Палатинат. Часть 1. Произошедшее

Что дальше? Дальше дали девушкам одеться, те оделись сами и как смогли прикрыли девушку без сознания. Оковы на ногах утяжелили, руки сковали наручниками, потерявшую сознание девушку закинули на плечо Фридриху и повели через бесконечный коридор, разбитый на участки уже знакомыми огромными переборочными дверьми, вмонтированными в сами переборки. Двери, при пристальном рассмотрении, оказались более трёх метров в диаметре; толстыми, толщиной в полметра; с затворными механизмами, управляемыми маховиками, установленными с двух сторон, – всё как между отсеками подводных лодок, только несоизмеримо больше. Местами коридор расширялся, и эти участки напоминали станции метро, а местами сужался и был напичкан боковыми переборочными дверьми обычных размеров. Коридор на протяжении всего пути оставался прямым и ни разу не вильнул в сторону. Каждый участок пути, от одной огромной толстой переборочной двери до другой, был оборудован монорельсом, висящем под потолком, с установленной на нем кран-балкой. Где-то на середине пути девушек идущих самостоятельно забрали двое вышедших из боковой двери перед очередной переборкой, разделяющей коридор на участки. Те двое ненадолго замялись, видимо, желая забрать и третью, но, посоветовавшись с сопровождавшими пленников конвоирами, отказались от этой идеи. И скрылись с двумя девушками там, откуда вышли. А Вильгельм, Фридрих с девушкой на плече и двое сопровождающих с АКМами наперевес продолжили свой монотонный путь. Привычные огромные тяжелые двери сменялись одна другой. Преодолев очередной участок пути с бесконечным числом боковых дверей по обе стороны коридора, они снова оказались перед тяжелой дверью. Один из конвоиров принялся крутить маховик запорного механизма, затем отворил дверь и пропустил пленников вперёд, хотя обычно первым проходил всегда один из сопровождающих, после чего конвоиры вслед не пошли, а захлопнули дверь снаружи. Пленники лишь увидели, как закрутился маховик переборочной двери, в момент, когда маховик остановился, услышали щелчок. Оставшись без надзора, Вильгельм и Фридрих впервые за весь путь переглянулись. Вильгельм увидел, что его друг измотан и перехватил девушку. Фридрих тут же сел на пол, прислонившись спиной к стене. Через секунду Вильгельм посадил девушку, также прислонил её к стене и сел рядом. Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять – это такое же помещение, как и то, в котором они сегодня проснулись, даже стол такой же. Они сидели и молчали, Фридрих ощупал ноги, приподнял штанину и обнаружил огромную гематому от ударов битой. Прошло ещё несколько минут, Фридрих, не поднимая головы, спросил: «Как ты думаешь, что происходит?». Заговорив крайне высоким и тонким голосом, что вызвало у Вильгельма невольную улыбку, Фридрих тоже улыбнулся. «Фридрих, тебе что битой по яйцам попали, или это гелий?», – произнёс Вильгельм точно таким же высоким голоском, далее последовал дружный смех, звучавший как визг. Потом наступила неловкая тишина и некоторое время бездействия, после которого Вильгельм встал с пола и подошел к приборной панели и озвучил, ожидаемо высоким голосом: «Давление три с половиной атмосферы и растёт». Через мгновение добавил, срываясь на пискляво звенящий крик: «Снова барокамера, снова меняется давление, теперь ещё азот заменили гелием, Фридрих – это дорога в ад». Фридрих заговорил неожиданно сдержано, рассудительно и даже несколько официально-занудно, не обращая внимания на изменившийся тембр голоса: «Во-первых, строго говоря, это не барокамера, а шлюзовая камера в ней выравнивают давление, чтобы мы смогли пройти дальше. В дыхательной смеси азот заменили на гелий, потому что давление там, куда мы идём, будет достаточно высоким, чтобы инертный в обычных условиях азот стал ядом для человеческого организма, но ты это понимаешь и без меня, ведь как-никак живое – это твоя тема. Меня больше интересует вопрос: зачем мы здесь и почему именно мы?». «Ладно, думаю, скоро узнаем», – бросил Вильгельм и сел за стол.

