет. Беседы с Федором Конюховым. Такой большой и загадочный Китай.

СПАСАТЕЛЬ

Есть в подмосковном городе Видное знаменитый на весь мир Центр по проведению спасательных операций особого риска «Лидер», уникальное подразделение МЧС. Год назад здесь создали и открыли самый большой в мире робототехнический комплекс с новейшими роботами для манипуляций в зоне радиации, мощнейшей техникой.

Но все же главная сила МЧС не в «железе», золотой фонд – люди. Мы выбрали для разговора не генерала и не орденоносца, а самого обыкновенного спасателя. Знакомьтесь: Евгений Васильевич ЛЕНДЕЛ, начальник воздушно-десантной службы.

Он вошел в камуфляже, жизнерадостный крепыш 45 лет, и представился:

– Полковник МЧС Лендел. Вот такая у меня простая венгерская фамилия.

– Откуда она у вас?

– А я родился в Закарпатской области, что граничит с четырьмя государствами: Польшей, Венгрией, Чехословакией и Румынией. На краю города Берегового, где я жил до 17 лет, – граница с Венгрией. Там на десять человек восемь венгров, кино крутят на венгерском, в магазинах дашь форинты, а сдачу получишь в рублях… Отец у меня родом оттуда, а мать, Ильинова, русская. И я русский. Отец прекрасно владеет четырьмя языками, сестра – тремя, мать – четырьмя. Ну а я лоботряс, в семье не без урода: знаю только венгерский и польский. В 1978-м ушел на срочную службу в Мурманск, оттуда попал в Рязанское воздушно-десантное училище…

– И как вас из десанта в спасатели занесло?

– А спасателю парашютно-десантная подготовка в плюс. От нее бесстрашие, дисциплина и, если хотите, дерзость в нужный момент. Я всегда говорю: «Чего вы меня пугаете? Я с тысячи метров прыгал». У меня в подчинении уникальный народ. Запишите: старший прапорщик Марика Краав. Восьмикратный чемпион мира по парашютному спорту, отличный спасатель! Или Михаил Мельников, чемпион мира 2004 года. В «Лидере» только мастеров парашютного спорта восемь человек, двое – международного класса. У нас даже девушки-спасатели все прыгают и мужчинам фору дают… Я этим, кстати, пользуюсь. Ведь в «Лидер» для спасательной работы собраны люди отовсюду – не только десантники, но и бывшие моряки, связисты, танкисты и т. д. И всем положено освоить парашют, прыгать. Смотришь: к первому прыжку нервно готовится офицер лет 40, который и неба-то не нюхал. Это по молодости, когда хочешь проверить себя, шагнуть за борт самолета легко, а с годами чувство страха сильней. Так вот, садится такой офицер в вертолет для первого прыжка, а с ним на борту одни девушки. Красавицы, молодые, с парашютами. Ну, не может он после этого струсить и от прыжка отказаться…

Парашютиста-спасателя Евгения Лендела автор сфотографировал в служебном помещении центра «Лидер».

А если честно, то, когда в 1994 году мою десантную часть расформировали и мне, 34-летнему десантнику, пришлось покинуть ВДВ, я ушел на берег реки и нарыдался, как малолетний ребенок. ВДВ и до сих пор – моя любовь… А тогда меня пригласили в Ногинск – создать для МЧС принципиально новое подразделение парашютистов-спасателей. До этого парашютисты-спасатели были лишь авиационные, но они работали узко: по авиакатастрофам и встрече космических аппаратов. А нужно было учиться прыгать в очаги стихийных бедствий, в труднодоступные места, куда другая помощь не скоро пробьется. Прыгать на парашютах не налегке – с контейнерами грузов, инструментов, изобретать новые методы спасения…

– Приведите пример…

– Недавно на учениях в Туле мы показали эвакуацию людей вертолетом с высотных зданий. Представьте: дом в пламени, подходов нет, а на крыше машет руками и мечется потерпевший. Над домом срочно зависает вертолет – и спасатель на веревке (мы зовем ее «концом») спускается на крышу с каской и вторым «концом» в руке. Быстро одевает «обвязку» на человека, пристегивает того к себе – и оба, как птицы, взмывают в воздух на внешней подвеске вертолета. Так их, висящих на веревках, и буксируют в безопасное место.

