Прошло два года до предела заполненных тренировками в войском правиле, учебой у Глаи, письмом и счетом, учением разговора на иноземных языках. За три года, ко дню моего рождения во второй седмице травня месяца, я вытянулся в росте настолько, что достиг бровей деда Микулы. К моему удивлению, больших пластов мышц, как у деда, у меня по-прежнему не было. Одни кости и жилы толстые.
Семаргл окончательно заматерел, стал серьезнее и еще массивнее. Теперь он бы мог отбиться от тройки матерых бирюков. Питин тоже утратил юношескую живость. Научился выступать вальяжно, считая, по – видимому, что наша семья должна ему прислуживать. Но ездить на мне и Семаргле не перестал.
Жар вырос в справного, высокого и стройного молодого жеребца. Эти два года дед Микула ежедневно тренировал нас обоих и в скачке с препятствиями и забеге на расстояние, в вольтижировке, рубке лозы легким клинком, метании с седла сулиц на всем скаку и стрельбе из лука на любом карьере. В первый раз, когда на него надели седло, Жар немного поартачился, но быстро смирился с седлом и попоной, когда я на него садился верхом. Правда, когда на него пытался забраться кто-либо посторонний, он превращался в яростного, неукротимого демона, который визжал, лягался, вставал на дыбы и падал на спину. Ни Митяю, с которым мы подружились, ни его ватажникам он не давался в руки, как они не старались.
Семаргл и Питин давно распределили обязанности. Питин хозяйничал в избе и погребах наравне с Глаей. Безжалостно истреблял мышей и крыс, что осмеливались пробраться в указанные помещения. Вот только он стаскивал свою ночную добычу ко мне на постель, видимо для того, чтобы я не забывал о его войских подвигах.
Семаргл хозяйничал во дворе и поле. Днем он бдительно следил за нашей животиной. И, если двух коров днем он доверял охранять молодому быку Ревуну, то стадо из дюжины овечек с бараном Мяшей он проверял несколько раз за день, не доверяя дурному барану и, по моему, правильно делал. Все так, но стоило мне собраться сбегать в град, они возникали тут как тут. Я, конечно, понимал, зачем они туда стремятся, несмотря на опасность схваток с градскими котами и псами. Не маленький.
Пришлось принимать меры и, с согласия прабабки, у нас год назад появилась молодая псица местной породы и тоже молоденькая кошечка Тинка.
Мы с другами изменились за это время сильно. Только дед Микула с прабабкой за три года нисколько не изменились. Остались такими же среброголовыми чудиками, с огромным уважением относящимся друг к другу. Занимались хуторскими делами, вели хозяйство. Учили меня всему, что знали сами. Конечно, я не стал под руководством Глаи настоящим травником и ведуном, хотя был близок к этому. У меня неплохо получалось внушение. Заговорить боль, остановить наговором кровь-руду у себя или других людинов, вызвать родовой Морок. А войское правило, изучаемое под руководством деда Микулы, давалось мне легко. Я был хорошим учеником.
Митяй с ватагой, после того случая с привезенными заморским гостем полдневными тварями, иногда неделями пропадали у нас на хуторе, когда были свободны от домашних обязанностей. Как в марену, так и в знойную живу. Упражнялись в войском правиле под приглядом деда Микулы. Гонял он ватагу как сидоровых коз, зато это принесло плоды: ватажники постепенно становилась справными молодыми воинами.
Увидев однажды, как я упражняюсь в бою без оружия, как ломаю ударами торцом ладоней толстые сучья, а пятками разбиваю толстые плахи, Митяй спросил:
– Ты и тогда так мог драться, Ратин?
Выслушав мой ответ, он покрутил огненной головой и долго молчал, потом задумчиво пробормотал:
– Да… Выходит, ты и тогда мог нам переломать руки и ноги, попробивать дурные головы. Какими мы дураками были!
– Ну да! А что бы я тогда сказал твоим родителям и всех других парнишек из ватаги? Как бы смог деду Микуле в глаза смотреть? А боги? Что они сказали бы на подобное непотребство?
– М-да… – пробормотал Митяй. – Мало нас дед Микула гоняет. Не считая тебя, конечно.
