Большая книга интервью. Интервью разных лет. Беседы с Федором Конюховым. Такой большой и загадочный Китай.

Большая книга интервью. Интервью разных лет. Беседы с Федором Конюховым. Такой большой и загадочный Китай.
Виктор Савельев

Сборник составлен из интервью, взятых журналистом Виктором Савельевым у людей, которым есть что сказать миру. Писательница Иоанна Хмелевская, путешественник Федор Конюхов, спасатель – участник операций особого риска, цикл интервью о загадках Китая и травле русскими фашистами певца Федора Шаляпина, разговор с аэронавтом, побившем на дирижабле рекорд высоты германского «цеппелина», бомбившего Лондон… Эксклюзивные подробности, необычные судьбы, кредо незаурядных людей – вот суть книги интервью.

Большая книга интервью

Интервью разных лет. Беседы с Федором Конюховым. Такой большой и загадочный Китай.

Виктор Савельев

© Виктор Савельев, 2018

ISBN 978-5-4493-1963-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ищу героя для интервью с «человеческим лицом»

Введение автора в книгу

Эта книга собрала интервью автора, опубликованные в разные годы. Многие из них штучная работа, в корне отличная от тех интервью-однодневок, которые уже завтра будут неинтересны читателю…

В этой книге есть беседа с охотником за костями мамонтов, пещерных медведей и других представителей ледникового периода Земли. Больше всех древних животных любил этот исследователь шерстистого носорога – но натыкался на его кости и рога крайне редко, поскольку он не знал, в каком ареале их искать… А когда понял, то собрал лучшую в мире коллекцию рогов этого замечательного исчезнувшего вида…

Вот так же и с интервью: надо понимать, почему хорошее интервью – редкость и какая беседа в каком ареале будет интересна читателю и через годы.

На деле только кажется, что взять интервью – это пустяк, ведь ежедневно СМИ и ТВ берут сотни интервью: что покажет ваш театр в этом сезоне? что будет в моде? кто из политиков имеет шанс стать новым губернатором? и т. д. Но кто вспомнит этот «прошлогодний снег» через месяц после губернских назначений или ухода моды?

Качественное интервью всегда пишется только о человеке и главных для него вещах, а не о сиюминутном в быту или политике. «Человек есть мера всех вещей!» – это знали еще эллины в V веке до новой эры. Журналист в поисках темы интервью, а главное – героя беседы, должен уподобиться философу Диогену, который среди белого дня ходил по улицам Афин с фонарем и кричал: «Ищу человека!» – то есть ждал человека настоящего.

В этой книге собраны интервью автора разных лет – которые, тем не менее, не устарели.

Секрет их прост: из сотен бесед с самыми разнообразными людьми остались интересными сегодня лишь интервью сущностные, «с человеческим лицом», показывающие обстоятельства и характеры, достойные твоего внимания, читатель, и сейчас… Многое из собранных в книгу бесед не встретить нигде больше. Это эксклюзив, ярчайшие подробности, не потускневшие с годами – как не тускнеют отшлифованные алмазы! Не потускнели беседы с телеведущим Николаем Дроздовым, путешественником Федором Конюховым, интервью о Китае, о великом певце Федоре Шаляпине – всего не перечесть!

В обзоре творчества когда-то известного поэта Михаила Светлова кто-то дал классификацию: есть у него и рядовые стихи, а есть такие стихи-генералы, как «Гренада, Гренада, Гренада моя…»

Это меткое разделение запомнились. И какие-то свои беседы я определил для себя как интервью-генералы, а какие-то безжалостно – невзирая на лица – отнес в рядовой состав. У читателя может быть насчет их рангов другое мнение. Но скучно ему не будет, ибо интервью с людьми, которым есть что сказать миру, – это всегда интересное чтение!

ИНТЕРВЬЮ-ГЕНЕРАЛЫ

«ПОЛЯРНЫЙ ГУСЬ» – ПТИЦА ВЫСОКОГО ПОЛЕТА

Некоторые подробности о новом абсолютном чемпионе мира, аэронавте и конструкторе Станиславе Федорове

17 августа 2006 года, стартовав из подмосковного местечка Рыболово близ города Жуковский, российский пилот Станислав Федоров на аэростате Au-35 «Полярный гусь» поставил абсолютный мировой рекорд высоты – 8150 метров. Рекордный полет был приурочен к 80-летию РОСТО (ДОСААФ), 70-летию рекордного перелeта дирижабля В-6 «Осоавиахим» и Дню авиации.

