Я был счастлив. Том 2. В зените лет. Том 3. На закате лет. Приложение. На расцвете лет

В моей первой школе, мы тогда жили на Красном Пути, я проучилась один месяц, потом папе дали квартиру в новом районе города – Советском. И со Светой мы расстались. Прощались со слезами.

Утром на новом месте, как уже было принято, я стала собираться в школу. Папа был на работе, мама занималась разбором вещей. Я взяла портфель, незаметно вышла на улицу и самостоятельно пошла в новую для меня школу, благо она находилась через дорогу, чуток наискосок. Пришла, вошла в класс, села за парту. Начался урок, учительница увидела меня, естественно, удивилась, – новая ученица, подошла ко мне и сказала:

– Девочка, ты кто такая?

– Мосина Света, – ответила я.

– Ты откуда?

– Мы вчера приехали с Красного Пути.

– Мама знает, что ты в школе?

– Нет.

– Вот что, Света, скажи маме, чтобы она пришли в школу. А сейчас иди домой. Мама волнуется, потеряла тебя, не знает, что ты в школе. Не заставляй её переживать.

На следующий день мама пришла в школу и меня зачислили в первый класс. В той школе я проучилась всего год, потом меня почему-то перевели в другую. В новую школу не надо было ходить через дорогу, путь до неё пролегал по узенькой улочке меж частных домов стоящих за сараями нашего двора. Как-то зимой я и моя новая подруга-одноклассница решили идти домой не ножками, а катиться. Легли на дорогу и катились по ней до самого дома. Забияки и выдумщицы! А однажды я ушла, никому не сказав, на районную новогоднюю ёлку. Накаталась там с горки до умопомрачения. Домой шла как ледышка, пальто стояло колом. Родители меня, конечно, потеряли. Иду домой, а навстречу папа. Взял он меня за руку и, ни слова не говоря, повёл домой. Так, молча, и шли. Уже дома папа снял с себя ремень и хотел крепко врезать мне по попе, спасла мама, хотя, уверена, папа не стал бы меня лупцевать, так… для острастки снял ремень. За всю мою жизнь я не помню случая, чтобы папа поднимал руку на меня или Валентина, он даже никогда не повышал голос. Не было и нудных нравоучений, были предостережение и спокойный разговор.

Новый район города – Советский, в народе названный городок Нефтяников из-за расположенного на его территории нефтезавода, строили заключённые, и часть домов в нём по своей принадлежности были нефтезаводские. В одном из своих домов нефтезавод выделил трёхкомнатную квартиру военкомату, тот в свою очередь две комнаты выделил семье начальника третьего отдела – папе, и одну комнату в этой квартире молодой семье – сержанту и его жене.

– Поживёте временно с подселением, – сказали отцу. – Построят новый дом, переселим в него сержанта, и вы получите всю трёхкомнатную квартиру.

Дом построили, сержант выехал, на его место прибыла другая семья, на смену ей третья и так далее. Ни отцу, ни маме, ни нам – их детям не суждено было жить в той квартире одной нашей семьёй, – без подселения. До самой смерти мои родители жили с чужими людьми. Валентин – мой брат уже женился, я вышла замуж, а родители так и мучились с подселением. Потом мы с мужем после его увольнения из армии переехали в Омск и жили с мамой (мама умерла в 1981 году), и тоже жили с подселением, лишь летом 1983 года мы освободились от него. Но это уже другая история и очень крутая, о ней расскажет Виктор в другой книге. А я пока продолжу рассказ о моём детстве и взрослении.

В новый дом мы переехали в конце сентября 1954 года. Помню, погода была прекрасная, – настоящая золотая осень. Казалось, она говорила: «Радуйтесь люди!» Но мне было грустно, я уехала от моих подруг, из дома с весёлым двором, с улицы с большими красивыми домами, из нашей миленькой квартиры, где было тепло и уютно.