Фридрих и Вильгельм вскоре уснули. Фридрих на полу рядом с девушкой, которая хоть и дышала, но других признаков жизни не подавала, а Вильгельм, сидя за столом. Фридрих проснулся от звука отпирающегося затвора переборочной двери. Вильгельма разбудил окрик Фридриха, хоть он и сидел рядом с отпирающейся дверью. Дверь распахнулась, и в помещение вошли люди в светло-серых льняных комбинезонах: шесть молодых, крепких мужчин и одна женщина уже в возрасте. Парни, освободив пленников от оков, предложили воды, после чего подхватили под руки и вывели их из помещения. Женщина и двое парней, несущих девушку, быстро ушли вперёд по сумрачному коридору, в конце которого ярким светом зиял проём, настежь открытой и до боли знакомой переборочной двери. Из проёма доносился шум падающей воды. Вильгельм всем видом показывал, что способен идти сам, и его отпустили. Он шагнул в проём, за которым шумела вода, и от неожиданного восторга у него перехватило дыхание. Перед ним, насколько хватало взора, раскинулось узкое длинное ущелье, по утопающей в растительности долине которого бежала река. После монотонного путешествия по зловещему коридору, невозможно было оторвать взгляда от того как водопад, вырываясь из скал, падает в озеро, из которого по долине течет река, поросшая деревьями. А вся долина и уступы прилегающих к ней отвесных скал покрыты зеленым ковром.

Грандиозная картина буйства растительности обрамляющей до дна просматривающийся поток кристально чистой воды на фоне строгих отвесных скал.

С площадки, на которую они вышли, просматривалось дно озера, в которое, чуть поодаль, с огромной высоты, мощным нескончаемым потоком обрушивался водопад. В нем Вильгельм заметил несколько разновозрастных стаек форели. Фридрих освободился от своих помощников и встал рядом с Вильямом, также не в силах оторвать взгляда от раскинувшегося перед ним пейзажа. Они стояли, почти не шевелясь, и будто впитывали в себя красоту этого места. И только через некоторое время Вильгельм начал ощущать, что чего-то не хватает. Солнца, нет солнца и голубого неба. Взглянув вверх, он увидел плотную дымку, висящую над ущельем, сквозь которую пробивался мягкий свет. Пригляделся и заметил, что скалы отвесно поднявшись метров на триста, еле заметно начинают изгибаться в сторону долины. Задрав голову, Вильгельм прямо над собой, на огромной высоте рассмотрел свод пещеры. «А над долиной свода не видно, его скрывает плотная дымка водяного пара и яркий свет, пробивающийся сквозь неё», – подумал Вильгельм. Фридрих тоже задрал голову, потом посмотрел на Вильгельма и сказал: «Пещера, гигантская, титанически гигантская пещера, а откуда свет не понял, но впечатляет, аж до одури!». Через некоторое время они в сопровождении парней в светло-серых комбинезонах спустились в долину по вырубленной в скале широкой лестнице. Хотя один из парней предлагал им спуститься с площадки на огромном грузовом лифте, шахта которого была вырублена прямо в скале, но друзья не пожелали снова оказаться в замкнутом пространстве. Они спустились вниз пешком и оказались у пристани на реке шириной метров тридцать, может чуть больше. Пристань была оборудована у самого истока, прямо позади порогов, через которые в речку перетекала прозрачная вода из глубокого озера, в которое нёсся водопад, и чей шум разносился на всю округу. Оказавшись у истока реки, ребята ещё больше поразились грандиозностью и масштабностью долины, зажатой в скалах этой поистине гигантской пещеры, свод которой скрывался где-то за водяной дымкой и ярким, но в тоже время мягким рассеянным светом. На пристани стояли лодки из карбона с электродвигателями. На них группа начала спускаться вниз по реке, высокие скалистые берега которой обрамлял сплошной зелёный массив, выглядевший с реки сказочным дремучим лесом. По пути ландшафты сменяли друг друга, но Вильгельму особо запомнились молодые дубравы и рощи каштанов, а также одинокие кедры на уступах скал. Спуск по реке длился более двух часов, но время пролетело незаметно. Река стала заметно шире и спокойней. Любые попытки хоть что-то узнать натыкались на отговорки, вроде: «Мы не уполномочены» и «Мужики, потерпите, вам всё расскажут, без обид». В итоге они подошли к устью реки, которая впадала в большое озеро с трёх сторон окруженное скалами, отвесно уходящими в дымку, висящую над долиной. Лодки вошли в озеро и на фоне водной глади в скалах начали вырисовываться окна, террасы и площадки, каменная пристань с широкой лестницей к высокому и широкому проёму в монолитной скале. Это огромное сооружение каменного зодчества очень напоминало средневековый замок в строгом и даже мрачном готическом стиле, видимо сходство было изначально задумано архитектором, потому как случайно подобное не сотворишь.

Глава 3. Воздастся каждому

Здесь я слегка ускорю темп своего повествования, и опущу некоторые детали.

Как потом выяснилось, за средневековым фасадом замка скрывались помещения, представляющие собой широкие лоджии в виде залов с высокими светлыми окнами. Лоджии, расположенные на разных этажах были соединены лестничными маршами. За лоджиями в скалы были вмонтированы уже до боли знакомые огромные переборочные двери, за которыми начинался лабиринт жилых и производственных помещений. Но всё это тоже теперь не важно. Важно, что поведали гостям жители этого замкнутого во всех смыслах мирка, которые сами себя называли паладинами Траумфальца, и, соответственно, это место Траумпфальц.

