Корабль призраков

Наконец мы оказались в самом низу. Грохот здесь был изматывающим. Я подняла голову вверх: ничего себе высота! Четырех- или пятиэтажный дом, не меньше. Я уже знала, что шахта машинного отделения насквозь пронзает корабль, от фальштрубы и до трюмов, и что попасть в нее можно с любой из палуб так же легко, как это только что проделали мы.

– Идемте, – поторопил нас Суздалев. – А вы, молодой человек, приготовьте вашу камеру.

Первым, кого мы встретили, был моторист Аркадьич. Дежурная, полагающаяся случаю скорбь, легкий ужас и жгучее любопытство вели отчаянную борьбу за право поселиться на его разбойной физиономии. Скорбь вышла победительницей из схватки, стоило нам только приблизиться.

– Проводи ребят, Аркадьич, – сказал Суздалев мотористу. – А я пойду за адвокатишкой. Нам нужен хотя бы один представитель закона.

Аркадьич кивнул головой и судорожно сглотнул слюну. Суздалев же отправился в очередной челночный рейс.

– Объяснит нам кто-нибудь, в конце концов, что произошло, или нет? – обратил свой взор к мотористу Вадик.

– Сорвался, – кротко сказал Аркадьич. – С верхней палубы сорвался, прямо в шахту, – и фьюить… Нету больше старпома.

Машинное отделение поплыло у меня перед глазами. Я услышала то, что подсознательно уже готова была услышать: вот и кончился старпом Василий Митько, шантажист-любитель, мелкая сошка, вздумавшая играть в опасные игры. Я старалась отогнать от себя дурные мысли и дурные предчувствия, ведь даже неискушенному человеку понятно, что моряк, несколько лет проработавший в море, а тем более старший помощник капитана, не может просто так взять и упасть в шахту машинного отделения… Не поскользнулся же он на банановой кожуре, в самом деле. К тому же каждый пролет предохраняют защитные сетки.

…Открывшаяся нашим взорам картина моментально выбила все мысли у меня из головы. Несколько человек, среди которых я узнала капитана, одного из братков и губернатора Николая Ивановича Распопова, стояли полукругом и заслоняли от нас тело. Я видела только ботинки старпома.

– Вот, камеру привел, – сказал Аркадьич капитану и приклеился глазами к трупу.

– Хорошо. – Капитан был лаконичен. Но, увидев меня, разразился более пространной тирадой: – Вам бы не стоило приходить сюда, девушка.

– Я не девушка, а режиссер съемочной группы, – решилась стойко придерживаться выбранной линии поведения.

– Здесь режиссировать нечего. – Капитан едва сдерживал ярость.

Я сочла за лучшее не вступать в дискуссии и промолчала.

Случившееся произвело на всех удручающее впечатление. Говорил только капитан. Вернее – кричал. Иначе расслышать друг друга было невозможно.

– Ну, что скажете, доктор? – обратился он к братку, возившемуся возле трупа.

Старпом Вася лежал возле одного из работающих двигателей лицом вниз, широко раскинув руки. Одежда его была изорвана во многих местах: должно быть, падая, он немилосердно бился о клапаны, трубы и арматуру, паутиной опоясывающие все машинное отделение. А стопы старпома были неестественно выгнуты, да и само тело, набитое раздробленными костями, больше напоминало желе. Именно так выглядят люди, упавшие с приличной высоты. Мой вгиковский друг Иван, когда-то давно выпавший из окна общежития, лежал в точно такой же позе. Тогда, много лет назад, при виде его тела я не испытала ничего, кроме исступляющей, разрывающей голову боли. Теперь же мной овладел страх.

Страх – и больше никаких эмоций.

Чтобы хоть как-то заглушить его, я придвинулась к губернатору и тихонько спросила его:

– Кто этот парень?

