Загон

Бака щерился своим шитым ртом, и было ощущение, что он откровенно смеется надо мной.

– Насмехаешься? – укоризненно вопросил я. – Друг называется! Эх, ты! Да окажись ты в моей ситуации, еще неизвестно, не вылез бы твой единственный глаз тебе на лоб! Взять хотя бы Таню…

И вновь пришла на память вчерашняя «ночь любви», и я даже застонал от чувства отвращения к себе.

– Болван! Ну, как мне теперь показываться ей на глаза? Такого намолотить! Так все шло хорошо, но уж действительно, «пришел сержант и все испортил!»

Плюнув со злости, я вернул Баку на его место и пошел в душ. Завтра меня ждет еще один трудный день, надо хоть выспаться, как следует, а иначе у следователя и лыка связать не смогу. А фирма на меня надеется…

Как ни странно, но в эту ночь бессонница меня не беспокоила, я спал сном праведника, а вероятнее всего, просто дошел до ручки. Не будет преувеличением сказать, что круговерть событий, в череде которых одно было хлеще другого, вымотала меня до предела, до пьяных постельных безумств, и… в общем, «покой нам только снился.» Да, черт с ними, с этими рассуждениями, следует просто сказать, что едва моя голова коснулась подушки, как я уснул мертвецким сном.

Когда зазвонил мобильник, я даже не сразу понял, что это такое. В темноте и с перепугу, судорожно зашарил по тумбочке в поисках будильника, схватил его и уронил, грохнуло и зазвенело, дрожащая рука ткнулась в ночник, и он улетел куда-то, а телефон все звонил и звонил. Наконец, немного придя в себя и сообразив, откуда раздается звук, я уцепил мобильник и хрипло рыкнул в него:

– Алло!

А где-то, на другом конце космической связи что-то хлюпало, хрюкало, или сопело. Сон слетел, как будто его и не было и теперь уже тревога начала заползать в душу, да ведь ночные звонки могут испугать любого. Ну, кто, позвольте спросить, будет звонить ночью, если нет крайней нужды? И я снова проорал в телефон:

– Алло! Кто это?

И тут до боли знакомый голос не то простонал в трубке, не то провыл всего лишь одно слово:

– Ста-а-а-а-с! – да с таким надрывом, что у меня волосы на голове зашевелились. Это была Татьяна.

– Боже ты, мой! Таня! Что случилось? Что-нибудь с Катюшей?

От ужаса, что с моей любимой дочерью приключилась беда, у меня, что называется, кровь застыла в жилах. Ладно, уж я, но она-то причем?

– Нет, – глухим и гнусавым, видимо от слез, голосом ответила моя бывшая жена. – Не-ет, с Катей все в порядке…

– Господи, как ты меня напугала! А с кем не в порядке?

– Ни с ке-ем! – Всхлипывая, и как-то по-детски обидчиво протянула Таня. – Со всеми все хорошо. – и уже обычным голосом уточнила, – кроме меня!

– Таня, ты что, под хмелем? – осенила меня внезапная догадка. – Ты знаешь, сколько сейчас времени?

– Не знаю… Стас, – она опять захлюпала, – Стас, мне плохо!… Приезжай ко мне!

– Что значит плохо? Сердце? Живот? Голова? Что и где у тебя плохо? – вопросы посыпались один за другим, и, не отрывая мобильник от уха, я нашарил и поднял с пола упавший ночник, включил его, потом полез за будильником. Часы, как ни странно, шли и показывали без четверти два.

– Нет, не живот, и не голова, а… да, пожалуй, сердце! – Она снова громко всхлипнула. – Стас, ты сознательно разбил мне сердце? Зачем ты это сделал? Я не могу без тебя! Прошу тебя, приезжай!

– Господи, Таня, ну… мы все это уже тысячу раз обсуждали! И утром я все сказал. Дорогая моя, пойди умойся холодной водой, прими таблетку аспирина и ложись спать. Утро вечера мудренее. Завтра проснешься, и все будет хорошо, как всегда! Ты меня понимаешь?

