Когнитивная гармония как механизм текстовой деятельности

29) Во всех подобных случаях, когда ни один ямщик не решится везти, обращаются к этому молодому, и он никогда не откажется. И заметьте: никогда он не берет с собой никакого оружия. С тех пор как не стало Безрукого, ходит в народе за ним слава убивца. Его сопровождает какое-то обаяние, и он сам, кажется, также ему поддается. Но ведь это иллюзия. Поговаривают уж тут разные ребята: «Убивца», мол, хоть заговоренного пулей, а все же взять можно».

(В. Г. Короленко. Чудная)

Именная группа «слава убивца» является источником асимметрии, поскольку имеет не только предметное значение, но, инициируя работу памяти, способствует реконструкции гармоничной триады событийного сценария: вследствие того, что Силин (ямщик), спасая барыню с детьми, убил самого матерого разбойника Безрукого (праимпрессия), (поскольку он «смотрел смерти в глаза» и победил ее), им овладело бесстрашие (ретенция); в дивинации реконструируется фаза протенции – Силину отомстят другие разбойники за смерть своего главаря. Глагольный цикл события, к которому отсылает асимметричный знак, развертывается следующим образом: был (простым ямщиком) – встретил (разбойника) – убил (его) – приобрел («славу убивца»). Таким образом, событие, которое реконструируется при обращении к вышеупомянутому асимметричному знаку, инициирует душевное состояние субъекта – после смерти Безрукого Силину не страшны разбойники, меняется и общественное мнение о нем.

30) С каждым днем с ужасом чувствовал Гаврила, что кровно привязывается к новому Петру, а образ первого, родного, меркнет, тускнеет, как отблеск заходящего солнца на слюдяном оконце хаты. Все реже возвращалась к нему прежняя боль утраты, она уходила все дальше, и ощущал Гаврила от этого стыд и неловкость… Уходил на баз, возился там часами, но вспомнив, что с Петром у кровати сидит неотступно старуха, испытывал ревнивое чувство. Шел в хату, молча топтался у изголовья кровати, негнущимися пальцами неловко поправлял наволочку подушки и, перехватив сердитый взгляд старухи, садился на скамью и притихал.

(М. А. Шолохов. Чужая кровь)

Словосочетание «прежняя боль утраты» служит для передачи разных означаемых – чувства и прошлого события. Возникшая асимметрия уравновешивается за счет построения памятью дополнительной языковой конструкции, реализуемой при смысловом восприятии фазы праимпрессии: единственный сын старика и старухи Петро погиб далеко от дома и похоронен неизвестно где. Гармоничная триада разворачивается так: вследствие того, что старики потеряли единственного сына (праимпрессия), они, выхаживая раненного красноармейца, помимо их воли привязались к нему (ретенция); фаза протенции реконструируется интерпретатором в предпонимании – старики обрели нового сына. Но тут происходит «изменение горизонта интенциональности» [Гуссерль, 1994], другими словами, возникает другой сценарий «Письмо от товарищей с завода»: вследствие того, что названный («приобретенный» заново) сын «Петро» (Николай) получил письмо от своих товарищей с Урала с просьбой вернуться на завод, Николай оставляет стариков и уезжает, тем самым разрушая их надежду на спокойную старость с «приемным сыном».

31) Анна вторую неделю работала в очереди на скотном дворе. Вместе с шестью другими бабами выдаивала коров. Отбивала телят и шла спать. Сон приходил не скоро – ворочалась, прислушивалась к ровному дыханию Арсения, думала о теперешней жизни в коллективе, не могла заснуть из-за письма первого мужа.

