Столько зарабатывать нельзя. Переработанный вариант моей книги «Проверка золотом»

– А где Магадан? – поинтересовался Ляпин у проснувшегося соседа.

– 56 километров на юг по Колымскому тракту.

Пейзаж за окном автобуса навевал непроходимую тоску, начавшуюся еще в самолете. Между сопок извивалась довольно узкая, отсыпанная гравием дорога, знаменитый Колымский тракт. Часы показывали 23—48, но за окном автобуса царил полумрак. Наступил период белых ночей.

В самом городе резануло по глазам полное отсутствие зелени на улицах. Коробки домов – и асфальт между ними. После сочинских аллей и цветников в груди что-то противно скрипело, звало обратно в южные широты.

Встретили Ляпина хорошо. Он быстро понял, что Север вообще богат на хороших людей: плохие тут, скорее всего, не выживают. Очень уж условия для проживания жесткие. По договоренности его сразу оформили старшим следователем прокуратуры, но начальник отдела сказал при этом: «Ты, бляха-муха, еще пацан в нашей работе. Но пацан грамотный, поэтому даю тебе месяц, чтобы в дополнение к знакомым экономическим преступлениям освоил политические и в некоторой части уголовные». С политическими он справился быстро, а вот уголовные требовали особых знаний и навыков, которых у него не хватало. Но дельцов, посвятивших себя обогащению за счет государства, в Магаданской области было предостаточно, а вот политических преступников был явный недобор. По всей видимости, их успели исправить, и они вели себя тихо, не высовывались и ничего противозаконного не организовывали. Так что загрузка по линии хапуг у него была по полной программе, а с убийствами и грабежами он дела не имел.

Через месяц Ляпин в следствие погрузился с головой. Он любил свою работу, считал ее крайне важной для общества, в котором жил. Свято соблюдал все статьи Основ уголовного судопроизводства СССР, в частности, статья 2 этих Основ предписывала так проводить раскрытие преступлений, чтобы каждый, совершивший его был справедливо наказан, а невиновный не понес наказания и не был бы осужден. Еще школьником он зачитывался «Записками следователя» Льва Шейнина, а будучи студентом выписал в тетрадку памятку следователю.

«Ты – следователь. Государство доверило тебе ответственный участок судебно-прокурорской работы. Ты призван для борьбы с преступностью. Ты первый сталкиваешься с преступлением. Ты первый должен атаковать преступника. От тебя, от твоего умения, энергии, быстроты, настойчивости, инициативы зависит многое. Ты – следователь. Завтра в твоё производство может поступить дело, которое доставит тебе много хлопот. Ты будешь проверять одну версию за другой, и ты наконец можешь устать. Дело тебе надоест. Тебе покажется, что раскрыть его нельзя, что ты уже исчерпал все свои силы, все догадки, все возможности. Тебе захочется в бессилии опустить руки и сдать это дело в архив.

Преодолей усталость, не опускай рук, не складывай оружия. Ты не имеешь на это права, потому что ты – следователь, ты поставлен на передний край, откуда не отступают».

Автором памятки был тот же Лев Шейнин, начальник следственного отдела Прокуратуры СССР.

Но вот очень огорчало, что письма от Оли приходили все реже. Да и писать она стала совершенно о другом. Больше о детях, о родителях, о погоде, и почти ничего о том, как она скучает без него и ждет встречи. Ляпин мучился и ждал лета, когда через 11 месяцев после начала работы в Магадане получит право на свой первый отпуск. Как-то так получилось, что незаметно для себя он стал ждать первого отпуска, имея в виду, что за ним последуют и второй, и третий, и так далее. Мысль о возвращении незаметно покинула его.

Но в конце января 1969 года надежду Ляпина на скорую встречу с Ольгой разбил начальник отдела Селиверстов, поставив его в графике отпусков вместо ожидаемого июня на ноябрь: «Геннадий Сергеевич, тут очередь на отдых летом. Поедешь в ноябре, когда на Черном море жара схлынет, насладишься. Ребята сказали, что ты плохо относишься к теплой водке и потным женщинам. Это правда?».