Служивший у нас подполковник Монаков этим способом эвакуировал людей при наводнении в Ставрополье. Бывало, прижимает к себе потерпевшего и, чтобы тот в воздухе не нервничал, кричит в ухо: «Ты чего боишься! Посмотри вокруг – красота-то какая…».

– Наверное, спасателю трудней всего в горах?

– Мне довелось через весь Памир доставить гуманитарный груз из киргизского города Ош голодающему населению Афганистана. Прошел с колонной через 11 перевалов, на высоте 6000 метров, да еще зимой. Мы потеряли часть машин и несколько водителей. В буквальном смысле – они срывались в пропасть. Были сходы лавин, с лопатами пробивались сквозь завалы. И все же я не скажу, что это самое трудное. Нет легких спасательных операций. И в принципе не может быть! На праздник, 23 февраля, мы работали на обрушившемся в Москве Бауманском рынке. Очень много погибших. Счастье, когда кого-то спасешь. Мы вот достали оттуда живого человека. А до этого было нашумевшее обрушение крыши в аквапарке. Вроде такая же спасательная операция. Но! Тут взрослые, там – дети. Дети это, конечно, страшней всего, ни с чем не сопоставить! Так что пробиваться через горы – это одно. А разбирать завал, зная, что под ним люди, это совсем другое. А обеспечивать операции гуманитарного характера – это третье.

Наш подполковник Куликов в 2000 году, сопровождая врачей для оказания медицинской помощи чеченскому населению, в Заводском районе Грозного был обстрелян из засады. Два врача погибли, подполковник получил пулю в легкое. Но при этом сумел отразить атаку и спасти оставшихся врачей, которых уже взял на прицел боевик-гранатометчик…

– Сразил его?

– Да, с серьезным ранением смог применить оружие и опередил бандита на секунду. За что награжден орденом Мужества. У нас в центре много ребят награждено правительственными наградами. Потому как «Лидер» повсеместно привлекался на спасательные операции – начиная с оказания гуманитарной помощи общине духоборов в Грузии в 1994 году и кончая катастрофами и ЧС на Тайване, в Иране, Турции, Югославии, да по всему миру… Кстати, мы часто бок о бок работаем со спасателями других стран – немцами, американцами, индийцами, французами. Они очень профессиональны – но, знаете, чем от нас отличаются? Тем, что могут в любой момент сказать: «Там опасно! Я не полезу!». А у нас другое правило: спасатель имеет право на риск. Вы не полезете? Очень хорошо – а мы за пострадавшим полезем! Полезли и достали. Такой уж, видно, русский человек – широкой души. Он никогда не бросит товарища в беде, не пройдет равнодушно мимо несчастья…

Так выглядит интервью на газетной полосе. К сожалению, оно не вышло с заголовком оригинала «Нет легких спасательных операций», более точно отражающим суть беседы.

– Вы говорите про работу или повседневную жизнь?