(М. А. Шолохов. Двухмужняя)

Словосочетание «из-за письма первого мужа», имея предметное значение, также инициирует восприятие прошлого события. Интерпретатор реконструирует триаду когнитивного сценария «Нелегкий выбор»: вследствие того, что Анна получила письмо от первого мужа, которого считала погибшим (праимпрессия), она потеряла покой и сон (ретенция); вследствие того, что объявился первый муж, она решила возвратиться к нему (протенция). Фаза протенции «рождается» в предпонимании: в связи с тем, что многомужество социально неприемлемо и считается грехом, Анна все же решит вернуться к первому мужу. И, как покажут дальнейшие события, она возвратится к первому мужу, но после очередных побоев вернется к своему второму мужу Арсению. Получение письма («приобретение») приводит к кардинальным изменениям в жизни Анны: она, забрав сына от второго мужа Арсения, уходит к первому, венчанному мужу. Пройдя фазу преображения (когнитивного сценария, репрезентирующего целый повествовательный текст), Анна возвращается в колхоз к Арсению.

32) Людская молва сделала Голована мифическим лицом. За ним закрепилась репутация кудесника с неодолимым талисманом.

Знал или не знал Голован, что ему присвоили такие дела, – неизвестно. Однако когда к нему очень часто обращались с такими просьбами и вопросами, с которыми можно обращаться только к доброму волшебнику, он на многие такие вопросы давал «помогательные советы», и вообще ни за какой спрос не сердился.

(Н. С. Лесков. Несмертельный Голован)

Словосочетание «репутация кудесника с неодолимым талисманом» представляет собой асимметричный знак. При «встрече» с ним память возвращает интерпретатора к событиям, имевшим место в прошлом. Перед интерпретатором разворачивается последовательная цепочка равновесных событий на макроуровне: вследствие того, что Голован излечил многих людей от смертельных болезней (праимпрессия), он завоевал со стороны простых людей отношение к себе как к человеку особенному, человеку, который не боится смерти (ретенция); фаза протенции воспроизводится как уже осуществленная: интерпретатором воспроизводится событие прошлого – Голован погиб, «спасая чью-то жизнь» – об этом упоминалось в начале рассказа.

33) Он (Гитлер) сжимал зубы, преисполненный обиды на весь мир и ненависти к своим врагам и друзьям, умершим, убитым и живым. Мысль о торжестве русских приводила Гитлера в исступление. Он вскакивал с места и начинал быстро шагать по своему суженному до размеров крысиной норы государству. Он опять начинал бушевать, плакать, угрожать, обвинять всех и вся в поражении своей армии.

(Э. Г. Казакевич. Весна на Одере)

Именная группа «торжество русских» обладает не только предметным значением, но и, инициируя работу памяти интерпретатора, отсылает к значимому событию в прошлом: из-за того, что Советская армия одержала победу (праимпрессия), Гитлер пришел в исступление (ретенция); вследствие победы Советской армии участь Гитлера была предрешена – он потерпел полное поражение и находился в положении загнанной в угол крысы (протенция).

С учетом изложенного необходимо обратить внимание на то, что в процессе интерпретации повествовательного текста единство достигается посредством активности сознания, которое выполняет конституирующую (адаптирующую) функцию. Когнитивная гармония создает или, иначе выражаясь, выполняет реконструктивную функцию (функцию активизации мыслительных процессов в процессе интерпретации). Таким образом, она позволяет любому носителю языка молниеносно отслеживать смысловые взаимодействия единиц на всех уровнях при интерпретации повествовательного текста. При встрече с асимметричной структурой память мгновенно в сознании репрезентирует события прошлого, «свернутого» в данном асимметричном знаке. В свою очередь, репрезентация прошлого события становится ориентировкой для последующих событий при реконструировании модели-проекции повествовательного текста, что в результате приводит к cтановлению когнитивной гармонии.

Глава 2

Асимметричность языкового знака

2.1. Имя VS предикат

В соответствии с логико-коммуникативным подходом к значению, «семантическое содержание слова формируется под влиянием его роли в сообщении. Если, отвлекаясь от отношений, предваряющих высказывание, т. е. от номинации и экзистенции, считать, что в предложении регулярно реализуются две основные коммуникативные функции – идентификация предметов, о которых идет речь, и предикация, вводящая сообщаемое, то можно ожидать, что значение слов приспосабливается к выполнению одного из этих заданий» [Арутюнова, 1976, с. 34].

Имена характеризуются предметной семантикой. «Употребление конкретных имен предопределено онтологией мира… Компетенция в области идентифицирующих имен создается знанием их референции» [Арутюнова, 1976, с. 38].