– Старпом, – так же тихонько пояснил Николай Иванович. – Черт возьми, замечательно начинается путешествие… Это дурной знак… Очень дурной. Не знаю даже, что делать…

– Да нет же, я знаю, что это старпом. Я имею в виду парня, которого капитан назвал доктором…

Губернатор обернулся и укоризненно посмотрел на меня: надо же, какая железобетонная дамочка, эмансипированная сучка без сердца, продвинутая потаскушка без капли сострадания, ты бы еще спросила, какой марки часы болтаются на запястье у трупа…

Черт возьми, почему же меня так интересует этот ярко выраженный браток, почему я цепляюсь за самые нелепые детали, например, за развязанный шнурок правого ботинка старпома? За аккуратную заплатку на его кителе, у накладного кармана, почему я раньше этого не замечала? Должно быть, старпом Вася Митько, перед тем как стать шантажистом, вполне удачно штопал себе носки…

– Этот парень, – тупо повторила я, – кто он?

– Говорят, крупный нейрохирург. Возглавляет клинику где-то под Питером…

Надо же, крупный нейрохирург. Он крупный нейрохирург, а ты, Ева, совершенно хреновый психолог, бездарный последователь теории Ломброзо! Принять уважаемого человека, почти медицинское светило, за бандита с большой дороги, за рэкетира со стажем, за владельца привокзального стриптиз-бара и банальной «Моторолы»! Нет тебе прощения, Ева!.. Интересно, кем же тогда окажется второй браток – специалистом по коронарному шунтированию или профессором-ортопедом?..

– Что скажете, доктор? – снова повторил капитан.

– Что тут скажешь! – Доктор поднял голову. – Я ведь не судмедэксперт. Могу только констатировать смерть…

– Подождите, доктор. – Капитан обратился к Вадику. – Вы пока снимайте все, что говорит доктор, и… Само тело тоже снимите. Чтобы все было зафиксировано. Сами понимаете, что оставлять здесь тело надолго нельзя. Кассету потом отдадите мне. Все ясно?

– Вполне, капитан. – Вадик тотчас же навел объектив на нейрохирурга (как же все-таки я могла так ошибиться?!) и застрекотал камерой.

Доктор, возившийся у трупа, продолжил:

– Итак, смерть наступила в два двадцать семь. Стало быть, пятьдесят пять минут назад…

– Вы так точно можете установить время?

– По часам, капитан, только по часам. – Нейрохирург осторожно приподнял руку старпома и указал на запястье: – Часы механические, и потому остановились, разбились от удара. Так что мы можем констатировать момент смерти довольно точно. Что еще? Кроме повреждений, связанных со спецификой травмы, никаких иных мною не обнаружено.

– Что вы имеете в виду?

– Следы от огнестрельного ранения, например, – просто сказал нейрохирург. – Или колотые раны, свидетельствующие о применении холодного оружия.

Капитан нахмурился и внимательно посмотрел на доктора:

– Вы хотите сказать…

– Версию убийства я бы тоже не стал отбрасывать. – Нейрохирург неожиданно осклабился, обнажив неровные и крупные зубы. – Хотя…

– Хотелось бы ее отбросить, – надавил капитан.

– Ничто об этом не говорит. Покойный был довольно крупным человеком… Завалить такую тушу, да еще без борьбы, – довольно проблематично… И потом, судя по всему, он основательно набрался перед смертью… Разит, как от винной бочки, простите за живописную подробность…

Закончить нейрохирург не успел: в машинном отделении, в сопровождении Суздалева, появился адвокат Альберт Венедиктович в роскошном бархатном халате, натянутом прямо на пижаму. Из пижамных брюк торчали его оплывшие, покрытые жесткими рыжими волосами щиколотки, а холеная борода сбилась набок.

Толстый адвокат тяжело дышал и то и дело промакивал носовым платком вспотевшую лысину. Судя по всему, второй помощник уже ввел адвоката в суть трагического происшествия со старпомом, и Альберт Венедиктович сразу принялся за дело.

– Разойдитесь, не стоит толпиться возле трупа, – прощебетал он, раздуваясь от чувства собственной значимости. – И вообще, слишком много людей.

Бедный толстяк Альберт Венедиктович, видимо, лавры следователя по особо важным делам никогда не давали тебе покоя. Или слава комиссара Мегрэ.

Кряхтя и отдуваясь, Альберт Венедиктович опустился на четвереньки перед трупом старпома и принялся внимательно изучать его.

– Кто первым обнаружил тело? – наконец спросил он.

Капитан вытолкнул из толпы моториста Аркадьича:

– Он!