Хоть коси.
Среди этих лопухов и хламья
Позаныкано стихов
До… черта.
Лопухи меж ржавых труб ворошу,
Стих беру, который люб,
Заношу
Я в тетрадь его в линейку косу.
Словно выужу линей
И несу.
В печь сую на жаркий под и верчу…
Приходите. Я не жмот.
Научу:
Как найти и подойти, как сорвать,
Что подладить, подкрутить,
Где соврать.
Как томить в печи его, как варить,
Как его из ничего
Сотворить.
2.
Те лини, что я ловил, не годны!
Ни кого не накормил —
Не жирны.
Вроде, ладил всё, как мог – к такту такт,
Но пошли куда-то вбок,
Не на тракт.
Брошу ручку, плюну вслед, разотру.
Сорок бед – один ответ:
Не умру…
Лопухи… Средь лопухов трын-трава,
Заготовок для стихов
Воза два.
Я хожу промеж крапив-лопухов…
Есть слова и есть мотив.
Нет стихов.
«…И вновь стихи. Я слышу их мотив…»
…И вновь стихи. Я слышу их мотив.
Так знает автор тайну слов в конверте.
Так помнит режиссер все кадры в ленте,
Отснятой и запрятанной в архив.
Они живут, как дождь, как облака,
Как времена, отлитые в века.
Я каждый вечер прихожу сюда,
Кручу кино, пока всё спит на свете.
При лампе в сорок ватт, в ее щадящем свете,
Я вынимаю кадры из «тогда» —
Из точки на обоях, на стене,
Куда дано проникнуть только мне.
Я режу ленту, заново крою,
Переставляю даты и событья,
И воскресает всё, что мог забыть я,
И жизнь мою, как будто не мою,
Я вижу вновь. Из прошлого огня
Она зовет в грядущее меня.
Как будто звук, к которому привык,
Пройдя по залам меж столов и стенок,
Вдруг приобрел неведомый оттенок,
Какой и не придумает язык…
Чем я, Господь, себя не оправдал —
Что слухом наделил и зренье дал?
Зачем мне нужно в свете сих свечей
Смотреть за горизонт и слушать, слушать,
И прежде, чем создать, сто раз разрушить,
И, трудно постигая суть вещей,
Почувствовать единственное то,
Что не умеет чувствовать никто.
И всё же я судьбу благодарю
За все мои страданья и мытарства.
Прекрасен конь и хороши полцарства!
Но за коня и царство подарю:
Но чтобы обязательно гнедой.
О двух крылах. И чтобы со звездой!
«Сколько дал – значит, столько и дал…»