Ольга решает проблему

Ольга влюбилась. Она боялась этого чувства, бежала от него, но ничего не могла с собой поделать.

Узнав от Геннадия, что ждать его раньше ноября нечего, она летом по бесплатной путевке отправилась на заводскую базу отдыха в Лазаревском. Работала Ольга бактериологом на молокозаводе, заведовала лабораторией и в ее подчинении даже была одна лаборантка. С путевками была большая проблема, но статус заведующей открывал ей доступ к некоторым льготам, доступным начальникам цехов и отделов. Путевка была семейная, в домик с тремя койками, и Ольга поехала с дочками.

Девочки с удовольствием играли друг с дружкой, посещали все организованные мероприятия и совершенно не мешали Ольге. А она облюбовала себе местечко под зонтом на пляже и читала книгу, думала о жизни, мечтала о поездке в Болгарию. Спустя некоторое время она обратила внимание, что неподалеку от нее регулярно пристраивается мужчина лет так сорока, то есть на пару лет старше нее.

Красавицей Ольгу не назовешь, но и в обаянии не откажешь. Светлые волосы с золотистым отливом обрамляли аккуратное овальное лицо. Несколько прядей спадало на лоб до самых бровей. На бледном лице ярко горели редкие для блондинок карие глаза, обрамленные опять же светлыми, почти незаметными ресницами. Ее улыбка сводила с ума. Ровный ряд белоснежных зубов притягивал не только мужские взгляды. Косметикой Ольга пользоваться просто не умела. Из всего доступного она покупала только губную помаду. Уникальной была ее фигура. Узкие плечи, плоский живот и широкие бедра делали ее похожей на гитару и вызывали желание потрогать.

На всю эту красоту, немножко упакованную в купальник, беззастенчиво пялился незнакомец. Незнакомцем он был, судя по всему, лишь для нее. С ним здоровались и мужчины, и женщины, подсаживались к нему, куда-то уходили вместе с ним, как Ольга полагала, в соседнюю «шайбу», пропустить стаканчик вина с чарующим названием «Черные глаза». У нее тоже были знакомые на пляже, к ней тоже подсаживались. Один из них и представил Ольге созерцателя ее прелестей: – «Знакомься, Оля. Зам главного технолога Артеменко Юрий Андреевич». Ольга часто видела его фамилию на различных документах, а вживую встретила впервые.

Юрий оказался хорошим собеседником: поддерживал разговоры практически на любые темы, удачно шутил и избегал фраз, которые могли случайно обидеть. Ольга с удовольствием проводила с ним время на пляже, не считая это флиртом.

Но через неделю после возвращения с базы отдыха Юрий зашел к ней в лабораторию. Помощница работала до 15 часов и к его приходу успела уйти домой. Ольга тоже заканчивала в 15, но имела привычку задерживаться. Недолго поболтав с нею, Юрий в следующий раз пришел уже с явным намерением плотских утех. С этого дня, войдя в лабораторию, он закрывал задвижку на двери, садился на стул рядом с Ольгой и в процессе разговора поглаживал ей спину и бедро. Ольга не сопротивлялась. Гена к тому времени уже был в Магадане и ей катастрофически не хватало мужской ласки.

«Ничего страшного. Пусть гладит. Приятно. А больше ничего не позволю», – умиротворенно думала женщина.

В один из дней, когда она провожала Юрия до двери, тот обнял Ольгу, прижал к себе так, что у нее перехватило дыхание. Ольга не торопилась освободиться. Она разрешила поцеловать себя, и вдруг непроизвольно ответила на поцелуй. Губы ее стали податливы, голова закружилась, сердце колотилось в грудную клетку и казалось, что оно бьет прямо по Юрию. Постепенно разгоралось желание. Ольга испугалась самое себя, отстранила Юрия, но его руки остались на ней. Более того, одна из них переместилась на грудь.

– Юра, я замужем. Я люблю мужа и ни разу не была в объятиях другого мужчины. Да? – Она почувствовала, что говорит не то, и Юрий немедленно отреагировал.

