Неожиданно в груди Ляпина разлилось тепло, он улыбнулся: «Конечно, Зина. В твоей головке как всегда умные мысли возникают. С тобой в паре очень легко было работать». Зинаида часто заморгала, из уголков глаз по щекам протянулись две черные полоски. Помотав головой из стороны в сторону, она резко развернулась и почти бегом выскочила из комнаты.
Отвальная прошла отлично. В самой большой из комнат отдела сдвинули столы, выставили салаты, купленные в кулинарии, докторскую колбасу и окорок «Воронежский», шпроты и скумбрию горячего копчения. Верхом прощального ужина были только что сваренные из полуфабрикатов пельмени лучшей пельменной города. Водка была в избытке, хотя такое в принципе невозможно. В трехлитровую банку в центре стола поместили шикарный букет, врученный ему Зинаидой. Первое слово, как и положено, сказал начальник управления. Отметив, что Ляпин увольняется по семейным обстоятельствам, что, когда ему наскучит жизнь без ежедневной борьбы за сохранность социалистической собственности, то его с удовольствием примут обратно, он, выпив рюмку, пожелал всем хорошо проводить одного из лучших в их коллективе и ушел.
Затем говорил каждый присутствовавший. Ляпин растрогался: глотал слезы, сморкался, пытался что-то ответить, но в горле стоял ком. А, главное, он верил, что все говорили искренне. Зачем же врать человеку, если знаешь, что больше с ним не встретишься. Первой, сославшись на сурового мужа, встала из-за стола Зинаида и попросила Геннадия выйти с ней в коридор «на пару ласковых». Тут случилось самое неожиданное: Зинаида, которую он вообще не воспринимал иначе, чем сослуживицу, обняла его за шею, подтянулась, повиснув на нем, и крепким поцелуем впилась ему в губы. Ляпин мигом протрезвел, сделал попытку обласкать ее, но Зинаида отстранилась, всхлипнула и ушла.
Расходились уже около двадцати двух часов. Раздухаренный Зинаидой Ляпин попытался расцеловаться еще с двумя отдельскими женщинами, но обе увернулись и от объятий, и от поцелуя. К концу вечера водка и впрямь закончилась, а Зинины губы он ощущал на своих еще почти месяц.
Магадан, это где?
Южанина, все жизнь прожившего и проработавшего в курортной зоне, пугал Север. В его окружении оказалось, что про Норильск знают больше, чем про Магадан, что очень его удивило. Так, разрозненные сведения, слухи. Кто-то советовал купить парочку масляных радиаторов, потому что там перебои с отоплением во время сильных морозов. Кто-то предлагал захватить пару сотен лимонов и есть по одному каждый день, иначе помрет от цинги. Самое плохое, что советы давались на чистом глазу, люди верили в то, о чем говорили. Вспоминали «Северное безмолвие» Джека Лондона, о том, как плевок замерзал, не успев долететь до земли.
С утра он смотался в кассу и купил билет с пересадкой в Москве. Из Норильска в Сочи прямой летает, а магаданцы не додумались до такого. Хотя можно было через Хабаровск, но кто знает, как быстрее. Вернувшись, сообщил жене, что вылетает послезавтра и попросил купить все необходимое.
– Гена, а Магадан – где это?
– На краю света, Оленька. На краю. Более точного адреса не знаю, – Ляпин погладил жену по голове. – Посмотри в атласе.
– Ничего себе! Смотри, – Ольга протянула мужу атлас, – на северном побережье Охотского моря. На одной широте с Ленинградом. 8 часов разница во времени. Да?
– Почти как Крым, – пропустив все остальные характеристики, отозвался Ляпин, – он тоже на северном побережье моря.
– Не дуркуй, Гена, я боюсь. Туда всех бандитов сослали. Вот, смотри, Колыма-то тут, рядышком. Там и людей-то нормальных кот наплакал. Да? Ты хоть что-то знаешь о Магадане?
Геннадий снял со стены гитару, провел пару раз по струнам, и запел:
«Я помню тот Ванинский порт
И вид парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные мрачные трюмы.
На море спускался туман,
Ревела стихия морская,
Вставал впереди Магадан —
Столица колымского края.
Не песня, а жалобный крик
Из каждой груди вырывался.
Прощай навсегда, материк,
Хрипел пароход, надрывался.
От качки стонали зэка,
Обнявшись, как родные братья,
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудной планетой.
По трапу сойдешь ты туда,
Оттуда возврата уж нету.
Пятьсот километров тайга,
Там водятся дикие звери.
Машины не ходят туда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь.
Встречать ты меня не придешь,
А если придешь – не узнаешь».