– С чего ты, бесчувственный чурбан, взял, что мне всегда было хорошо? – с надрывом прокричала она.

Не было сомнения, что истерика только начинала набирать обороты.

– Таня, уймись! Я же говорил тебе, что жутко устал, что завтра мне предстоит непростой допрос в уголовке, дашь ты мне выспаться хотя бы один раз?! – я тоже начинал заводиться.

– Ну, конечно, ты только о себе и думаешь! Дон Жуан! Казанова! А кто подумает обо мне? О муках моих ты подумал? – Господи, театра только и не хватало!

– Конечно, подумал, – я из последних сил пытался держать себя в руках, – я никогда не забываю о тебе. И о Кате. Я хочу, чтобы вам обеим было хорошо.

– Ну, раз хочешь, значит, должен приехать! Я столько лет тебя жду! Стас, ты человек или истукан, вернись! Давай, начнем все сначала! Ну, скажи, зачем тебе эта Дина? Она вообще может остаться инвалидом!

– Таня! – заорал я, потеряв терпение, – что ты несешь? Прекрати истерику! Я не приеду! Мы в разводе! И давно! Я не люблю тебя! Понимаешь? И хватит об этом!

– Ах, он не любит! – она уже вопила скандальным голосом базарной торговки. – Так какого же ты черта спал со мной не далее, как прошлой ночью? Какого черта? Отвечай, мерзавец! – Она рыдала в голос, и мне представлялось, что разбуженные ее воплями соседи с интересом прислушиваются к ее монологу. – Какой же ты гад, – кричала взбешенная Татьяна, – Стас, какая же ты сволочь!

В мобильнике послышался звук разбиваемого стекла, что-то там грохнуло еще и еще, и я понял, что Татьяна в остервенении крушит все, что попадается ей под руку. Если так будет продолжаться, то она запросто себя искалечит.

– Таня! Да, успокойся же ты в конце концов! Ты же сильная женщина! Ну, зачем тебе Казанова? Ты заслуживаешь лучшего!

Я слышал, как она рыдает в голос, сердце у меня сжималось от жалости к ней, но я ничего не мог поделать с собой, в прошлое нельзя возвращаться. Ошибок оно не прощает…

Рыдания ее неожиданно оборвались, сухой парой слов она будто выстрелила из трубки, – ладно, гуляй, – и связь оборвалась.

Не знаю, сколько я пролежал неподвижно, незряче уставившись в потолок. Сон как рукой сняло. Да, что же это за жизнь такая, сколько же неприятностей свалилось на мою голову за последнее время! Не пора ли заняться подсчетом? А почему бы и нет? Давай, все началось с дурного перелома ноги. Потом, значит, умерла тетя Алла. За ней настала очередь Дины попасть в беду… потом аварии… сломанный зуб… смерть Пашки… его предательство… Татьяна… нет, с Таней, слава Богу, все в порядке, просто у нее истерика на почве… на почве… Тьфу! На почве меня, дурака! Надеюсь, что сейчас-то она спит. И тут какой-то мерзкий внутренний голос тихо шепнул мне: «а зачем же ты внес её в этот свой список, старик? Разве он не из одних негативов?»

Меня подбросило с постели, будто ударило током и продолжало трясти. Черт ее знает, а вдруг? За окном светало, часы показывали четверть пятого. Схватив мобильник, я с трудом набрал номер Татьяны. Один гудок… три… пять… восемь… Тишина. Никто не отвечает. Может, спит? Приняла снотворное и спит? Приняла и спит… Спит…

Я рванул в гостиную, на ходу напяливая на себя штаны и рубашку. Господи, где же ключи от машины? В голове была какая-то свистопляска, я суматошно носился по комнатам в поисках ключей и наконец-то узрел их. Собственно говоря, сложно было их не заметить, они лежали на виду, рядом с Бакой, возле горшка с кактусом. Я схватил их, бросился к двери и тут безумная мысль остановила мой бег. А, что, если… и я медленно приблизился к кукле, присел перед ней на корточки и тихо спросил:

– Надеюсь, с ней все нормально?