– Так это никогда не поздно сделать. Оленька, я же не предлагаю тебе бросить мужа и выйти за меня, а все остальное – е-рун-да. Нам с тобой это нравится, значит, надо это делать.

– Юрий, прекрати, иначе я просто перестану пускать тебя.

А ночью Ольга металась по постели в поисках удобного положения. Как ни повернется, а тело настойчиво напоминает ей руки Юрия, его крепкое объятие. Ночная рубашка стала мокрой от пота, а внизу живота возникла пульсация, доводящая до безумия. Соски затвердели и стали проситься наружу. Ольга сбросила ночную рубашку, погладила груди и по животу прошла судорога, которая спустилась далеко вниз, обжигая нестерпимым огнем. Ольга протянула к огню руку и через несколько мгновений вознеслась в блаженную высь, торжествующе крича и выгибаясь дугой.

С утра на работе все валилось из рук, голова отказывалась воспринимать окружающую действительность, Ольга изнывала в ожидании Юрия, она жаждала его рук. С этого дня они уже не стояли около двери, а обнимались сразу, как только он садился рядом, а его правая рука освобождала Ольгину грудь от одежды, и она, притянув к груди его голову, просила: – «Целуй. Целуй. Только в самый кончик, пожалуйста». На большее Юрий не претендовал.

Зам главного технолога – человек занятой, и в баклабораторию забегал не более, чем на полчаса. Он никогда не смотрел на часы, но что-то внутри него срабатывало, и Юрий, попрощавшись, уходил. Оставшись одна, Ольга мысленно продолжала прерванное свидание, и однажды, перешагнув черту дозволенности, после окончания рабочего дня пришла в кабинет с табличкой «Артеменко Ю. А.». Сегодня она пойдет до конца в своем желании. Рубикон перейден. Но Юрий не вышел из-за стола к ней навстречу, ошарашив фразой: «Оленька, прости. Мы, однако, на работе, и поэтому сначала звонить надо. Через – он посмотрел на часы – 8 минут я ухожу к директору на планерку. Иди, – Юрий протянул к ней руки, – поцеловать успею».

Она не помнила, как добралась до дома. Ее душила обида. Ее опозорили, не ответив на откровенное предложение. В постели она всю ночь проплакала, а утром решила: «Черт побери, я же чуть не изменила мужу. Все. Больше не могу быть одна. Еду в Магадан».

Золотодобыча в СССР

Ляпин никак не решался начать допрос Клейменова. Он не был внутренне готов, поскольку вообще не представал себе: в чем же проблема, за что надо наказывать этого электрика? Ну, нашел человек кусочек золота и сдал его государству. Все, как положено. А дальше зачем тягать его? А, главное, если он утаил еще один камешек, то куда он его денет? Ведь в нашей стране практически невозможно человеку со стороны найти сбыт самородному золоту. У чужого скупщик не то что не возьмет, он просто тут же сдаст продавца милиции. Но дисциплинированность брала верх, и Ляпин решил начать с изучения «золотых» вопросов. В областной библиотеке он, пользуясь своим удостоверением, получил доступ к материалам не для общего пользования, откуда почерпнул много любопытного, заставившего глубоко задуматься.

В 1897 году, когда Россия сумела перейти на золотомонетный стандарт и выпустила свои первые золотые монеты, запас золота в кладовых Гохрана составлял 1684 тонны. К пресловутому тринадцатому году этот запас увеличили на 300 тонн. А вот в 1917 году запас металла снизился до 1100 тонн. Война – дело затратное, если сам воюешь, и прибыльное, если, как Америка, помогаешь воевать другим. Но это еще цветочки. Следующая цифра поразила Ляпина. В 1928 году запас золота составлял 150 тонн. Надо же, как разбазарили. И пропала бы страна, сожрали бы ее, но к этому времени открыли Колымские россыпные месторождения. Добыча золота требует финансовых вложений, а прибыль не превышает 15%, но Сталин дает команду наладить добычу золота за счет привлечения врагов народа к исправительным работам на благо страны. Заинтересованные лица посчитали количество требующихся врагов народа с учетом естественных потерь и спустили в регионы план по их этапированию в Магадан.