«Суть предиката состоит в «обозначении и оценке статических свойств и динамических проявлений предметов действительности, их отношений друг к другу. В области предикатов дифференцируются значения, шлифуется система понятий» [Арутюнова, 1976, с. 40]. Именная семантика обращена к пространственному параметру мира, предикатная организована временной осью. «Предмет и действие, пространство и время < … > – таковы некоторые параметры, ответственные за поляризацию двух типов значений, первый из которых определяется отношением к миру, а второй – к человеческому мышлению о мире. Природа суждения аналогична природе человека: в ней дух соединен с материей» [Арутюнова, 1972, c. 47]. Отношения между этими семантическими типами (именем и предикатом) характеризуются процессами транспозиции, взаимообменом [Арутюнова, 1976].

Среди существительных различаются слова, выполняющие предикатные и именные функции. Именные знаки «соответствуют» конкретным объектам, которые участвуют в определенных конкретных ситуациях, разворачивающихся в реальной действительности. Семантические признаки этих именных знаков определяются «вещностью обозначаемых ими объектов» [Богданов, 1977, c. 29].

Предложенные В. Порцигом [Porzig, 1930] термины «предикатные слова» или «предикатные понятия» характеризуют абстрактные существительные, которые употребляются и имеют значения предикатов, соотносясь таким образом с глаголами и прилагательными. В нашем случае речь идет о предикативной функции имен, когда говорящие могут выразить свойства и динамические отношения (проявляющиеся в качестве абстрактного образа-картинки, а не обозначающие конкретный предмет или вещь в действительности) формой имени существительного. Такие случаи изменчивости между двумя сторонами языкового знака (имени в качестве предиката) характеризуются как «возникновение» асимметрии именных и предикативных отношений на синтаксическом уровне (Гак, 1990).

Комментируя изменчивость между двумя сторонами языкового знака (differance, «разнесение», знаменитая метафора Ж. Дерриды), Ж. Деррида пишет: «Никакой элемент не функционирует и не означает, не приобретает и не придает "смысл" иначе, как отсылая к какому-то другому элементу, прошлому или будущему, внутри экономии следов-отпечатков» [Деррида, 1996, c. 50]. В приведенном высказывании содержится указание на способ смыслообразования в языке. Хотя данное указание осложнено метафорой «экономия следов отпечатков», но сам Ж. Деррида дает расшифровку метафоры в следующем комментарии: «Этот экономический аспект разнесения, допускающий вторжение определенного расчета – неосознанного – в некое силовое поле, неотделим от узко семиотического аспекта» [Деррида, 1996, c. 50–51].

Таким образом, представление смыслообразования в языке значительно изменено. Этот процесс оказывается погруженным в сложные отношения между интенциональностью (ясно, что именно последняя подразумевается под выражением «некое силовое поле») и самим разнесением, которое Ж. Деррида также именует альтернативным термином «овременение».

Альтернативное определение разнесения проясняет не только смысл ключевого понятия в теории дескрипции, но также делает понятными размах и разнообразие лингвистических исследований, в центре которых находится семиотика предикативных единиц языка. Разнесение-овременение более эксплицитно проявляется в предикате и развивает формы проявления, имеющие категориальный статус в языке, опирающиеся на относительное постоянство соотношения между означаемым и означающим. Вместе с тем подвижность, функциональное и позиционное разнообразие жизни предиката в языке дают лингвистам большой простор для творческого поиска.

Заметное влияние на формирование лингвистических интересов в нашей стране сыграли исследования Ч. Филлмора, разделившего значение и пресуппозицию, и Н. Д. Арутюновой, указавшей на глубокие психологические различия между именным и предикативным значениями. Интерпретируя данные выводы на фоне понятия «разнесение» Ж. Дерриды, мы приходим к выводу о том, что элементы внутри экономии следов-отпечатков – это элементы пресуппозиции, обретающие позиционный статус. К подобному же выводу приходит У. Эко, рассматривающий проблему интерпретативных границ пресуппозиции [Эко, 1990].