К моему удивлению, в скромном офисе нового чемпиона мира и прилегающем аэростатном цехе не было ни одного репортера. Все было очень скромно: аэростат «Белый гусь» – теперь уже легенда! – лежал спущенной большой грудой синтетической материи, не похожий на небесного красавца. Я похлопал по гондоле из ивовых прутьев, побывавшей на рекордной высоте восемь тысяч метров, и поинтересовался у Федорова:

– А что будет с «Полярным гусем», Станислав Владимирович?

– Пока законсервируем. Зимой на нем собираемся бить свой же мировой рекорд трехгодичной давности по продолжительности полета тепловых дирижаблей. На следующий год начнем готовить «Полярного гуся» к экспериментальным пускам геофизических ракет на Северной земле для фотосъемок ледяного покрова Арктики. Вообще идея по запуску спутников с аэростатов давняя, на ней еще в 50-х годах американцы обожглись. Запускать ракеты на высоте с больших беспилотных шаров оказалось замечательно, но зачастую гонимые ветром полиэтиленовые оболочки падали на высоковольтные линии, вызывая аварии. Из-за этого программу свернули. «Полярный гусь» – уже новая эра современных тепловых аэростатов, которые на посадке превращаются, по сути, в дирижабли (по-французски «дирижабль» значит «управляемый». Ред.). У «Полярного гуся» на гондоле есть мотор с пропеллером, который запускается только при посадке, чтобы лететь до нужного места.

– А почему все же «гусь», да еще «полярный»? Ведь стартовали вы не в Арктике?

– Стартовали мы, действительно, из-под города Жуковский, где у нас база и ангары с аэростатами. Вообще в традициях российского воздухоплавания называть дирижабли именами птиц: беркутами, копчиками, аистами… У нас есть «Филин», старенький дирижабль, который мы трогательно любим, потому что все на нем учились. А нынешний высотный аэростат объемом 3 тысячи кубометров назван в честь полярного гуся, поскольку ему предстоит участвовать в программах Международного полярного года. Полярный гусь – это птица необычная, летает очень медленно, но очень высоко: локаторы метеослужбы засекали стаи даже на высоте 10 тысяч метров.

– Кстати, расскажите: какие рекорды высоты побил «Полярный гусь»?

Дирижабль AU-35 «Полярный гусь» в полете.

– Самое смешное, что прежних рекордов было сразу два. Международной авиационной федерацией (FAI) признавалось достижение английского пилота Дэвида Хемплеман-Адамса, в 2004 году поднявшего аэростат на 6614 метров. А в Книге рекордов Гиннесса стоит рекорд аж от 19 октября 1917 года. Тогда немецкий военный «Zeppelin L-62» бомбил Лондон и одноразово сбросил несколько тонн бомб. В результате такого сильного облегчения дирижабль пулей выкинуло на семикилометровую высоту. Но во время мировой войны, как вы понимаете, спортивного комиссара на борту дирижабля не было, и официальным тот рекорд в 7200 метров не стал. Хотя уж точно, выше этих немцев ни один дирижабль в мире не летал! На всякий случай мы решили перекрыть оба эти достижения – официальное и описанное Книгой рекордов Гиннесса. Причем сделали это с большим запасом, перекрыв рекорд немецкого дирижабля «Zeppelin L-62» почти на километр.

– Когда «Гусь» поднялся на рекордную высоту, какие чувства были?

Так выглядит газетная публикация о мировом рекорде высоты, эксклюзивные фотографии для которой журналисту предоставил Станислав Федоров.

– Да никаких особых чувств не было, одна работа: надо же под оболочкой воздух греть, подачу кислорода вручную регулировать – ведь это же тепловой аэростат, летящий за счет газовой горелки в разряженном воздухе. Какого-то потолка высоты для «Полярного гуся» я не ощутил. У меня достаточно прозаическая ситуация была: в корзине 5 баллонов газа – три на подъем, два на спуск. Когда три баллона кончились, я просто переключился на четвертый и начал снижаться. Для нашей «птицы» набор высоты – это всего лишь вопрос горючего: «Полярный гусь» мог бы залететь и на девять тысяч метров. Но из-за того, что рекорд официально фиксировался разными системами, я вместо лишних баллонов газа взял в гондолу 50 кг аппаратуры. Потому что рекорд мало установить, его надо правильно зафиксировать и подтвердить. На старт в Рыболово приехал спортивный комиссар Международной авиационной федерации Дамир Менгазетдинов, перед взлетом он опломбировал два высотомера-барографа и две системы глобального позиционирования (GPS). По приземлению мне нельзя было складываться и что-то трогать, пока комиссар не снимет эти пломбы и не заберет бортовые самописцы. Поэтому после полета мою высоту не могли объявлять до расшифровки самописцев, хотя я знал, что залез на восемь километров. Только сейчас стала известна точная цифра высоты: это 8 150 метров над землей.

