После любви

– Можете. При условии, что вы – нимфоманка. И вам все равно с кем спать.

– В противном случае…

– В противном случае секс со мной не доставит вам никакого удовольствия. Как и большинству женщин.

Шокирующее откровение, оценить его по достоинству мешает вновь появившаяся Кондолиза с одинокой тарелкой для mademoiselle, нарочно или не преследуя никакого умысла – но она позабыла о сыре и капусте, можно ли считать крошечный сосуд с соусом компенсацией?..

Устраивать скандал я не стану.

– Хотите еще поговорить о сексе? – интересуется Спаситель мира.

– Пожалуй, нет.

– Тогда вернемся к вам. Ваши волосы…

Не короткие и не длинные, не темные и не светлые, что-то среднее. Какими бы они ни были – страсти в них больше не запутаться. А ведь меня многие считали страстной, иногда – чересчур; человек, бывший моей l’amour, отбыл в неизвестность именно с этим убеждением. Осев в Эс-Суэйре, я совсем махнула на себя рукой.

Чтобы не сказать – опустилась.

Это особенно бросается в глаза на фоне холеной физиономии Алекса. «Хлыщ» – назвал его Доминик. Справедливое замечание.

– …А что – мои волосы? Вам не нравится прическа?

– Мне совершенно все равно, какая у вас прическа. Но если бы вам пришлось выбирать, вы бы отрастили их или наоборот – постригли самым кардинальным образом?

– Я уже выбрала.

– Это не ответ. Отрешитесь от события, которое загнало вас в такую дыру. Что бы вы выбрали?

Тест-драйв продолжается, даже забавно.

– Я бы постриглась. Очень коротко.

– Так я и думал, – удовлетворенно хмыкает Алекс.

– Мне развить эту тему или вы сами разовьете?

– Тут и развивать нечего. Все, что можно было узнать о вас, – я узнал из вашего письма.

– Странно. В нем не содержалось никаких биографических данных. И никаких ссылок на косметические, кулинарные, сексуальные и иные предпочтения. И о состоянии ротовой полости там не было ни слова. Только подпись.

– Я умею читать между строк, Саша.

– Кто бы сомневался! – Достаточно ли иронично это прозвучало? – Что же такого интересного вы вычитали?

– У вас есть чувство юмора, – принимается загибать пальцы Алекс. – Вы обладаете вкусом, энергичны, умеете убеждать, умеете взглянуть на вещи с неожиданного ракурса, вы русская, наконец…

– Это так важно?

– Это важно. Позже я объясню вам – почему… И потом – вы хороши собой.

Ха-ха.

– Не красавица, конечно, – тут же поправляет себя Алекс. – Далеко не красавица. Но в вас есть то, что обычно называют шармом. Изюминкой.

– Это вы тоже почерпнули из письма?

– Это – нет. Это я увидел уже по приезде сюда. Это можно считать бонусом. Дополнительными баллами.

– Дополнительными – к чему?

– Я объясню вам. Позже.

– После завтрака?

– Позже – значит позже.

Письмо не выглядело ни особенно оригинальным (на мой взгляд), ни особенно длинным, две с половиной страницы, напечатанные на пишущей машинке. Не такой старой, чтобы на ней было совсем уж неудобно работать, Доминик называет ее «portative»[8 - Портативная (фр.).] – она, как и бритва, как и музыкальная шкатулка, была забыта в одном из номеров. Никаких дополнительных аксессуаров к машинке не прилагалось, лишь вставленный в каретку лист с обрывком фразы:

…что мешает нам начать игру? Давай отбросим все и начнем…

По ее поводу у нас даже возник бесплодный спор с Домиником. Доминик считает, что это – финал мегабестселлера, завоевавшего рынок, я же убеждена, что это – начало заурядной книжонки, изданной ограниченным тиражом и полностью провалившейся. В любом случае мы с Домиником так и не узнали о судьбе других фраз на других листах, а машинка осталась у меня. К сочинительству она не особенно располагает.

Мертвый груз.

Алексу так не показалось.

Поэтому он и сидит сейчас напротив меня, отложив вилку и нож и подперев руками подбородок: завтрак окончен.

Как и следовало ожидать, за него мы расплачиваемся отдельно друг от друга.

– Чем займемся теперь? – спрашиваю я у Алекса, кладя в папку со счетом двадцать дирхам – чаевые на вспомоществование толстухе Кондолизе.

Алекс Гринблат ограничился десятью.

– Чем займемся теперь? – спрашиваю я у Алекса, когда мы снова оказываемся на улице.

– Дайте подумать…

– Хотите, покажу вам город?

Глупейший призыв, я ведь знаю, что ответит мне Алекс, как он ответит.

– Оставим туземные прелести туристам.

По узкой улочке несется ветер. По узкой улочке скачет солнце. То здесь, то там хлопают синие ставни, открываются и закрываются синие двери, а в ослепительно-синем небе я вижу стаю голубей. Видит ли их Алекс Гринблат?..

Не уверена.