Различение между психологическим статусом предикативного значения, с одной стороны, и предметным, денотативным статусом именного значения, – с другой, говорит о том, что процессы разнесения, действующие в семиотическом пространстве, по-разному отражаются на характерах указанных значений. У предиката экономический аспект разнесения относительно изоморфно отражается в виде темпорально-локальных категорий. В свою очередь, имя становится «фигурой», которая проявляет свой семиотический статус на переходе от пресуппозиции к пропозиции.

2.2. Асимметрия именных и предикативных отношений

Явление приобретения именем предикативного значения определяется и характеризуется в языке понятием асимметрии. О понятии асимметрии впервые было упомянуто С. О. Карцевским в 1929 году [Карцевский, 1965], но она была ограничена парадигматическим аспектом. В. Г. Гак предложил новую, расширенную трактовку асимметрии языкового знака, проявляющую многоаспектный характер (в синтагматическом и в семиотическом аспектах) [Гак, 1990].

Две составляющие стороны языкового знака – значение и форма – харектеризуются состоянием подвижного равновесия. Как показал С. О. Карцевский, знак стремится к нарушению такого равновесия, которое возникает по причине изменения потребностей общения. Следствием этого является поиск новых способов для обозначения прежнего содержания. Таким образом, происходит «переосмысление формы, наполнение ее новым содержанием» [Карцевский, 1975, c. 85].

Речь идет об «отсутствии однозначного соответствия между означающими и означаемыми: одно и то же означающее может служить для передачи разных означаемых и наоборот, одно и то же означаемое может быть представлено разными означающими» [Карцевский, 1975, c. 85]. Иными словами, такая асимметрия, или «непараллельность» означаемого и означающего, возникает при употреблении знака в конкретной ситуации, которая характеризуется «выходом» означающего и/или означаемого из рамок, назначенных одним из них другому: означающее стремится проявить иные функции, нежели его собственные, а означаемое стремится выразить себя по-иному (иными средствами), нежели его собственный знак (собственная форма).

Необходимо отметить, что асимметрия двух сторон знака ни в коем случае не может быть воспринята в качестве недостатка, как может показаться на первый взгляд, напротив, данное явление – достоинство естественного языка. Именно благодаря постоянной «адаптации» сторон языкового знака относительно потребностей конкретной ситуации, т. е. благодаря асимметричному дуализму структуры знаков лингвистическая система способна эволюционировать.

Может показаться, что «асимметричный дуализм» языкового знака противоречит другому его свойству, заключающемуся в устойчивости связи означаемого и означающего. Однако под устойчивостью понимается не категорическая незыблемость, а относительное постоянство. Действительно, природе лингвистического знака свойственны неизменность и подвижность его сторон одновременно. Приспосабливаясь к конкретной ситуации, знак изменяется только частично, поскольку благодаря неподвижности другой своей стороны (части) знак все же остается «тождественным самому себе» [Карцевский, 1975, c. 89].

Вместе с тем асимметрия, проявляющаяся в качестве преобразования семантики слова или грамматической формы, «способна при этом осложняться контекстуальной многозначностью». Происходит это по той причине, что форма, приобретая новую, несвойственную ей функцию, в то же время не теряет и исходной, что ведет к созданию неоднозначной интерпретации (дополнительной нагруженности) текста и порождает особый «семантический фон» – оценочный, модальный, эмоциональный» [Ковтунова, 1986, c. 166–171], «многоярусную семантику» [Синельникова, 1993], «зарождает особую напряженность между языковой формой и смысловым контекстом, отражает творческое начало в использовании языка – рождение новых смыслов» [Рябцева, 1986, c. 657]. Соответственно «наиболее ценные проявления человеческой культуры характеризуются таким использованием языка, которое можно описать как применение одной последовательности знаков для передачи одновременно нескольких сообщений» [Иванов, 1978, c. 179] (ср. при асимметрии именных и предикативных отношений на синтаксическом уровне).

Посредством асимметричного дуализма языкового знака «форма одного высказывания способна выражать два содержания-сообщения – явное и неявное, вербализованное прямо и косвенно, эксплицитно и имплицитно. В результате возникает неразрывность формы и содержания, их творческое взаимодействие» [Рябцева, 2004, c. 658].

