Загон

Мне стало как-то не по себе. Все же мы вторгаемся в нечто личное, причем человека, которого уже нет в живых. А вдруг там не будет ничего, что связано с работой, а только то, что касается его собственной жизни?

– Может, не стоит? – меня начали одолевать сомнения.

– Да ладно тебе, Стас, нужно ли беспокоиться? А вдруг действительно были у него какие-то наработки, которые нам пригодятся сейчас. Да, мало ли какие сюрпризы могут нас тут ожидать! – похоже, у Виктора проснулся охотничий азарт.

– Может быть, все может быть! И, кстати это или нет, но сегодня мне принесли повестку, связанную с обыском, я должен явиться во вторник к следователю.

– Тем более, чего ты тушуешься, мало ли что хранится в компьютере, может, и есть какие-то подсказки. Хотя я, конечно, сомневаюсь, но чем чёрт не шутит. Знаешь, мои на даче, так что сегодняшний день я посвящу этому аппарату. А ты давай, решай свои дела, я уже понял, что нужно искать и чего не нужно. Все, не отвлекай меня. – У Виктора появился подозрительно нездоровый блеск в глазах, и я понял, что свободен.

– Ну, дерзай, я уехал, будут новости, – звони. – Мы попрощались на скорую руку и я покатил дальше.

К дому на Кутузовском проспекте я приехал к половине третьего. Катюшка в предвкушении поездки была очень возбуждена, говорлива, бестолково суетилась, и буквально разрывалась между нами, стараясь никого не обделить своим вниманием. Мы с Татьяной от души веселились, и время от времени безобидно подшучивали над дочерью.

– Катя, да не суетись ты, у нас времени до выезда еще три часа. Иди, покушай и излагай спокойно все свои важные сведения. – улыбаясь, приостановила ее кипучую деятельность Татьяна.

А Катёна все суетилась, бегала из комнаты в комнату и раздавала путанные указания касательно того, на что мы должны обратить внимание в момент ее отсутствия. Она была маленькой хозяйкой, а мы – её великовозрастными рачителями[2 - РАЧИ'ТЕЛЬ, я, м. (книжн. устар). – Тот, кто заботится или кому поручено заботиться о ком-чем-нибудь.], и от нахлынувшего ощущения полной гармонии и спокойствия, пришедшего на смену раздерганного вдрызг состояния, мне стало тепло и уютно, чего так не хватало в последнее время, и в чем я уже так остро нуждался.

И, тем не менее, я нашел время рассказать Катюшке о своих детских воспоминаниях, о летучих мышах, вспомнил, как одну из них мы случайно придавили оконной рамой, а Таня только возмущенно всплескивала руками и приговаривала: – и нашел же, что вспомнить! Ужас, ужас, какая мерзость, фу, гадость!

От всего этого Катька заходилась веселым смехом и торопила меня с рассказом, а Татьяна укоризненно качала головой и закрывала иногда лицо руками, демонстративно выражая дамскую брезгливость к мужским проделкам. Так мы и провели время до самого отъезда, а потом закинули багаж в машину и благополучно выдвинулись в сторону аэропорта.

Приехали мы заблаговременно, успели даже до приезда Олега Борисовича испить кофе и горячего шоколада. Катюшка была счастлива, что её провожают умиротворенные родители, выделывала вокруг нас всевозможные балетные па, ни мало не стесняясь огромного количества людей в аэропорту. Мы встретились у стойки с Олегом Борисовичем, передали ему все документы и разрешения, подошли к представительству «Уральских авиалиний», и еще раз удостоверились, что с перелетом нашей дочери не будет никаких проблем. После этого отправили нашу принцессу с временным опекуном на регистрацию, дождались их исчезновения из поля зрения, бестолково размахивая им вслед руками и посылая Катьке бесконечное количество воздушных поцелуев. Со стороны мы, должно быть, выглядели весьма комично, но нам было все равно, мы провожали обожаемую дочь на каникулы и в некотором роде уже скучали без нее. После этого мы еще долго сидели в кафе, ожидая посадки пассажиров и взлета «нашего» самолета. Убивая время, мы болтали с Татьяной обо всем. Я успел в мельчайших подробностях рассказать ей о том, что случилось со мной за последнее время. Она была крайне удивлена и слушала, внимая каждому слову. Я был поражен ее внимательностью, сейчас мне был необходим именно такой слушатель и я не делал разграничений на то, была ли им моя бывшая жена или кто-то другой.

