Удар

– Она сейчас принесёт еду, – испуганно ответил Пит.

Через минуту Энни стояла в дверях с корзинкой. Я смущенно попросил Пита оставить нас на пару минут.

Пит улыбнулся и исчез, а я поднял розу и протянул её Энни:

– Смотри. Я нарисовал этот цветок для тебя. Спасибо, что спасла меня.

– Вилли, она очень красивая. Мне никогда не дарили таких цветов. Поставлю её в воду. А картину ты можешь мне подарить? Там роза никогда не завянет. Я повешу картину на самое видное место.

– Конечно. Вот.

– Боже, она и тут как живая! Вилли, ты – гениальный художник!

– Спасибо… – потупился я.

Она потянулась ко мне, но в последний момент то ли засмущалась, то ли передумала. Я вдруг вспомнил, как Мэри меня поцеловала, а я стоял как истукан. Глупо! Мне не двенадцать лет. Я притянул Энни к себе, но тут из угла послышался шорох. В комнате кто-то еще появился. Энни тоже услышала и испугалась. Мы бросились на звук. Я не верил глазам – девушка подняла с пола черного котенка с едва заметными серыми и белыми пятнами на лапах. Мы засмеялись. Энни гладила его и говорила:

– Какой же милый! Как ты пролез сюда?

– Не знаю, Энни, тут не пролезешь нигде, – я недоумённо развёл руками. – Сколько ему, по-твоему?

– Месяца три, не больше. Голодный! Она взяла картину и вскрикнула:

– Вилли! Посмотри на картину! Котенок у тебя нарисован в углу. Просто там темно, и он черный, плохо видно. Ты же рассказывал, как любишь кота, что живет у Бернадетти. Забыла его имя.

– Бруно…, – улыбнулся я и вспомнил своего усатого дружка. Как он там? Мой усатый защитник, мой верный друг.

– Боюсь, Такер нас ругать будет. Злой он.

– Да, у тебя коту лучше будет, – неохотно согласился я. – Надо ему имя придумать.

Мы назвали его Сумрак. Жаль было расставаться с ним. Я уже представил, как мы спим рядом, котенок тихонько урчит, и мы согреваем друг-друга.

Энни сначала отнесла картину и розу, а потом вернулась за малышом, посадила его в корзинку и накрыла платком, чтобы он не испугался людей. Я расстроено буркнул "Пока", и они ушли.

Глава 16

Господи, нарисованные мной предметы становятся живыми! Я до конца не верил, но постоянно думал, что бы мне еще нарисовать. Такера я писал каждый день, но толку – ноль. Я соскребал краску и писал снова и снова. Что-что, а перерисовывать мне не впервой.

Я хотел повторить успех с котенком. Однако, свеч у меня было мало, освещение от лампы слабое – поэтому не стал даже пытаться и лег спать.

Утром пришла Энни. Она выглядела расстроенной:

– Вилли, не знаю, как тебе это сказать.

– Что случилось? – насторожился я.

– Сумрак сбежал. Вчера, около дома уже, он услышал лай собак и испугался. Заметался в корзинке, выбрался и умчался. Я не смогла его удержать. Как молния мелькнул – раз, и нет его. Долго искала, но без толку. И никто его не видел, вот ведь странно. Я всю ночь не спала.

– Успокойся. Попытаюсь написать Сумрака еще раз. Я его запомнил.

– Но в прошлый раз ты нарисовал его, сам не желая того, верно? И не помнишь, как делал это?

– Ты права: не помню. Только мелодию в голове помню. Я её сразу узнаю, если услышу опять.

Энни ушла, а через час пришел Такер. Он был возбуждён и явно хотел мне что-то рассказать.

– Извините, что-то произошло? – спросил я.

– Да. Вчера была настоящая резня – кот напал на собаку.

– Они живы?

– Нет. В том-то и дело. Огромная собака и маленький черный котенок. Оба погибли. Говорят, что котенок порвал собаку в клочья, но и она успела его искусать. Жду, что напишут об этом газеты. Соседи судачат, придумывают всякую всячину, мол, черный котенок – это сам дьявол.