Асимметрия связана со структурными изменениями предложения. Эти преобразования включают два основных типа: транспозицию и опущение (качественное и количественное преобразование). Транспозиция в данном исследовании заключается в том, что процесс выражается не глаголом, а иной частью речи, чаще всего – существительным. Всякая номинализация приводит к логико-грамматической асимметрии [Гак, 1990]. Речь идет о высказываниях со свернутой предикацией. В отмеченных высказываниях тип предикативности имплицитен, его следы обнаруживаются в непредикативных словах – конкретных существительных (именах). Например: Собрание перенесли из-за отца Александра. Здесь перед нами косвенный тип номинализации, получаемый не вследствие транспозиции глагола, а вследствие его опущения. Только контекст или ситуация позволяют восстановить вторую предикацию полностью (из-за того, что отец Александра заболел, уехал, отказался принимать участие в собрании и т. п.).

«Возможность скрытой предикативности осложняет интерпретацию высказывания, особенно если оно содержит глагол, способный присоединять «предикативный актант» [Арутюнова, 1972, с. 47]. Так, например, Он закончил книгу может быть проинтерпретировано как Он закончил читать книгу и Он закончил писать книгу. Равным образом фраза Я слышал об Александре может быть интерпретирована как асимметричное по структуре высказывание, содержащее две пропозиции: Я слышал, что он за человек или Я слышал, где он теперь. Все подобные предикатные актанты, формально выступающие в качестве имен, допускают различные интерпретации.

Асимметричные предикативные структуры чрезвычайно разнообразны и вместе с тем употребительны. «Включение одной пропозиции в структуру другой позволяет выразить ряд семантических пропозиций в рамках одной предикативной структуры, добиться большей компактности средств выражения, вариативности способов выражения, опущения избыточных, повторяющихся элементов значения. Номинализованный способ выражения, будь то прямой или косвенный, всегда имеет более обобщенное значение, чем глагольный» [Арутюнова, 1972, с. 47]. Но с другой стороны, эта компактность, экономность выражения приводит к семантической неполноте, непрозрачности и неоднозначности интерпретации.

И тогда только контекст или ситуация позволяют уточнить смысл предложения, иными словами, всякий раз, когда обнаруживается факт асимметрии, то есть расхождение между планом выражения и планом содержания, приходится обращаться к контексту, воспроизводящему события, «стоящие» за этими асимметричными именными знаками, т. е. находить решение при упорядочивании и классификации фактов (событий).

В работе исследовались асимметричные типы отношений, участвующих в организации предложения, которые стали источником асимметрии именных и предикативных отношений на синтаксическом уровне:

1) отношения между значением слова и его синтаксической функцией;

2) отношения между значением глагола и значением актантов;

3) отношения между значением предиката и значением характеризуемого им субъекта.

Данные асимметричные отношения характеризуют отношения понятий пространственно-предметного плана, с одной стороны, и событийно-временного – с другой, т. е. речь идет об асимметричном дуализме знака, как было отмечено, характеризующем именные и предикативные отношения в языке на синтаксическом уровне. Данный тип асимметрии проявляется при нарушении семантического согласования элементов предложения.

Все три типа отношений сводятся к семантическому согласованию предметных (именных) и событийных (пропозитивных) понятий в предложении и приведению каждой из упомянутых категорий в соответствие с той понятийной областью, центром которой она является.

В первом случае семантическое согласование требует соотнесения именных (предметных) понятий с отношениями пространственного плана, а предикативных (пропозитивных) – с отношениями логико-темпорального типа. Имя (существительное) принадлежит области представления категории пространства, предикат (глагол) – области представления категории времени. При асимметричном дуализме языкового знака имена утрачивают значение предметности и начинают соотноситься по своему синтаксическому статусу с областью категории времени, выражая причинно-следственные значения процессуальных отношений.

Во втором случае семантическое согласование требует соотнесения именных предметных понятий с обозначениями физических действий, а предикативных (пропозитивных) – с названиями психических актов.