Затянувшийся монолог прервал звонок мобильного телефона.

– Папуля, мы уже в самолете, мне дали леденцы, чтобы не закладывало уши. Я очень счастлива, а ты поцелуй мамусю. Когда прилетим, я позвоню. Всё, отключаюсь, к нам идет очень красивая стюардесса, Олег Борисович сказал, что будет за ней ухаживать, – смеясь, и практически шёпотом договорила Катюшка.

– Всё! Важные персоны уже в самолёте, у них всё отлично. Мы можем двигаться или будем ждать вылета?

– Давай позвоним в справочную и узнаем, не задержат ли его, после этого можем ехать. – сказала Таня, уже набирая телефонный номер справочной Домодедово.

Переговорив, она сообщила, что самолет вылетает вовремя, но все же предложила подождать еще пятнадцать минут, чтобы удостовериться своими глазами, что взлет прошел успешно. Что делать, пришлось пойти ей навстречу.

Наконец, мы покинули здание аэропорта…

Шаг к секрету

– Стаська! – с каким-то восторгом произнесла Татьяна. – Я так счастлива, что у нас есть дочь! Мы ее так любим. Слушай, если у тебя нет срочных дел, давай-ка порадуемся этому вместе. – Предложила моя бывшая жена, когда мы выехали за шлагбаум парковки аэровокзала.

– Что значит, порадуемся? – не понял я.

– Ну, и сухарь же ты, Стас! Притворяешься только общительным. Вот, давай, и пообщаемся! Мне, супруге в отставке, как-то не очень прилично напрашиваться к тебе в гости, мало ли что, – Татьяна грустно усмехнулась, – соседи подумают. Давай, поедем ко мне, к нам, туда, где мы жили вместе и проведем этот вечер вдвоем, просто посидим, поговорим за жизнь, то есть о дочери в основном. Будем вести себя, как старые, добрые друзья, у которых за душой немало общего.

Черт, возьми! А ведь я хотел предложить ей то же самое! Удивительно, сколько лет прошло, а мы все еще продолжаем испытывать синхронные чувства. Может, и не правильным было принятое когда-то решение, хотя, что теперь без толку рассуждать об этом. Да и задним умом человек не всегда бывает умным. А вот сегодня нет у меня никакого желания ноне вновь погружаться в одиночество, обстоятельства угнетают, и я с превеликим чувством облегчения принял Татьянино предложение.

По дороге к дому, мы заскочили в универсам, набрали кучу нарезок, овощей и фруктов, к которым я по старой памяти присоединил пару бутылок Beaujolais. Помнил ведь хорошо, что это было любимое Татьянино вино, она никогда не пропускала праздник Beaujolais Nouveau и литрами тащила домой, как она говорила, «божественный напиток».

Когда-то, как сейчас казалось, в прошлой жизни, в знак признательности ей за рождение дочери, а Катюшке еще не было и года, я сделал Татьяне подарок. Мы, оставив нашу малышку с Таниными родителями, укатили во Францию. Кажется, было это в конце осени, и, если мне не изменяет память, в ноябре. Мы прилетели в Париж, столицу мира, как утверждают французы, хотя, на самом деле, это город вечной любви и непреходящей романтики.

Поездка по понятным причинам была краткосрочной, дома ведь нас ждала беспомощная кроха, и провели мы в Париже всего лишь два выходных дня. Мало, конечно, но та энергетика, которой одарил нас этот прекрасный город, его загадочная атмосфера и неповторимый, воистину французский, шарм долго еще будоражили нашу память, и несомненно послужили той доброй силой, которая удерживала нас от опрометчивых шагов, но неожиданно иссякла, когда, говоря высоким слогом, пересох родник любви и счастья в наших душах.