– Что ждёт меня здесь, в новом районе и в новом доме, где нет больших домов, где нет красивой улицы, где страшно и неуютно? – думала я. – Страшно, потому что здесь всё хмуро и серо. Потому что здесь стройка и она за высоким забором с колючей проволокой. Зачем на заборе такая страшная, шипастая проволока? Неуютно, потому что наш дом какой-то неприветливый и молчаливый, и стоит он на хмурой грязной улице без асфальта. На улице нет людей, оттого она кажется мёртвой. Здесь всё не живое. Тихо. А где живут люди, там должны быть человеческие голоса, – утверждаю я. – По улицам должны ходить люди, а их не видно. Они прячутся, потому что страшные, как их маленькие страшные деревянные дома с окнами, строго смотрящими на меня. Я что вам сделала плохого? Что вы вылупились на меня? – кричу я им, но они ещё злее смотрят на меня. – Вы плохие, страшные дома, – нахмурившись, говорю я им и демонстративно отворачиваюсь от них, но через некоторое время вновь смотрю на противоположную сторону улицы. Меня привлекли детские голоса, несущиеся со стороны большого кирпичного, трёхэтажного дома, стоящего в ряду деревянных домов. Из этого красивого здания с большими светлыми окнами выбегали дети. Это школьники, что понятно по коричневым платьям и такого же цвета фартуками на девочках и серым костюмчикам на мальчиках. Я заулыбалась. У мальчишек и девочек переменка. И мне уже не грустно. – Завтра я пойду в школу, познакомлюсь с девочками, и у меня будут новые подруги, – сказала я себе, с интересом наблюдая за игрой ребят. И мой двухэтажный дом, и такой же дом слева вдруг стали светлыми и приветливыми. И даже деревянные дома устыдились своей строгости и перестали пугать меня своим хмурым видом. Их окна посветлели и на деревьях, что росли во дворах этих домов, зачирикали воробьи и запрыгали по ветвям синицы, осыпая с них разноцветную осеннюю мишуру.

Мы вошли в нашу новую квартиру, и она мне не понравилась. Узкий, длинный тёмный коридор с дверью напротив входа, справа две двери, и слева две двери. Двери, двери, двери! Контора, а не квартира. Вызвало наше новое жилище восторг в родителях или разочарование, не знаю, вероятно, чувство было смешанное. Открыли двери справа – одна маленькая, другая большая комнаты. Дверь прямо – третья комната. «Эту комнату отдадим сержанту, а комнаты рядом займём мы, – сказал папа, и мама согласилась с ним.

Зашли в первое помещение слева, – кухня с кирпичной печкой для приготовления пищи, напротив мойка. Мама открыла кран, из него потекла грязная вода.

– Миша, я зачем печка? Мы квартиру будем отапливать дровами и углём, – удивлённо моргая глазами, проговорила мама.

– В комнатах батареи отопления, значит, тепло будет, а печка… она для приготовления пищи.

– А-а-а! Понятно! Тогда ладно, только на кухне нет места для второго кухонного стола.

– Нам два не надо. Зачем нам два?

– Так сержант же… с женой.

– Поделитесь, авось не раздерётесь, – улыбнулся папа.

– А так ничего… жить можно. Главное, у детей будет своя комната, а потом и всю квартиру займём.

Приподнятое настроение испортил санузел. Зашли в него и блеск глаз моих родителей тотчас угас. Ванны не было, не было и душа, была только раковина с двумя кранами, из одного, как и на кухне, тонкой струйкой текла холодная вода, из другого немая тишина. У узкого окна, смотрящего на улицу, в левом дальнем углу узкого помещения санузла сиротливо стоял унитаз. В узком пространстве санузла стоял резкий запах открытого уличного туалета. Мама подошла к унитазу и ахнула. Он был доверху наполнен фекалиями – подарком от зеков, строящих дом.

– Ничего, Миша, уберём. Главное, что теперь у нас две комнаты, а потом и вся квартира будет наша, – сказала мама, открывая окно.

– Правильно, не такое перетерпели. Войну пережили, а это уже мелочи. Заживём, Поленька! – поддержал маму папа.

