9 часов над Атлантикой

– Очередь большая, – предупреждаю. – Тебе занять?

Пайпер принимается исступлённо кашлять – поперхнулась, наверное. Не хочу быть виновницей её преждевременной смерти – подскакиваю и луплю её между лопаток:

– Ну же, ну! Ты что?

Кэрол, естественно, просыпается:

– Ты, деточка, беги-беги, я тут позабочусь! Занимай очередь на троих! – хохочет.

Ну вот! Приятно же иметь дело с нескучными людьми, так ведь?

Но я думаю, а вдруг он побрезгует нестиранной футболкой после меня? Ну кто я ему? Всякое же может быть… и люди бывают очень разными.

Достаю его сумку из багажника, Пайпер таращит на меня глаза.

– Что? Он сам попросил! Сказал тут ещё должно быть с десяток презервативов.

Пайпер нервно отворачивается, а я раскрываю сумку. Его свитер лежит прямо сверху – мягкая шерсть тончайшей вязки – кашемир, кажется. Он такой приятный, что я даже прижимаюсь к нему щекой. И пахнет вкусно. Вдруг замечаю портмоне. Я знаю, что не имею права это делать, но соблазн превосходит все мыслимые и немыслимые усилия сдержаться. Внутри сразу вижу то, что хотела увидеть. На фото темноволосая женщина с ребёнком на руках. Девочка совсем кроха ещё, натягивает на лицо шапочку с огромным розовым цветком, спрятав под ней глаза и носик. Фото сделано в спальне – на заднем плане спинка большой кровати. Супружеской.

– Слушай, – показываю Лео не только свитер, но и его же футболку, – не знаю, насколько это уместно…

– Самое время! – почти выдёргивает её из моих рук.

Лео торопливо расстёгивает рубашку, снимает её и запихивает в мусорный контейнер. Его тело красиво, хоть и в шрамах. Нет, не так: его тело прекрасно. Никого более совершенного я ещё не видела. Эти шрамы, их сразу же начинаешь ненавидеть и мечтать о магии. О таком волшебном средстве в твоей ладони, рассыпающем звёздную пыль, которое одним штрихом вылечило бы их, стёрло, вернуло его духовно и физически в точку «до» всех тех ужасов, которые с ним произошли.

Опомниться удаётся, только когда он вздрагивает от прикосновения и замирает в позе «сейчас буду надевать футболку».

– Прости, – говорю, прикусив от злости на себя губу. – Захотелось потрогать.

– Трогай, я не против. Никогда раньше не видела шрамов?

– Лео, я видела такое, что тебе и не приснится… но не на таком красивом теле. Это, – тычу пальцем в самую длинную и широкую полосу на его талии, – неправильно! Несправедливо! Нечестно! Горько и больно!

– Это давно в прошлом! – восклицает с улыбкой, собрав свои красивые брови «домиком». – Уже почти отболело и забылось.

– Да уж, и в память о той боли твоя сумка, которая всегда с тобой, набита обезболивающими и бандажами.

Лео не комментирует мои наблюдения, завершает процесс переодевания, натянув на себя мою-свою футболку:

– Спасибо, что присмотрела за ней, – улыбается. Теперь она пахнет не средством для стирки, а женщиной. Очень красивой и очень молодой! – подмигивает, и в ту же секунду я забываю о его шрамах.

Лео умывается, Клэр занимается уборкой, Париса прикладывает новорожденного к груди.

– Как назовёшь? – спрашиваю.

– Не знаю. Муж никак не может выбрать.

– Я ему помогу. Нам однозначно нужно что-нибудь связанное с полётами и небесами… – хмурюсь, раздумывая.

Затем лезу в сеть в поисках идей.

– Вот! Нашла: Орайон – «свет небес» с древнегреческого. Но знаешь, мне нравится Матиас. Я бы точно назвала его Матиас.

– Что означает Матиас?

– Подарок Бога.

– Матиас – красивое имя. Так зовут моего мужа! – широко улыбаясь, одобряет Клэр.

– Пусть будет подарок Бога! – сияет мама Гаданфара и Матиаса.

– А твой муж? Он не будет против греческого имени? – спрашиваю. Ну, у них же строго там всё – полное повиновение супругу и всё такое.

– Я скажу ему, что ребёнка нарёк командир самолёта!

– Идёт, – подмигиваю ей.

– Слушай, – вдруг обращается ко мне новоявленная мама. – Как тебя зовут?

– Лея. Руку не протягиваю – держи ребёнка крепко.

– Меня зовут Париса.

– Я уже в курсе, – напоминаю.

– Париса – иранское имя. Моя мать родила меня на корабле, капитаном которого был иранец. Он и назвал меня.

– О! Так у вас это семейное! – восклицаю.

– Погоди, дослушай! – она всё-таки отнимает одну руку от ребёнка и кладёт её на моё предплечье. – Моя мама всю жизнь помнила того капитана, он был очень хорошим мужчиной. И очень красивым. Он дал ей кое-что на удачу, – тут она тянется к своей шее, долго копается в слоях своей одежды и в итоге стягивает с себя цепочку с довольно массивной круглой подвеской. Протягивает мне, – вот возьми.

Я рассматриваю вещицу, то ли медальон, то ли монету. Золото, потемневшее от времени. Приглядываюсь внимательнее и вижу завораживающее изображение звезды.

– Мы называем её Байт Аль Джаузза… – тихо отзывается Париса, плавно, с подчёркнутой женственностью покачивая головой.

– Байт Аль Джаузза… – пробую на языке и необъяснимо радуюсь, причём так, что даже покрываюсь мурашками.

– Тот капитан сказал моей матери: «Это для твоей дочери. Пусть, когда придёт время, она выйдет замуж по любви». И знаешь что? В день, когда мне исполнилось пятнадцать, моя мать подарила мне его. В тот же год я встретила моего льва – Гаданфара, и на следующий год вышла за него. По любви. От этой любви у нас родилось трое детей – все сыновья. И я хочу отдать Байт Аль Джаузза тебе.

Лео замер и неотрывно на нас смотрит.

– Спасибо, конечно, – благодарю. – Но такую ценную семейную вещь отдавать мне – случайному попутчику…наверное не стоит.

– Не случайному. Ты спасла жизнь моему сыну. Аллах послал тебя в самый правильный час. И тебе Байт Аль Джаузза нужнее, я знаю. Выйдешь в этом году замуж. По любви.

Я зажимаю монету со звездой в руке и понимаю, что она действительно моя – словно давно меня искала, и вот, нашла.

– Она принесла счастье многим женщинам, – очень мягко заверяет меня Париса, забавно покачивая головой. – Сделает счастливой и тебя. Он будет крепко тебя любить, больше жизни. А от такой любви всегда рождаются здоровые дети.