Оставшуюся часть дороги, мы вели ничего не значащий оживленный разговор, я в конце концов совершенно расслабился, то ли вечер подвел к такому состоянию, то ли воспоминания далекого прошлого настроили на лирический лад. Приехав к Татьяне, я бесцельно походил по квартире, потом уютно расположился в кресле, а моя бывшая любовь, как изредка случалось в молодости, суетилась на кухне, не допуская меня даже на порог, обещая подготовить какой-то сногсшибательный сюрприз. Я включил телевизор и бездумно поглядывал на экран, наслаждаясь неожиданным покоем, да и спешить в пустую квартиру не было никакой необходимости.

Минут через пятнадцать ужин был готов, и Татьяна торжественно призвала меня на кухню. Если квартира была у нее довольно просторной, то кухне проектировщики отвели на удивление мало места, хотя жильцам и удалось каким-то образом превратить ее в довольно уютный уголок. В нем царил художественный полумрак, горели на столе свечи, и струился из магнитофона приглушенный голос Элтона Джона. Стол был сервирован, можно сказать, по высшему уровню. А впрочем, я всегда поражался таланту Татьяны, умевшей даже банальную подачу пельменей на ужин превратить в королевский ритуал. Жаль только, что относилось это лишь к самому началу нашей совместной жизни, совсем немного лет потребовалось нам на то, чтобы стать подчеркнуто самостоятельными, деловитыми и независимыми, глухой стеной отгораживаясь от понятия «вместе». Наверное, в том изначально и крылась наша роковая ошибка, не определив которую, мы и пришли к нынешним отношениям.

Но сейчас все было просто идеально. Мы ушли, нет, просто утонули в нашей наивной молодости, вспоминали, как состоялось наше знакомство, как ходили в театры, кино, танцевали на дискотеках, а теперь посмеивались с высока над музыкальными вкусами того времени.

И все-таки, где-то, глубоко внутри подтачивало меня неосознанное до конца беспокойство. Что-то мешало мне, и я был весел, активен, галантен, но даже глотка алкоголя я не мог позволить себе, душа не принимала, хотя Татьяна и делала деликатные попытки уговорить на каплю-другую. Она даже предлагала мне остаться и заночевать в Катиной комнате, уверяя, что ни к чему это меня не обяжет, и ничего страшного она в том не видит Сиротливо стояла на столе бутылка Хеннесси Х.О., любимый мой коньяк, а вот, поди, ж ты! А может, это уже не давала покоя запланированная на завтра уйма дел?

Татьяне явно надоели эти уговоры, она просто махнула на меня рукой, осушила первый бокал своего любимого вина и поднялась, чтобы сменить в магнитофоне диск Э.Джона на сборник музыки из нашей молодости.

И в тишину ворвался звонок моего мобильного телефона. Звонил Виктор. Сначала, я даже не хотел отвечать, все-таки было здесь и спокойно и уютно, и уж чего, чего, но в тот момент я категорически не хотел слышать никаких новостей, тем более плохие сыпались в последнее время, как горох из прорванного мешка. Однако, подумав, что Витек все же хочет меня порадовать тем, что в компьютере Пашки, кроме пары занятных сюрпризов не нашел ничего интересного, я нажал кнопку соединения.

– Витек привет, надеюсь, ты провел день плодотворно и теперь страстно желаешь передохнуть? – поинтересовался я, отодвигая от уха трубку. Очень уж возбужденным был его голос.

– Как тебе сказать? Можно было бы и расслабиться, что я и хотел себе позволить, да вот от столь заманчивых перспектив отвлекли меня некие документы, на которые я наткнулся всего полчаса назад. Если в двух словах, то наш Паша был вовсе не так прост, как нам казался. Тут у меня вылезает чёрт знает что!

– Не может такого быть! Что ты имеешь в виду?

– Пока трудно сказать, сейчас лишь вырисовываются отдельные штрихи. Перспектива хорошая, но большинство документов удалено. Слушай, Стас, в его аппарате надо покопаться. Если обобщить вкратце, то наши последние приключения совсем не прыщ на ровном месте. Понимаешь, если мне удастся восстановить документы и переписку, а она наверняка была, потому что имеются ее следы, то думаю, нам многое станет ясно.