Результат не заставил себя ждать, и перед Второй Мировой войной в казне лежало 2800 тонн. Этот золотой запас позволил стране оправиться после военной разрухи и восстановить в довольно короткие сроки хозяйство.

(От автора справка: после Хрущева осталось 1600 тн, после Брежнева 437, после Андропова и Черненко – добавилось 300 тн)

Но это было несколько не то, что хотелось узнать Ляпину. И, взяв две бутылки «Старки», он направился к Сыщику, как с чьей-то легкой руки все окружение называло начальника Магаданского уголовного розыска. Зубков Виктор Павлович, Сыщик, родился в Сусумане и Магаданскую область покинул всего однажды, на 5 лет. Окончил Новосибирский университет и вернулся. Вот он-то и расскажет все.

Два пузыря на двух тренированных мужиков – нормальная доза. С ног не свалила, но половину рассказанного Ляпин напрочь забыл. Осталось общее впечатление того, что вечер прошел великолепно. Сыщик самолично отвез его в японском джипе с правым рулем до дома, где они еще выпили, но уже не до конца, бутылку «Экстры». Давно уже Ляпин не гулял так. А, приняв поутру рюмку для поправки здоровья, он тупо уставился в бланк телеграммы, которую принесли вчера во время беседы с Сыщиком: «Шли вызов зпт больше без тебя не могу зпт семья рушится тчк Оля».

«Как я пошлю вызов, если сегодня суббота? – Ляпин в задумчивости сел, почесал затылок, налил остатки водки в стакан, выпил и повеселел, – Так в понедельник и пошлю! А что там с золотом?»

Потихоньку память кое-что ему вернула.

Условно самородком считается любой кусочек золота весом более 1 грамма. В россыпных месторождениях встречаются часто. Все золото в СССР принадлежит государству, и каждый обязан сдать найденное золото по установленным расценкам. Они, кстати, невысокие. Чтобы хоть чуть заработать сдать надо килограмм.

Добычу золота необходимо оформить разрешением государства, иначе она будет считаться уголовным преступлением. Но частники организуются в небольшие бригады и улетают к черту на куличики. Найти их тяжело, если стукачи не подскажут местечко. Самородное золото ценится высоко и продать его можно дорого, но надо быть хорошо подготовленным продавцом. Воруют ли золото на легальных приисках? Воруют, и еще как! Их ловят, а вот всех или не всех – да кто-ж его знает.

Отрабатывая задание, Ляпин 4 дня терзал Кирилла Клейменова своими вопросами. Он уже сам запутывался в словах, удивлялся истерикам Клейменова, но продолжал, продолжал… Не замечая, Ляпин начинал потихоньку верить в то, что электрик утаил часть найденного. Ведь куда проще: нашел три кусочка, один сдал, получил причитающуюся премию, остальные продал скупщикам и легализовал деньги. Красота! Прав Игорь Петрович, надо электрика потрясти хорошенько.

Наконец, Ляпин посчитал свою миссию исполненной до конца, объявил Клейменову, что тот может больше не приходить на допросы и вздохнул с облегчением. Но ему было невдомек, что с Клейменова началась его эпопея охоты на золотопромышленников-расхитителей, а с этой охотой и все неприятности в его жизни.

Глава II. СТАРАТЕЛЬСКАЯ АРТЕЛЬ «ЗАРЯ»

Первое собрание

Молодой гладко выбритый мужчина в видавшем виды трико и фланелевой ковбойке нервно ходил из угла в угол, натыкаясь на все предметы, поставленные в небольшой комнате общежития. На столе лежала тетрадка с надписью от руки: «Деловые заметки, Кербиев В. С., председатель артели „Заря“. Начата 1 января 1969 года». Под обложкой стопка листов завораживала девственной белизной. Прежде, чем написать текст, надо его через голову пропустить. Именно этим он сейчас и занимался. Но от волнения мысли не желали собираться в кучу, нужные слова не находились, мерзли зубы и горело в груди. Такого дурдома с ним еще не случалось. Да, но и тронную речь он еще ни разу в жизни не произносил. Сегодня Крбиев проводил первое общее организационное собрание старательской артели «Заря», которую с большими потугами зарегистрировал и получил под нее полигон в пойме Коркодона, 400 километров на север от Сеймчана, в котором сейчас и находилась артель.