Семнадцать лет. Много это или мало? Дед Микула с моим прадедом в шестнадцать ушли с княжьей дружиной в полуденные земли. А я все еще живу на спрятанном в крепи лесов хуторе. До выполнения моей клятвы данной богам по-прежнему как до небесного Месяца. Вот и думай, Ратин.
Посвящать себя в Велесовы ближники я не хотел, хотя мог спокойно выдержать все испытания. Так утверждал дед Микула. Но стать боготуром – значит подчиняться приказам волхвов, не быть свободным в свершениях. А мне нужно было идти на юг, далеко на юг в скифские степи. К старой Тамтархе, к князю Гобою, у которого мой дед был в боярах-ближниках, либо к его преемнику. Узнать, кто такие хунну, что за племя. Откуда они пришли на нашу землю.
Только в детстве хорошо верить в богатырей – поединщиков, что разъезжают по скифскому полю, ища себе чести и славы. Один в поле не воин, будь он даже семи пядей во лбу – эту науку я усвоил хорошо. Недаром дед Микула учил меня не только одиночным схваткам. Вместе с Митяевой ватагой он обучал нас ходить и бегать строем, совершать четкие повороты и перестроения, ставя щиты к щиту, когда ватага превращается в какое-то сказочное многорукое и многоногое существо, способное бить и давить на противника объединенной силой всех воев.
Он рассказывал нам о фаланге – воинском построении измышленном полководцами далекой Эллады. О македонской фаланге Александра, сына Филиппа которую не смогли сломить многочисленные войска персидского царя Дария. Говорил и показывал воинское построение для не многочисленной дружины под названием «Каре», о построении «свиньей», годном только для тяжелой панцирной конницы при прорыве строя супротивника. Его сказы о войнах древности мы все слушали с великим вниманием и мотали себе на еще не отросшие усы.
– Мр-а-у-у! – мягкая лапка чувствительно дернула за ухо. Я с великой неохотой открыл глаза.
– Чего тебе, котяра?
– Мру! – шершавый язычок, словно наждаком прошелся по щеке. – Фра!
– Чего это он? – спросил проснувшийся Митрий, вместе со мной спавший на полатях.
Я уже давно перестал его даже мысленно называть Рыжим Митяем, с этаким оттенком пренебрежения. Конечно, физиономия у него осталось прежней: вся усыпана лельнушками, над челом топорщились непокорные огненно-рыжие волосы. Но друга дразнить нельзя. Можно иногда пошутить, но не со злости и без пренебрежения.
– Беспокоится. Зовет куда-то, – зевая, ответил я.
– Так ведь рано еще. Нам с тобой, после вчерашних подвигов, дед с Глаей разрешили отдохнуть в волюшку.
– Мр-р-р-рав! – рявкнул Питин.
– Эге! Дело, видать, сурьезное. – я мигом соскочил с полатей, натянул рубаху и крашеные порты. – Подымайся, Митрий, тож.
Питин, постоянно оглядываясь на меня, устремился к двери. Хвост у кота раздраженно дергался, и это мне совсем не понравилось.
Во дворе нас встретил Семаргл. Тихонько рыча, он подтолкнул меня к двери повалуши, в которой лежало учебное оружие и луки.
– Тревога! Шепотом сказал я Митяю. – Буди деда и Глаю. Семаргл зря беспокоиться не станет. В лесу есть кто-то. Чужие.
Ни слова ни говоря, правнук деда Микулы кинулся в избу. Совещание было коротким.
– Ты, Ратин, бери лук с боевыми стрелами и с Семарглом отправляйся туда, куда пес поведет. А мы втроем вооружимся, чем следует. Будем тебя ждать.
Ярило только встало над виднокраем, лесные птахи еще заливались утренними песнями. Обеспокоенные деревянницы выглядывали из-за древесных стволов, через клочки поднимающегося вверх тумана. Сквозь болота, окружающие хутор, мы пробирались долго. Упыри, да кикиморы уже проснулись, потому следовало быть осторожным.
Семаргл вел уверенно, все время поглядывая на меня. Я молчал, только старался следить за легким ветерком, но слава богам, Шалоник веял почти все время в лицо.