– А разницы нет. Вот недавний случай: в октябре прошлого года в Подмосковье мы возвращались с учебно-тренировочных прыжков. Буквально за минуту до нас впереди произошла авария, столкнулись три автомобиля. Тут же выскакиваем и разбиваемся на группы. Переворачиваем «шестерку», лежащую на боку, – водителю не помочь, «двухсотый»! (т.е. мертвый, от печального «груз 200». – Ред.) Во второй машине – то же самое! А в третьей вроде двое живы. Руками – мы ж на прыжки ехали, без инструмента – разбиваем стекла и вынимаем пострадавших. Там муж с женой – купили скоростную иномарку и стукнулись по пути из Черноголовки. Мужчина от тяжелых травм умер у нас на руках. А женщине мы два часа поддерживали жизнь, пока не приехала «скорая» и мы не передали ее медикам с рук на руки. Такая готовность к ситуациям у спасателя всегда. Недаром у наших оперативных групп без конца учеба и тренировки – в том числе и по оказанию помощи при рваных ранах и переломах, ушибах и кровотечениях…

– Евгений Васильевич, какой совет по выживанию дадите читателю? Ведь даже в катастрофах погибают не все…

– Я лично думаю, что знание должно быть. Ведь сколько делает МЧС, чтоб люди элементарно умели спастись! На всех досках объявлений, рекламных щитах – памятки: что делать при террористическом акте, при пожаре, при наводнении и т. п. У меня, допустим, матери уже 80 лет. Во время Кишиневского землетрясения она гостила там у сестры, была на девятом этаже. Как только дом закачало, мать встала в проем двери. Потому что знала – в проеме тебя не придавит при обвале потолка. По максимуму надо себя при катаклизме обезопасить. И, в первую очередь, не паниковать.

– Вы бывали в десятках мест: в Афганистане, Киргизии, Таджикистане, во Владикавказе и Кармадонском ущелье…

– Я и в Америку был лететь готов, неделю не уходил с территории части, когда Лос-Анджелес тонул. Только американский закон, запрещающий принимать медпомощь от неграждан Америки на территории США, помешал вылету российского МЧС. У них там интересные законы бывают. В штате Аляска есть закон, который запрещает в полете выбрасывать из самолета оленя. В Мексике, по-моему, запрещено со львом ходить в кинотеатр. Но вы знаете, дело не в территориях – при чрезвычайных ситуациях везде стресс, грязь, жестокость, кровь, беда. Тут без разницы, в какой стране, какой национальности. Видеть несчастья, конечно, тяжело. И я могу понять горе матери, когда достаешь из-под завалов погибшего ребенка. Или горе мужа, когда он видит погибшую жену… Вот эту людскую боль, нервные срывы спасатели принимают на себя. Это, пожалуй, самое тяжелое и самое страшное в нашей работе, ибо ты их пропускаешь через свое сердце. Только одного я не могу понять – это непонимания нашей миссии. Или когда спасателям начинают, что называется, «права качать», угрожать…

– Такие ситуации есть?

– Простой пример: город Ленск в Якутии во время ужасного наводнения. Летим. Вертолет пилотирует начальник управления авиацией МЧС, генерал-лейтенант Закиров. Он тоже уникальный человек, летает, по-моему, на всем, что летает…

– Вы хотите сказать, что генерал, как простой пилот, сидел за штурвалом?

– А в МЧС это обычно – все высочайшие профессионалы любят непосредственно поучаствовать в деле. Возьмите нашего министра Шойгу, так он иные уникальные спасательные операции лично проводит. Вы посмотрите любое ЧП – первый кто там оказывается? Министр. Бросает дела, прилетает и приезжает на место моментально…

Короче, летим мы на вертолете над территорией наводнения в Ленске. И «зависаем» низко над домом, где лишь крыша из воды торчит. На крыше три человека – семья с ребенком, холодильник и какая-то свинья. Люди от помощи отказываются и кричат – мол, улетайте! Мы висим, ибо вода идет. Как вы думаете, что делает на крыше мужчина? Вам и в голову не придет – он достает двустволку и целится в вертолет. Мы улетели. Через два часа вода смыла их, семью еле спасли ребята-водолазы на лодке. Утонул и холодильник, и эта свинья. И вытащили их из воды в километре от домика. Ну, зачем это нужно было? И такой дури немало, к сожалению. То вдруг лодку «съездить к другу» кто-то из жителей начнет требовать: «Ведь вы спасатели! Вы МЧС! Вы обязаны мне лодку дать!». И не внушишь такому, что у МЧС другая миссия – спасать пострадавших.