– Если б так, он бы не погиб, я думаю.

Я понял, что тем котёнком был Сумрак. Расстроился, но не подал виду. Начал рисовать и мечтал снова услышать мелодию, которая превращала мою живопись в чудо. Но и в этот раз в голове не прозвучало ни ноты. Как рисовать Такера – так тишина! В последнее время я засомневался, что смогу помочь воплотить его мечту. Стало казаться, что вовсе не каждая моя картина способна стать… Волшебной? Пусть так. Печальная судьба Сумрака меня напугала. Что я неправильно нарисовал? О чём я тогда думал? Но я ведь и вовсе не собирался рисовать котёнка.

Через день Такер принес газету с заметкой про драку котенка и собаки. Видно было, что он любит такие истории – таинственные, мистические, полные вопросов без ответов. На месте драки полиция собрала останки животных, и патологоанатом позже дал ужасное заключение: внутреннее строение котёнка совершенно не походило на обычное кошачье. Из чего полицейские сделали вывод, что кто-то в городе проводит опыты над животными и пытается вывести вид особо жестоких котов.

Такер оживился:

– Вот бы мне такого боевого кота!

– Зачем он вам?

–Помогал бы мне в драках. Порвали бы всех! – зло засмеялся Такер, а глаза его хищно блеснули.

– Такой злой мог бы и вас убить.

– Да, ты прав. Но все равно не могу успокоиться. Если маленький котенок… тут пишут, ему три или четыре месяца всего было… таких дел натворил, то в какого зверюгу он бы вырос? Какого стал бы размера? Как лев? Эти ученые чего только не придумают!

Я слушал Такера и думал, что уже совсем не хочу повторять Сумрака. Он же мог убить Энни, когда она несла его домой. И тут я вспомнил слова отца. Он рисовал, но потом чего-то испугался. Уж не того – ли самого? Захотелось поговорить с ним и все узнать. Я ведь так и не простил ему того, что мама воспитывала меня одна. А у отца была другая семья, любимая дочь. Но я уже привык к слову “отец” по отношению к этому больному старику – Генри Биту. Надо бы разузнать, как его здоровье. Энни вполне могла бы его навестить.

Глава 17

Подошло время ужина. Пит задерживался. Я не был голоден, но волновался, не случилось ли чего с Энни. На мой стук в дверь Пит сразу откликнулся и спокойным голосом сказал, что сестра еще не приходила. Через какое-то время мне показалось, что слышу плач Энни. Мысль о слезах любимой еще больше меня разволновала. Крикнул Питу, но тот не отозвался. Я вслушивался в каждый звук за дверью. Шум нарастал. Там точно творилось что-то ужасное. Я молил Бога, чтобы он защитил Энни и Пита, и ненавидел себя за то, что сам не мог этого сделать. Колотил кулаками в дверь, снова и снова звал Пита, но тщетно Сердце стучало в ушах, руки дрожали. Под ногтями появилась кровь – расцарапал угри. Когда волнуюсь, начинаю царапать лоб. «Надо успокоится и подождать, – судорожно подумал я. – Если буду психовать, упаду в обморок». Голова закружилась, но в этот раз обошлось.

И вдруг раздался звук открывающейся двери. Зашел заплаканный Пит с подносом. Я слышал, что Такер где-то рядом. До меня донеслись голоса, и, казалось, что говорил он с Энни. Мысль о том, что Такер обидит её, не выходила из головы и заставляла меня обливаться холодным потом. Боже! Что же делать? Он страшный человек. Одно то, что держал меня взаперти, с цепью на ногах, говорило о многом. Даже моя болезнь его не остановила. Плевал он на то, что я умирал! Думая так, я вовсе не жалел себя. Все мысли были об Энни. Я сознавал, что Волк готов на любую низость и подлость.

Пит поставил еду на стол, и я схватил его за руку:

– Что случилось с Энни? – мой голос дрожал.

– Я не знаю, мне ничего не объяснили.

– Почему ты плакал? – я тряс Пита за плечо, добиваясь ответа.