Но такой странной угрозы на моей памяти не было. Да и сукой Аглаю Канунникову никто не называл, разве что очаровательные коллеги по детективному цеху, да и то в семейном кругу. И при чем здесь цветы?..
Нужно поскорее избавиться от записки и забыть о ней. Наверняка какой-то сумасшедший, не иначе. Сумасшедший, с литературным словом «сука» наперевес.
Но выбросить конверт я не успела – появились первые ласточки с рейса Мюнхен – Москва. И мне ничего не оставалось, как поднять табличку: «RAINER WERNER RABENBAUER».
За первыми ласточками последовали менее расторопные щеглы, потом пришел черед основной стаи, и под самый занавес косяком пошли неторопливые, слегка потрепанные в боях с таможней удоды.
Райнер-Вернер оказался бакланом.
Он вышел последним – когда я уже потеряла всякую надежду на встречу. Баклан приблизился ко мне и сказал:
– Райнер-Вернер – это я. Вы представитель фрау Канунниковой?
Я кивнула.
– А где же сама фрау?
– Я – ее личный секретарь.
Аглая, как обычно, слукавила: Райнер-Вернер не просто хорошо говорил по-русски. Он говорил по-русски практически без акцента. Хотя легкий акцент все же был: он живо напомнил мне специфический говорок завсегдатаев одесского Привоза.
– Меня зовут Алиса.
– Ага. Как Алиса в стране чудес?..
– Как «Алиса здесь больше не живет»[6 - Фильм М. Скорсезе.], – отрезала я. Терпеть не могу когда начинают прохаживаться по моему не слишком удачному имени.
– Понятно. А я – Райнер-Вернер. Впрочем, вы это уже поняли. – Он склонил голову набок и принялся разглядывать меня самым бесцеремонным образом.
Я тоже не осталась в долгу.
Райнер-Вернер был типичным немчурой из культурфильма времен Третьего рейха «Наш вермахт». Коротко стриженные, зачесанные назад белые волосы, правильной формы череп, правильной формы глаза, правильной формы нос… А на монументальном подбородке Райнера-Вернера могла бы развернуться танковая армия Гудериана. Без всякого стеснения. И еще осталось бы место для Рейхсканцелярии и Бранденбургских ворот.
Массивная голова немца была посажена на такие же массивные плечи. Опустить взгляд ниже я не рискнула: уж слишком вызывающе бугрились узкие райнер-вернеровские джинсы. Самые сексуально озабоченные джинсы, которые я видела в своей жизни.
Так и не дойдя до границ тайной радости нимфоманок, я снова повернула обратно и уткнулась в левое немецкое ухо с болтавшимися там двумя серьгами (о, майне кляйне[7 - Мой маленький (иск. нем.).] Райнер-Вернер, вермахт бы этого не одобрил!). На мизинце тоже что-то серебрилось, но рассмотреть перстень я не успела. Немец поправил сумку на плече и по-свойски обнял меня.
– Что будем делать? – спросил Райнер-Вернер. В его контексте это прозвучало как: «С какой позы начнем?»
– Я отвезу вас в гостиницу, – сказала я. В моем контексте это прозвучало как: «Я честная женщина и последний раз имела секс четыре года назад. По телефону».
– А фрау Канунникова? – В его контексте это прозвучало как: «Можем и втроем. Она за главную, ты на подхвате».
– Фрау Канунникова ждет вас завтра с утра, – в моем контексте это прозвучало как: «Займись-ка ты лучше самоудовлетворением, мальчуган».
Райнер-Вернер понимающе засопел. И больше не сказал ни слова. В полном молчании мы вышли из аэропорта и погрузились в такси.
Разговор возобновился только в районе дорожного указателя «ХИМКИ». Майне кляйне Райнер проводил взглядом бетонные соты и произнес.
– Давно мечтал побывать в России.
– Вы очень хорошо говорите по-русски, – сказала я только для того, чтобы что-то сказать. Мечты немецкого жеребца меня не интересовали. И еще это дурацкое письмо!..
– Моя мать была русской.
– Правда? Просто замечательно.
– Ничего замечательного в этом нет. Она нас бросила, когда мне было полтора года. С тех пор я ее не видел.
– Извините.
– Ничего. Я уже вырос.
Мы снова замолчали, тем более что на горизонте замаячила Москва.
– Это Москва? – спросил Райнер-Вернер.
– Москва, – односложно ответила я.
– Давно мечтал побывать в Москве.
– Да, я понимаю, – гид из меня никудышный, это точно.
«БОЙСЯ ЦВЕТОВ, СУКА!» Первые два слова выглядели как предупреждение. Последнее было явной угрозой. А этот странный, так до конца и не подслушанный мной разговор в кабинете? Тогда Аглае тоже кто-то угрожал. Я понятия не имела о существе вопроса, зато мне достался ответ: «…не стоит мне угрожать. И шантаж у вас не пройдет. Это напрасная трата времени».
А самым удивительным было то, что к воспоминаниям об этой ночи мы больше никогда не возвращались. Аглая сделала вид, что ничего не произошло, я подыграла ей, и тема закрылась сама собой. И еще Ксоло! Чтобы хоть как-то ладить с лысой тварью, я прочла кое-какие статьи о ксолоитцкуинтли. Собаки этой породы так и норовят провести ночь в постели хозяев. Аглая поощряла дурные наклонности Ксоло, она сама говорила мне об этом. А ту – единственную – ночь Ксоло провела со мной. Аглая вернулась в кабинет, а Ксоло осталась.
Это было нарушением правил. Она никогда не нарушила бы правил, если бы не была так взволнована.
Было и еще одно нарушение: она оставила меня. Хотя предыдущая соискательница места вылетела только за то, что один-единственный раз оказалась подозрительно близко от дверей кабинета. А мне все сошло с рук. Интересно, почему?.. Может быть, она решила, что я услышала гораздо больше, чем я услышала на самом деле? И на всякий случай решила придержать меня?..
– Простите! – напомнил о себе Райнер-Вернер. – Я бы хотел, чтобы вы показали мне вот это… Если, конечно, у вас будет время…
Он расстегнул рюкзак, деловито покопался в его внутренностях и протянул листок из блокнота. На листке четким готическим почерком были выведены несколько адресов с довольно экзотическими комментариями.
1. Малый Татарский переулок, 4/1, флигель во дворе – пироманьяк (7 пожаров в административных зданиях, 35 погибших);
2. Ул. Василисы Кожиной, 2, центр «Ваш досуг» – детское порно (подпольная студия, продажа кассет в страны Западной Европы);
3. 2-я ул. Усиевича, 13, подвал – сатанисты (осквернение могил, ритуальные убийства подростков не старше 15 лет);
4. Бульвар Матроса Железняка, центр госпитализации и перевозки рожениц – врачи-убийцы (использование абортивного материала для медицинских опытов, похищение младенцев)…
Далее следовало еще девять пунктов, но и первых четырех мне было достаточно. Я искоса посмотрела на потомка Зигфрида:
– Что это?
– Достопримечательности, которые мне необходимо увидеть.