– Расскажите про город Ленск подробнее.

– Там была адская работа. Произошел ледяной затор при ледоходе, когда река Лена тронулась. Его бомбили с самолетов. Разбомбят – вода из города уходит, на площадях остаются глыбы льда размером в полкомнаты. И снова идет затор и затопление улиц… И снова реку бомбят. Раз в полвторого ночи: «Подъем! На выезд срочно! Вода прибывает!». Водолазы заводят лодку и начинают работать на воде по поиску людей. Плывут по улицам, собирают тех, кто не успел спрятаться. Под утро выходят на связь: «Заберите нас!». – «А вы где?». – «Мы на перекрестке таких-то улиц возле светофора». Вода мгновенно ушла, вот они и сидят на асфальте – на моторной лодке. Нормально? Такие казусы, как ни странно, даже помогают снять психологическое напряжение. Как-то на вертолете сели на футбольную площадку, где посуше, и выгружаем бутилированую воду, поскольку в городе коммуникации затоплены. Подходит поддатый мужчина из местных: «Мужики, вы что привезли?». Не отрываясь от разгрузки, мы орем: «Воду!». На его лице неподдельное изумление: «Воду? А у нас что – воды тут нет?».

– Можно подумать, у вас не работа, а сплошной юмор…

– А юмор спасает. И не только в переносном смысле. Вот люди среди руин, попали в беду, до прихода спасателя многие в панике. И тут должен появиться тот, кого я называю коноводом. И если он ведет себя уверенно, с юмором, то и люди успокаиваются, готовы выполнять его команды, зачастую спасающие им жизнь. Ну, а если у кого-то нервный срыв, то можно просто «не обратить внимания». Ведь как мы обычно говорим пострадавшим: «Чего вы волнуетесь? Все будет спокойно. Будет все хорошо!».

А вот уж кому при такой ситуации больше всех достается, так это, извините, вашим коллегам-журналистам. Особенно, развязно себя ведущим. Нам раненого человека надо срочно эвакуировать. А тут оператор с видеокамерой: «Ой, подержите его еще секунду, я еще не снял!». Могут набить морду и разбить камеру. Все на нервах. Ни в коем случае нельзя мешать работе спасателей. Пожалуйста, фотографируйте, освещайте, мы уважительны к средствам массовой информации. Только, пожалуйста, не лезьте под руку на месте аварий. Там другая обстановка. Ни один спасатель вам во время работы не даст интервью. И если вы обратитесь ко мне с вопросами в такой обстановке, я повернусь к вам спиной и уйду. Потому что на ЧС превыше всего работа, всегда срочная, опасная и грязная…

– А что вы считаете залогом успеха спасательных операций?

– Люди на спасении сильны коллективом. Масштабы чрезвычайных ситуаций обычно таковы, что один человек ничего не сделает. Все равно, как в притче о венике – каждую веточку в одиночку легко поломать, а вместе они сила. Поэтому и людей готовим так, чтобы вместо одного пришло пять. Вот восемь наших спасателей едут в Таганрог и Геленджик, изучать работу с новейшим самолетом-амфибией «БЕ-200ЧС». Пока в мире всего три такие изумительные машины. Этот самолет садится на воду там, где надо срочно спасать людей из воды, особенно в северных морях, где переохлаждение после кораблекрушений наступает быстро. У нас много ребят, готовых к работе с «БЕ-200ЧС», и в Центроспасе, и в авиации. По мере поступления самолетов, надо готовить и спасателей «Лидера». Незаменимых быть не должно. Поэтому мы все приобретаем смежные специальности. Вот я парашютист, но, помимо прочего, и механик-водитель, и офицер-водолаз, и стропальщик, допущенный к работе с краном. Могу водить гидроцикл, катер, иную технику. Мне 45, а я все учусь…

– Жена не ревнует к работе?