Но радость родителей была преждевременна. С приходом холодов жизнь в квартире стала испытанием воли и выдержки. Батареи отопления лишь слегка теплились и мы ходили по квартире в валенках. Папа и брат спали в маленькой комнате, а я с мама на плите печи. Мама стелила постель на протопленной печке, на кухне было теплее и выше от пола, по которому сочился холодный воздух. Вот так мы все и коротали наши долгие зимние ночи. Тепло стало на следующую зиму, когда нефтезавод застроил домами всю Магистральную. Тогда тепло в батареи подали на полную мощность, собственно, уверена, не застройка улицы домами была активатором тепла, а больничный городок, построенный и запущенный в работу к новой зиме.

Дома на всём протяжении левой стороны улицы однотипные, двухэтажные, двухподъездные, в каждом подъезде по четыре квартиры, – две на первом и две на втором этаже. Стоят эти дома и сейчас.

Вторые неудобства начальной жизни в новом районе – это зеки и бандитизм. Рядом с домом зеки строили больничный комплекс и их немного побаивались, хотя не стоило бы. Люди там, естественно, были разные, кто-то с тёмным прошлым, а кто-то отбывал срок по политической статье, но по большей мере все они были миролюбивые, по крайней мере, к местному населению. Вечером их уводили в тюрьму, и в ночь на улицы города выходили воры и разбойники всех мастей. Если зеков люди боялись днём, но всё же спокойно ходили по улицам, то по вечерам старались сидеть дома. Но как быть, если идёшь с работы? А на улице кромешная тьма – фонарного освещения нет.

В один из тёмных вечеров папа возвращался из военкомата, к нему подошли бандиты, наставили на него ножи и потребовали деньги. Папа сказал им:

– Возьмите часы, а из денег у меня есть только мелочь. Прошу не убивайте. Я всю войну прошёл, у меня двое маленьких детей. Они умрут без меня.

Пожалели. Ничего не взяли – ни деньги, ни часы. Папа пришёл домой бледный как мраморная статуя. Рассказал о случившемся маме, та стала занавешивать окна простынями. Вот такая была реакция от испуга, которая, естественно, не могла бы предотвратить беду, если бы бандиты захотели избавиться от свидетеля своего преступления. Не стояли же они на улице, и не подглядывали в окно, след их, естественно, давно простыл. Папе повезло, а кому-то другому в тот вечер вряд ли. Бандиты вышли на охоту, и они обязательно нашли «дичь».

Со временем условия жизни в той квартире стали относительно хорошие. Мы привыкали. А почему относительно хорошие? В жизни всё относительно. Кому-то дворец кажется мал, а кто-то рад крыше над головой. Вот и наша жизнь была относительно хорошая, хотя даже по меркам того времени не соответствовала жилищным нормам. Муж, жена, два разнополых ребёнка жили в двух комнатах – 18 и 11 кв. метров. Ладно бы это… так ещё подселение и постоянно меняющееся. К каждой новой семье приходилось приспосабливаться. Но хватит о них. Это я говорю себе, а тебе, потомок, продолжение рассказа о девочке, жившей в двадцатом веке.

На новом месте я быстро сошлась со всей ребятнёй и тоже стала предводительствовать над ними. Вообще-то я была та ещё забияка. Мальчишек обижала, дралась с ними, но они терпели мои выходки. Приходили домой поцарапанные, со ссадинами, родители выпытывали у них, кто сотворил с ними такое «варварство», на меня приходили жаловаться их родители. Говорили:

– Поля, утихомирь свою дочь! Она всех мальчишек терроризирует.

Больше и чаще всех доставалось Пете. Хороший, безобидный, но несчастный мальчик, его правая нога была короче левой, что влияло на его подвижность, он не мог быстро бегать, а детские игры в основном подвижные. Бывало, разделимся мы – ребятня, на две команды, Петя обязательно напросится в ту, где я. Проигрывали. Я возмущалась и замахивалась на Петю: «Из-за тебя проиграли!» – возмущалась и иногда поднимала на него руку.

Петя, плача, уходил домой. Сейчас я понимаю, ему было больно не физически, а от обиды.