Внезапно Семаргл остановился, припал к земле. Я тоже устроился согнувшись за кустом и глянул вперед, где мне почудилось смутное шевеление. Вот оно что! Меж лесных великанов тихонько крались, стараясь не брякнуть оружием люди незнаемые и было их много. Очень много. Около сотни воев. Светловолосые, рослые, не похожие на степных наездников, шли они тихо, экономным, привычным к лесной чащобе, шагом. Оружны были луками, топорами и короткими охотничьими, на бера, копьями, да дубовыми палицами. Доспехов на находниках почти не было.
Откуда они? Дед Микула сказывал, что на полуночь от нашего града по озерам живут люди угорского племени. Неужели оттуда? На что надеются? Так…На расстоянии выстрела из лука двигался еще один отряд. Около полуторых сотен. Да еще были сторожи, выдвинутые вперед по движению отряда и далеко в стороны. Вот от них мне с Семарглом следовало хорониться особенно. Это уже было серьезно. Две с половиной сотни северных находников, отправившихся пошарпать беспечных Рысов.
Передовую сторожу вел вперед человек отлично знавший местность, потому что он уверенно обходил болотные топи, отыскивал тропинки меж ними. Кикиморы болотные находника – проводника почему-то не трогали. Но чувствовалось, что про наши гати он не знал.
Убедившись, каким путем вороги пойдут дальше, мы с Семарглом стороной опередили отряды и сторожу. Беспокоил меня проводник отрядов. Стрелить по нему, значит замедлить продвижение находников вдвое, и я рискнул. Замаскировался в густом кустарнике на склоне болотного холма и снарядил лук.
Когда передовая сторожа приблизилась, я высмотрел пожилого людина в простой домотканной справе, безоружного и который молча, движением шуйцы, указывал нужное направление.
Стрела пошла в неподвижном воздухе хорошо, ровно и воткнулась в шею проводника по оперение. Тот упал. Стрелял я шагов с сотни, потому не боялся промахнуться.
Когда среди находников поднялся крик и стрельцы пустили наугад свои стрелы, мы с Семарглом были далеко. Уходили болотами, стараясь не оставлять следов, петляли, делали скидку как зайцы и потому вернулись на хутор за полдень. Дед Микула за это время успел сгонять на Серке к своей захоронке, взять оружие и облачиться в доспех. Впечатляющее зрелище. Особенно производил впечатление исполинский меч в узорчатых ножнах, которого старый велет как раз приспосабливал за спиной. Вооружились и Глая с Митрием. Брони у них не было. Но висели на поясе метательные ножи с кинжалами, за спиной торчали кибити луков.
– Что там? – нетерпеливо спросил дед Микула, едва я показался во вратах.
– Находники, дедушка. Много. Две с половиной сотни. Может, чуть больше. Северяне по виду, светловолосые. Угры, наверное. Оружны луками, копьями да палицами. Бронь кожаная. Двигаются в сторону града. Вел их людин, дорогу к граду знающий. Обходили болота по тропам. Теперь того людина нет. Так что сегодня наверняка до града не дойдут. Может завтра к вечеру.
– А родичи по полям, да на репищах копаются. Не чуют ничего, – встрял Митрий.
– М-да-а…– крякнул дед Микула. – Доброгнев князь… Ров то не чищен, глина огнем не обожжена, вои не обучены… Митрий! – рявкнул он.
– Тута я!
– Беги, Митрий в град, сполох бей. Вдруг Ратин не всю силу находников высмотрел. Другие могут вешней водой по Роске подняться, сколь получится на плоскодонках и уже оттуда идти на град. Вода нынче высокая, волоками, да по речкам, везде пробраться можно, ровно по торне. Поспешай!
– Бегу, дедушка!
Митяй коснулся меня рукой, поклонился деду Микуле с Глаей и скрылся за вратами.
– Теперь нам, Глая Монионовна работа предстоит. Находники могут обнаружить хутор. Нужно попрятать скот, убрать в захоронку скарб, сколько можем. Курей твоих, да гусей – придется на подворье оставить. Тут ничего не сделаешь. Самой тоже придется в лесу схорониться.