– А она у меня сама спасатель 1-го класса и мастер парашютного спорта. «Мой главный инструктор», как я говорю. Восемь тысяч прыжков. Была в свое время абсолютной чемпионкой Германии и Кубка дружественных армий. В МЧС тоже с 1994 года. И дети – Кирилл и Димка, как дети многих спасателей, тоже прыгают. Причем младший Кирилл сделал первый прыжок с высоты 200 метров, задержка раскрытия три секунды. Прыгал вместе с папой. Я первый, он за мной. Только про семью не надо…

– Закрытая тема?

– У парашютистов личных тем не обсуждают. Вот у нас в центре есть один офицер. Если вы посмотрите его спасательную книжку – я даже не знаю, сколько там выездов и операций с его участием! К тому же и он, и жена – парашютисты-спортсмены высокого класса. Так они по три-четыре месяца иной раз не видятся – то сборы попеременно, то командировки… У них до смеха доходило: во Владикавказе могли встретиться. Двадцать минут поговорить – он полетел в одну сторону, она в другую. Но при этом крепкая семья.

Поэтому на нашей работе нужно очень любить эту работу. Здесь можно служить, лишь если ты предан делу. Случайные люди, те, кто ищет личную выгоду или стараются сделать карьеру, надолго не приживаются. Почему я все служу, хотя давно мог пойти на пенсию при 28 календарных годах выслуги? Да потому что люблю профессию. И так вам ответят многие спасатели. Мы здесь не работаем, а живем. Просто зовем свою жизнь работой.

    Беседу вел Виктор САВЕЛЬЕВ.
    Источник: газета «Ежедневные новости. Подмосковье», 19 апреля 2006 года.

КАЖДЫЙ МОЖЕТ ПОГЛАДИТЬ МАМОНТА

В музее ледникового периода собраны только подлинные останки ископаемых животных

Федор Шидловский не доктор и даже не кандидат наук. Но тем не менее его можно считать экспертом по ледниковому периоду Земли и его обитателям. Собранная Шидловским коллекции рогов и костей шерстистого носорога, ископаемых пещерных медведей, львов, мамонтов не имеет аналогов в мире. Федор Касперович известен и как гендиректор частного музея во Всероссийском выставочном центре (ВДНХ). С Федором Шидловским у нас сегодня разговор о том, что лежит под ногами.

– Давайте, Федор Касперович, сразу о Подмосковье. Говорят, вы сделали здесь свои личные открытия…

– Это не совсем корректно. Пальму первенства я бы оставил за краеведческими музеями Московской области, где собран богатый ископаемый материал. Просто древние кости надо уметь найти. А кто у нас главные естествопознаватели? Обычно дети, которые везде ищут. Себя помню в детстве – это ж фантастика! Любую раздавленную лягушку расковыряю, в любую щель полезу… В 1990 году, уже занимаясь палеонтологией, я сдружился с мастерами-косторезами из Хотьково Сергиево-Посадского района, поддерживал их. И вот во время нашей маевки на речке Воря, пока жарились шашлыки, я обратил внимание на подмытый берег. Геологический срез знающему человеку всегда интересен, потому что река вымывает хранимое тысячелетиями. Мне повезло: в грунте, среди глиноземов, проступали останки нижней челюсти мамонтенка. А ниже по течению, в отмели, лежал еще фрагмент – разрушенная берцовая кость мамонта. Вы ведь знаете, что 50 тысяч лет назад на месте нынешнего Подмосковья были арктические степи с прекрасной травой. Это было царство мамонтовой флоры, ее расцвет. Здесь водились – правда, не густо – шерстистые носороги. Здесь были свои местные мамонты, которые находили корм даже зимой. А летом сюда шли более крупные миграционные мамонты с юга, настоящие гиганты…