Но однажды один из мальчишек не вытерпел моих выходок, подкараулил, когда я стояла рядом с сараями, взобрался на крышу сараев и сбросил на мою голову кирпич. Жаловаться я не пошла, хотя было очень больно.

Моей голове не везло. Я несколько раз билась ею о столб, о железные щит и балки. Все эти удары, возможно, сказались на моём зрении, я рано стала носить очки, хотя… может быть, в том была другая причина. Я читала по ночам под одеялом, с фонариком. Книги были моей страстью, они и сейчас являются таковыми.

В четвёртом или пятом классе на медосмотре у меня выявили порок сердца. После полного обследования в больнице выдали справку об освобождении от уроков физкультуры, а я любила бегать, прыгать и всё подвижное. С завистью смотрела на своих одноклассников, но… и вот как-то в один из дней, не сказав родителям, решила пойти на урок физкультуры. Приготовила спортивную форму и на уроке физкультуры встала в строй. Учитель физкультуры увидел меня и сказал:

– Мосина, у тебя же освобождение.

– Оно окончилось, – соврала я.

В этот день были прыжки в длину. Я прыгнула дальше всех.

Владимир Семёнович – преподаватель физкультуры посмотрел на меня внимательно и с изумлением, потом сказал:

– Света, тебе нужно заняться лёгкой атлетикой.

Я стала ходить на тренировки, потом тренер зачислил меня в сборную школы по лёгкой атлетике, и вскоре я приняла участие на областных соревнованиях, где наша сборная заняла первое место. Всех призёров поздравили, вручили грамоты, а нам, занявшим первое место, подарили ещё и по пять книг с литературными работами русских классиков (каждой девочке), и показали в телевизионных новостях. Меня увидел Петя, переехавший к тому времени в другой район. Пришёл ко мне домой свататься, а мне всего пятнадцать лет. Естественно, я ему отказала, да, он мне и не нравился, он был просто товарищем детства и не более. После этих соревнований наша женская сборная поехала на сибирские соревнования в Иркутск, где мы заняли третье место. Это был большой успех нашей школьной команды. После соревнования нам предоставили возможность кратко познакомиться с городом, мы были на Ангаре, но вода в реке была уже холодная и мы не купались в ней. До окончания каникул мы ещё успели съездить на республиканские соревнования в город Куйбышев, но там призовое место не заняли – расслабились, посчитали себя великими спортсменами. Вот и поделом! Переживали. Утешительным призом была прогулка по Волге на теплоходе. Красивая, великая река, но наш Иртыш с её зелёными берегами всё-таки лучше и красивее. В областных соревнованиях по метанию копья у меня была грамота за третье место. Со сборной я ездила не только по городам, где проводились соревнования, но и на базы отдыха, всё было бесплатно, – проезд, проживание и питание. Особенно мне понравился отдых в Казахстане – в Боровом, на озере Щучье. Там мы купались, загорали и просто «бесились». Естественно, как несовершеннолетние девушки, хотя и созревшие, мы были под опекой нашего школьного тренера Владимир Семёнович. Нам он казался взрослым мужчиной, а на самом деле он был молодым человеком и со своими «тараканами» в голове.

1962. Света в школьном спортзале

В Боровом мы жили в спортивном зале сельской школы и до озера некоторое время шли пешком. Так вот, однажды Владимир Семёнович решил обучить нас плаванию. Раздобыл где-то лодку, усадил в неё девочек, а я и Наташа Михайлова, моя подруга и соседка по дому, схитрили, в лодку не вошли. Услышали слова В. С. о том, что он будет учить девочек плаванию ужасным способом – сталкиванию их в воду из лодки, а мы с Наташей плавать не умели. Когда девочки вошли в лодку, нам в ней места уже не было.

– В следующий раз поплывёте, – сказал В. С, но следующего раза не было. Очевидно, он понял, что «переборщил». Вот так наша хитрость спасла наши души. Могло быть всякое, мы, конечно, упирались бы, и лодка могла перевернуться, а в толчее и в воде, цепляясь друг за друга, утонули бы не только мы с Наташей, но и другие девочки.