Человек внимательно посмотрел в окно, будто за толстым слоем льда на стекле можно было что-нибудь увидеть, подышал на него, потер пальцем, пытаясь растопить во льду маленькую дырочку, заморозив палец, бросил это занятие, покачал головой и, одевшись, вышел на улицу. Дыхание моментально перехватило. Он прикрыл меховой рукавицей нос, и вымороженный до сорока двух градусов воздух стал более пригодным для дыхания. Подышав на морозе с четверть часа, он вернулся в свою комнату, скинул тулуп и унты, улегся на кровать, взял в руки зачитанную до дыр книгу Н. Смелякова «Деловая Америка (записки инженера)». Вот уже три года Кербиев читал ее, как «Отче наш», исчеркал заметками все поля, форзацы и обложку, уверовал в возможность внедрения их принципов организации производства в условиях старательских артелей, работающих на хозрасчете. Это была идефикс, то есть всецело до маниакальности увлекшая и захватившая его реальность. Усталость взяла свое, и незаметно для себя он уснул. Приснилась мама. В спящем мозгу картинки менялись одна на другую: мама ругает, мама лечит, мама учит, мама ласкает, мама радуется вместе со ним. В горле защипало, Кербиев проснулся и, сделав лежа несколько упражнений, одним движением выбросил свое тело из кровати в вертикальное положение. В конце концов, с этого года он председатель старательской артели, а это вам не хухры-мухры. Надо соответствовать.

Собрание Кербиев с треском провалил. Пока он рассказывал о месторождении, которое горнопромышленный комбинат выделил артели в разработку, о необходимости прокладывать зимнюю дорогу для заброса на месторождение техники, инвентаря и житейского скарба, в зале стояла полная тишина. Первый, несмело заданный вопрос прозвучал, когда выступающий внес предложение 15 процентов планируемой прибыли пустить на бытовые нужды старателей: «А не жирно будет?»

Председатель ожидал возражений и, казалось, был готов к ним, но по телу пробежал озноб, ногам в собачьих унтах стало холодно. Улучшение бытовых условий старателей стояло у него под номером один в перечне мероприятий по повышению эффективности производства.

Кербиев поперхнулся, посмотрел на лица сидящих и спросил: «Кто еще так считает?». Поднялось две руки, через пару мгновений медленно стали тянуться вверх еще, еще, еще. Наконец, треть зала согласилась с тем, что «будет жирно».

«За слова – председатель сделал небольшую паузу, понял, что поймал кайф, и заговорил. Не как Фидель Кастро, но тоже пламенно, – отвечаю. Вы че, мужики, нюх потеряли? Сами же так жили: мокрые робы к утру не просыхают, в палатках сыро и холодно, негде не то, что постричься, побриться сложно. Кормежка паршивая. И при этом адова работа в холодной воде. Что, забыли? Или, может, кому так жить нравится? Так это вы дверью ошиблись. Мужики, у меня особо копейки тоже нету, и я пришел сюда заработать ее. Я хочу хорошо жить, ни в чем не нуждаться, покупать то, что хочу, а не то, на что хватает монет. И я знаю, как это сделать. Но вы подумайте о себе. Ведь мой заработок напрямую зависит от вашего. Значит, чем больше заработаю я, тем больше заработаете вы. – он понял, что сморозил глупость, но народ уже слушал и Кербиев продолжил – Ошибся, мужики, в натуре. Конечно же, зарабатываете вы, а я только организовываю ваш труд и получаю за это свой пай. И это я заинтересован, чтобы каждый заработал как можно больше. Вот такая арифметика. А сытый и отдохнувший старатель – вот путь к высоким заработкам».

Он вошел в раж: ходил по сцене, размахивал руками и говорил, говорил. Когда же глянул на висящие на противоположной стене часы, то с удивлением обнаружил, что говорит об этих процентах более десяти минут.