– Ну, что ты, Оля, перестань, – на последнем куплете Ольга разревелась, – прости меня. Просто это все, что я знаю о Магадане. И вообще не волнуйся, я поеду туда один, ты остаешься с девочками. И не надо трагизма, живут же там люди. А я к тому же еще и милиционер.
– Ты не милиционер, не милиционер, ты даже стрелять не умеешь, – чуть не в истерике прокричала Ольга. – Любой бандит стреляет лучше тебя.
– Это с чего ты взяла? Кто сказал такое? – искренне возмутился Геннадий.
– Да ты и сказал. Я видела, как ты переживал каждый раз, когда зачет по стрельбе объявляли, – Ольга вдруг улыбнулась.
– Оленька, я занимаюсь экономическими преступлениями, а наш контингент – мирные, хорошо образованные, интеллигентные люди. Их от вида крови блевать тянет. Мне вообще пистолет не нужен. За всю службу я пару раз его вынул, чтобы показать хулиганам, так они вмиг хулиганить переставали, – Геннадий обрадовался, что тема перескочила с Магадана на другие проблемы, – и все, Оленька, и все. А хулиганы – они везде одинаковые, не бойся за меня.
В квартире наступила тишина. Детей на лето отправили в Сочи к родителям Ольги и сами мотались туда почти каждый выходной. Сегодня была среда.
Через пару часов Ольга возобновила разговор:
– Гена, представляешь, что я узнала про Магадан? Там 9 месяцев зима. Там холода жуткие. Туда дороги нет, а зимой море замерзает. Там людей живет мало, тысяч 80 жителей. Это же очень мало, да? И все ищут какие-то ископаемые, говорят, что полезные. Да? А что полезного может быть в ископаемых?
– Ну, ты даешь, – расхохотался Геннадий. – Самое первое полезное ископаемое, которое там добывают – это золото. А еще кучу редких металлов, посмотри в энциклопедии, что именно.
– Что? В Магадане золото?
– Ну, скорее всего не в самом Магадане, а вокруг него. Колыма – это золотоносные края.
– Гена, я с тобой поеду, да? – неожиданно твердо сказала Ольга и гордо вскинула свою аккуратную головку.
Ляпин совершенно правильно оценивал это Ольгино «Да?». Говоря так, она ни в коей мере не спрашивала, она таким образом утверждала. Он почувствовал Ольгину решимость и продолжил:
– Глупая, да этого золота мы с тобой и не увидим никогда.
Жена в обиде поджала губы:
– Меня ископаемое золото не интересует, я его предпочитаю иметь в виде готовых украшений. Меня ты интересуешь, и я хочу быть рядом с тобой. Да? Девочки поучатся в Сочи.
– Оля, давай, сегодня не будем об этом. Еду я один. Там осмотрюсь, отпишу тебе что да как, а потом уже посмотрим. Ведь надо и с жильем определиться, и тебе работу подобрать. И тут ты понаблюдай за обстановкой: вдруг что произойдет такое, что я смогу вернуться?
Последний аргумент Ольгу убедил, и она, вздохнув, кивнула головой, потом попросила не брать с собой гитару. «Тебя после первой же песни зацелуют, а я хочу быть единственной, кто это делает. Вернешься – наиграешься»
Становление следователя прокуратуры
Вставал впереди Магадан, столица колымского края. Вставал впереди Магадан, столица колымского края. Вставал…» – эти слова вот уже минут пять безостановочно крутились в голове Ляпина. Зазвучали они, как только на передней панели салона самолета загорелась надпись «Не курить. Пристегнуть ремни». В иллюминаторе сквозь легкие перистые облака ясно были видны седые не то от инея, не то от июльского снега сопки. Конечно, это были не снеговые шапки, как на Кавказе, а белая пороша в скалистых складках. «Ничего себе начало! Разгар лета со снегом» – мелькнуло в голове Ляпина, и он остро почувствовал, что начинается чужой негостеприимный мир.
Горы, или горки, сверху не разобрать, неожиданно кончились и под крылом поплыла тундра. Чахлые редкие деревца, огромные проплешины болотного цвета, и полное отсутствие признаков жизни и деятельности человека. Пересекли две извилистых реки, поймы которых почему-то были белыми. То, что именно эта неестественная белизна и была признаком человеческой деятельности, Ляпин еще не знал. Разработка россыпных месторождений уродует природу, золотодобытчики оставляют после себя в поймах раздробленный перемытый грунт, кристальной чистоты вода уносит с собой песок, который заиливает реку. Ляпин был в курсе природоохранной политики страны, но то, что она не распространялась на добычу золота, узнал гораздо позже.
Ляпин непроизвольно крутил в голове слова песни и ожидал «вставания на пути» Магадана. Но земля становилась все ближе, а не было видно ни одного домика, не то, что улицы. «Наш самолет произвел посадку в аэропорту Сокол. Температура за бортом плюс 12 градусов».