– Ты имеешь в виду обыск? – в горле в миг пересохло, и я практически едва выдавил из себя эти слова.

– Да, и это тоже, но у меня пока больше предположений, чем фактов, надо искать. Но уже сейчас я склонен подозревать, что кульминация событий еще впереди. Давай так, меня пока не надо отвлекать, я взял тайм-аут на перекур и снова засяду за работу. Процесс серьезный, Пашка был действительно компьютерный гений, но хакерам он был не нужен, о смерти не думал и, видно, не очень-то старался обезопасить свои записи. Да и знаешь же, что на каждый прием найдется свой лом.

– Так, так, так! Стоп, Витя! Я сейчас буду у тебя, – гнев душил меня, и слова с хрипом рвались из горла, – будем потрошить его вместе.

– Нет, Стас, реально все загубим, если поспешим и полезем вдвоем, а твою нетерпеливость я знаю. Только дров наломаем и запорем информацию. Уж лучше не дергайся. Утром я сам тебе позвоню, вот тогда и будем решать, что и как, и есть ли смысл в проделанной работе. – Виктором владел азарт охотника, который вышел на горячий след, и ненужная помощь могла лишь осложнить дело.

А упустить такую добычу было бы, по меньшей мере непростительно, в чем не возникло у нас никаких разногласий. С доводами Виктора следовало согласиться.

– Ах, ты ж, чёрт подковерный! – скрежетнул я зубами, с остервенением открывая бутылку и наполняя стакан коньяком.

– Что случилось? – произнесла Татьяна, которая всё это время тихо стояла у окна. – Ты с лица сменился, позеленел на глазах.

Коньяк ухнул в горло одним жадным глотком.

– Заседание продолжается, как говорил незабываемый Остап Бендер, – ярость душила, и стакан наполнился новой порцией ароматного напитка.

– Стас, ты же не хотел пить! – недоумевала Татьяна, – что тебе сказали по телефону? Да, очнись же ты! Чем тебя Виктор так оглоушил?

– Тань, – отставленный в сторону стакан со звоном врезался в бутылку, – это какой-то злой рок, напасть, чертовщина, о каком-то душевном покое даже говорить не приходится! Только-только, едва-едва забрезжит впереди белая полоска, как меня валит с ног очередное испытание. Да, сколько же это может продолжаться! Да, катилось бы оно все к чертовой матери! – Я в сердцах хватанул еще одну порцию коньяка и рассказал застывшей от изумления Татьяне все, все, все, не забыв и о сегодняшней повестке, и о том, как посетил в больнице Дину, и о тех сведениях, которые только что выдал мне Витя.

Таня сидела напротив меня и слушала, затаив дыхание. Время от времени она, не отдавая себе отчета, наполняла бокал вином, механически цедила его сквозь губы, а я, как только в моем емком сосуде заканчивался коньяк, подливал себе еще.

Откровение облегчало душу, Татьяна, искренне сопереживая, тяжело вздыхала и тихо приговаривала: – Стас ты мой, непутевый! Ну, и досталось же тебе! – и удивленно добавляла: Что же это за полоса такая выдалась, сплошь потери и разочарования! – В какой-то момент она передвинула стул и присела рядом со мной, а я все говорил и говорил и не мог остановиться. Я видел в Татьяне, как бы она к тому не относилась, всего лишь доброго друга, с которым без утайки можно говорить обо всем. Она узнала и о моей давней, неразделенной любви к Дине, о том, что стоило мне лишь заикнулся ей о своих чувствах, как сразу же произошла та ужасная трагедия, и о том, как я строил грандиозные планы на будущее в бизнесе, что обернулось внезапным обыском и уголовным делом, в котором я фигурировал чуть ли не главным действующим лицом. Впервые в жизни я жаловался на превратности судьбы, забыв о собственной гордости и мужестве, которые так старательно лелеял в себе с детства.

Она сидела рядом, внимала моему рассказу, вздыхала и тихо уговаривала, как неразумное дите свое, что все пройдет и наладится, что Дина поправится, и я еще обрету свое счастье.