– Как встретила земля внизу?

– Спускаться с такой высоты, конечно, было «весело». Не все понимают, что идти спокойно и прогнозируемо можно только вверх: аэростат надут, у него хорошая стабильная форма. А когда идешь вниз, приглушаешь пламя в горелке, оболочка охлаждается, давление в ней падает. Дирижабль начинает терять форму, его сморщивает, местами переламывает, стабилизаторы начинают хлопать и махать. «Посчастливилось» на высоте 6 тысяч метров попасть в положение, когда ветром гондолу закрутило относительно оси дирижабля на 180 градусов… Но ничего, раскрутило обратно, успокоилось.

– Понервничали?

– Нервничать-то что особо? На крайний случай, у пилота хорошая парашютная система есть с собой. Все прошло достаточно штатно. На трех тысячах метров снял кислородную маску, отдышался. С тысячи метров включил бортовой двигатель и потихоньку пошел в сторону старта: отнесло меня примерно на 50 километров. И практически дошел бы, будь больше газа. Его при посадке осталось 6 литров, а бралось соответственно 240. Нашел хорошее поле близ Егорьевска, аккуратно сел. Встречали внизу меня истово. Потому что сел я неподалеку от большой автомобильной дороги. Машины, естественно, все остановились. Народ выскочил и стал немедленно предлагать слабоалкогольные и крепкоалкогольные напитки. Почему-то все подбежавшие считали, что первым желанием пилота после приземления должно быть немедленно выпить. А моим всеобъемлющим желанием было снять собачьи унты и термобелье с подогревом. Ведь после 38-гралусного мороза стратосферы я снова попал в милые подмосковные плюс 25 градусов.

– Все достижения вырастают из прошлого. Расскажите, как вас арестовали и держали на Лубянке…

– В эту историю меня втянул в сентябре 1989 года датский профессор Кай Пааманд, замечательная творческая личность, вечно юная. Тогда была эпоха всеобщего братания с западным миром, и в рамках акции «Next Stop» (типа «Следующая остановка в Советском Союзе») в Москву приехала куча скандинавской молодежи. В их числе самый «молодой» из всех – этот 72-летний датский пилот Кай Пааманд с воздушным шаром. На нем он собрался летать над Москвой. Полет даже был прописан в программе акции, утвержденной Советом Министров СССР, но, поскольку шел каким-то мелким и дальним пунктом, на него не обратили внимания. То есть, по формальному признаку разрешение было.

Самое обидное, что я и не летал сам, а был только организатором и сопровождал перелет на машине. Все поначалу шло хорошо: мы показали дирекции Парка культуры разрешение, собрался народ, милиция натянула свои веревочки на месте старта. Взлетели над столицей неутомимый профессор Кай и студент МАИ Алексей Павлов. Скандал разразился, когда они проплыли вдоль Москвы-реки неподалеку от Кремля, где собрался какой-то важный форум. Мы не успели на месте посадки в Тушино сложить шар, когда уже появились люди в штатском. В отличие от нас, Кай Пааманд, с его богатым жизненным опытом полетов в разных странах, понял, что дело пахнет керосином, и мгновенно куда-то испарился. Следующий раз я его увидел только через 10 лет в Дании. Павлов был для органов обычный студент, а меня, как организатора, увезли в одиночку следственного изолятора КГБ. Отсидел, правда, я всего два дня – спасла утвержденная Совмином СССР программа. Но дней через десять в «Правде» вышла статья с жутким названием «Небо без хозяина», где нам воздали по полной. Удостоиться разгромной статьи в «Правде» в те времена – это было серьезно. В статье нас, воздухоплавателей, обвинили во всех грехах – чуть ли не в смерти Гагарина. Тогда одной из версий этой гибели было предположение, что в сопло его самолета мог попасть вражеской рукой пущенный метеозонд. Словом, мы узнали о себе много нового и нехорошего. Но был уже 1989 год, и советские фобии быстро ушли. А дальше законодательство изменилось, и нам разрешили летать без прежних ограничений…

– Возглавляемому вами Русскому воздухоплавательному обществу почти 10 лет. Это правда, что вы были зачинателем рекламы на аэростатах?