Да, что со мной творится в последнее время?! Схожу я с ума, что ли? Я же говорю с куклой, более того, в чем-то уже и подозреваю её! Но ведь это же бред, полный бред! Катюшке это еще позволительно, но для меня такое попахивает клиникой. Вот, сейчас я приеду к Татьяне, удостоверюсь, что она спит, и успокоюсь. А что смотреть, может, взять да и убрать с глаз долой этого Баку? Я потянулся к кукле, но поскольку занимал весьма неудобную позу, причиной чего была не так давно сломанная нога, то как-то неожиданно для себя потерял опору и судорожно вытянул вперед руку, чтобы опереться или ухватиться за что-нибудь. Этим «чем-нибудь» оказался кактус моей дочери. Я натуральным образом взвыл от дикой боли в ладони. Моментально отдернув её от этого подобия утыканного иголками огурца, я чертыхался, размахивая рукой, потом приблизил ладонь к своим глазам и стал поочередно извлекать из нее мелкие, острые колючки. Казавшийся довольным Бака чуть отъехал в сторону от горшка, но по-прежнему с насмешкой озирал пространство. Нет, не его, меня. Задыхаясь от злости, я схватил ключи и ринулся вон из квартиры.

Заруливая во двор Татьяниного дома, я успел увидеть отъезжавшую от её подъезда машину «скорой помощи» и что-то тревожно заныло у меня где-то глубоко внутри. Кое-как втиснув машину в первый попавшийся узкий просвет, я бросился к подъезду. Лифт стоял на первом этаже, так что ждать его не пришлось, но подъем показался мне бесконечным. Я гнал от себя тревожные мысли, но в глубине души уже осознавал, что какая-то беда с Татьяной случилась. Когда двери лифта разъехались, я буквально подлетел к столь знакомой мне двери и с силой надавил на кнопку звонка. По ту сторону раздалась длинная переливчатая трель и… тишина. Я давил на кнопку, отпускал и нажимал снова и снова. Открывать никто не спешил. Я продолжил это занятие, потом бросил, и начал колотить в дверь кулаками. Видимо для столь раннего часа здесь, на лестничной площадке, шум я производил не малый, поскольку дверь соседней квартиры распахнулась и показалась небритая рожа соседа-алкаша Васьки:

– Ну, чё, блин колотишь? – недовольно прохрипел он. – И так ночку устроили, дай боже, дали бы хоть доспать! Чё бьешься-то, не видишь, нет там никого!

– А где? Где Таня?

– Где, где… в Караганде! – сосед почесал помятую щеку, – увезли Таньку-то. Вроде, только что. На скорой.

– Как увезли? Почему? Куда?

– Да откуда мне знать куда? Тут шум такой поднялся, ты спроси вон у Петровны, она кажись, дверь вашу запирала. – И он мотнул головой в сторону двери противоположной квартиры, где жила Наталья Петровна, довольно контактная женщина, с которой Татьяна изредка общалась, так, между делом.

Я переметнулся туда и позвонил, при этом Васька, только что просивший дать ему возможность досмотреть прерванный сон, уже никуда не торопился, стоял на пороге и ждал. А может, и разгулялся.

Наталья Петровна, по всей вероятности таилась у двери, прислушиваясь к шуму на лестничной площадке, потому как открыла ее практически сразу. Заметно было ее возмущение, но, узнав меня, она всплеснула руками и воскликнула: – Боже мой, Стас, а ты-то откуда так быстро узнал?

– Я? Что я узнал? – обескуражено откликнулся я,– может, кто подскажет? Хоть вы мне скажите, что тут случилось? Неужели, с Таней?

– Во, блин, проснулся! – хохотнул за моей спиной Васька, но Наталья Петровна зыркнула на него столь злобно, что тот моментально ретировался, гулко хлопнув дверью.

– Заходи, Стас, – сказала соседка, пропуская меня в квартиру, и, оглядев площадку, проследовала вслед за мной, осторожно притворив дверь.