– Которая, кстати, помогла выжить нашему братству энтузиастов, в основном студентов МАИ. Сейчас смешно вспомнить, что мы начинали с кошачьего туалета. В офис одной известной фирмы, поставляющей корма для кошек и собак, западные партнеры прислали нежданный подарок: аэростаты с рекламой на борту. Поскольку в фирме пилотов не было, на них летали мы, ребята из первого «воздушного» кооператива. Так вот, на одном из рекламных аэростатов был нарисован огромный белый погадивший кот, очень довольный собой, сидящий рядом с фирменным кошачьим туалетом. Каких насмешек мы не натерпелись, летая на этом «кошачьем горшке»! Но мы терпели и благодарны тем производителям кошечьих туалетов: до них никто в стране не платил деньги за воздухоплавание.

А самым первым нашим заказчиком на аэростатную рекламу стал в декабре 1989 года «Театр песни Аллы Пугачевой». Надо было повесить на борт аэростата плакат с надписью «Алла Пугачева. Рождественские встречи в Олимпийском!». Художники сделали эскиз, мы кинулись по складам, базам и магазинам, но ткани в условиях советского дефицита не было никакой! В конце концов, нашли ситчик в мелкий голубой цветочек, который шел на пошив мужских «семейных трусов». Масляной краски не было, текст писали гуашью, а чтобы гуашь не растеклась, сверху забрызгали лаком для волос. Вблизи синие «цветочки» на ткани выглядели ужасно, но на высоте они сливались в приличный сплошной фон. Потому мы старались пораньше запустить аэростат, чтобы не смешить народ… А потом была первая избирательная кампания Ельцина, знаменитые «аэростатные рейсы 90-х годов». Тогда 5 наших аэростатов за месяц отлетали в 160 городах страны. Орали в «кричалки» над толпами, сыпали сверху листовки. Ужасная картина!

– Значит, вы тоже вошли в политическую историю?

– В историю, с вашего позволения, мы вошли с российским флагом, день которого страна отмечает 22 августа как государственный праздник. На деле флаг у Белого дома был поднят в 1991 году не 22-го, а 19-го числа. Правда, на аэростате. Так уж получилось, что у нас был симпатичный ветроустойчивый аэростат, на котором мы у Белого дома поднимали антенну радиостанции, транслировавшей указы Бориса Николаевича. И тут кому-то в голову пришла мысль поднять в воздух на шаре новый российский триколор. Что мы и сделали с энтузиазмом за три дня до признанной даты подъема флага. Флаг этот потом лет пять выставлялся в бывшем музее Октябрьской Революции, ныне Музей современной политической истории… От политики, правда, мы очень быстро отошли – она мешала сосредоточиться на главном для нас: разработке аэростатов. Но у Белого дома познакомились с теми, с кем потом зарегистрировали фирму «Авгуръ», где я сейчас главный конструктор.

– Удивительно, что бурное в 30-е годы прошлого века аэростатостроение было напрочь забыто лет на пятьдесят, а то и более…

– Аэростаты и дирижабли штука хорошая и дешевая, но, как показалось в те довоенные времена, малопригодная в век истребительной авиации. Слишком легкая мишень! Это в наши дни военная наука осознала, что несколько часов вылета самолета дальнего радиолокационного дозора А-50 обходится стране в 30—40 тысяч долларов, а высотный дирижабль с радаром при малых расходах может сутками висеть в воздухе. Но тогда, перед Второй мировой войной, практически во всех странах, кроме США, разработку дирижаблей свернули. Остановилась деятельность знаменитой фирмы «Цеппелин». Конечно, тут было много трагических совпадений. К примеру, авария на огромном немецком супер-дирижабле «Гинденбург», который эффектно сгорел после перелета из Европы через Атлантический океан у мачт американского аэропорта Лейкхерт 6 мая 1937 года…

– Вы полагаете, это была диверсия?

– Во всяком случае, гестапо посмертно обвинила в поджоге «Гинденбурга» члена его команды немецкого антифашиста Эриха Шпеля, мечтавшего уничтожить символ мощи и гордость нацистской Германии. Этот дирижабль, названный в честь генерал-фельдмаршала Гинденбурга, передавшего Адольфу Гитлеру власть, был длинней легендарного «Титаника» – 248 метров, это был гигант с 26-ю двухместными каютами, на огромном хвосте которого красовалась черная свастика. К сожалению, наполнен он был очень легковоспламеняющимся водородом. По версии следствия, Эрих Шпель заложил фосфорную бомбу в четвертый кормовой отсек и хотел взорвать «супер-цеппелин», когда пассажиры покинут борт. Но из-за грозы дирижабль пустили в обход Нью-Йорка, и тот в аэропорт прибытия опоздал. Часовой механизм мины сработал у причальной мачты, унеся в огне пожара жизни 36 человек из ста находившихся на борту. Кинокадры катастрофы тогда облетели весь мир.