Так вот старшие из паладинов поведали гостям, что те, кто доставил сюда пленников, являются по существу предателями, устроившими здесь бойню, будучи ослеплёнными жаждой наживы. Итогом кровопролития стала гибель многих из паладинов, да и предателей погибло порядком. Виной тому была большая и невероятно чистая золотая жила, найденная в пещере. Война продолжается, хоть теперь приняла затяжную вялотекущую форму, так как противоборствующие стороны оказались в патовой ситуации, и формально у них сейчас перемирие. Так «конкистадоры» (так насмешливо паладины называли предателей, которые именовали себя «Сынами Локки») контролируют Опэнбург это огромный туннель с ответвлениями, через который сюда провели пленников и единственный путь из пещеры, паладины контролируют остальной Траумпфальц («Сыны Локки» называют их «колонистами»). У паладинов золото, которое нужно «Сынам Локки», а у «Сынов Локки» единственный проход в пещеру и контроль над большинством энергогенерирующих установок, тех, что находятся вне пещеры. Но обо всём по порядку.

Старшие из паладинов называли себя виконтами, и возглавлял их пфальцграф, точнее пфальцграфиня – ей оказалась та женщина в возрасте, которая встретила гостей.

Наверное, для понимания глубинных противоречий между паладинами Траумпфальца и остальным миром в целом, и «Сынами Локки» в частности, наибольший интерес будет иметь предыстория возникновения самого Траупфальца. С неё, пожалуй, и продолжу. Но не стану пересказывать то, что мне тогда поведали виконты и пфальцграфиня, а расскажу так, как теперь вижу эту историю сам. Основанием моего повествования будет всеобщая память, которая нас, пришлых, позже объединила с жителями пещеры в нечто целое и сложила мою собственную картину произошедшего. Вообще это довольно любопытно – взглянуть на мир глазами другого человека. Ещё интереснее увидеть его сразу с разных точек зрения в самом прямом смысле.

Примерно за полвека до описываемых событий в Германии возникло общество «Аристократы будущего». Оно противопоставляло себя выходящей на тот момент, на новый виток развития системе с обёрткой в виде толерантно-популисткой демократии с глобалистически-капиталистическим содержанием. Общество организовывалось как довольно законспирированная организация на основе разрозненных коммерческих предприятий. По существу, это был альянс коммерческих предприятий разнонаправленных видов деятельности, связанных между собой добровольными договорённостями о финансовой и иной взаимопомощи. Часть предприятий вообще по большей части работала, так сказать, на «внутренний рынок», удовлетворяя потребности членов общества. Данный союз был устроен так, чтобы быть максимально устойчивым к внешним факторам. Целью коммерческой деятельности предприятий была не она сама как таковая, а создание условий стабильно благополучной социальной среды в обществе альянса. Выглядело это так: за успешную работу сотруднику предлагали снизить зарплату в обмен на мизерную долю компании. Соглашались далеко не все, а те, кто соглашались, через время понимали, что предоставленные социальные блага в довесок к ничтожной доле в капитале компании соизмеримы с потерянными деньгами в зарплате. Через год к работникам, согласившимся потерять часть зарплаты, неожиданно возвращался и прежний уровень дохода, но не за счёт повышения оплаты труда, а за счёт дивидендов, которые после продолжали расти год от года. В основном как раз из этих новоиспечённых совладельцев, и пополнялись ряды паладинов – полноправных членов общества «Аристократы Будущего». Паладины получали свои доли владения уже на несоизмеримо более выгодных условиях, чем были у «совладельцев с базовыми надстройками».

Паладины – люди уже не просто связанные коммерческим братством, годовыми абонентами в один и тот же фитнесс и общим детсадом, который посещают их дети. Это люди, связавшие себя новой моделью социального устройства, в корне отличной от господствующих в мире. Главной социальной ценностью они признавали свободу воли как основу счастливой жизни отдельной личности в обществе, частью которого она является, если, конечно, эта свобода не ограничивает свободу других. И потому, по их мнению, общество должно быть устроено таким образом, чтобы сама структура общества не ограничивала, а, наоборот, способствовала волеизъявлению его членов. За лозунгами паладинов типа: «Единство Свободных» или «Счастье строится на свободе воли» скрывались довольно простые принципы созвучные с «Хлеба и Зрелищ» и направленные на декларацию обязательств организации по удовлетворению базовых потребностей человека, только, как выяснилось позже, каждый обязательства и базовые потребности понимал по-своему. Так вот, вся эта возня сводилась к структуре общества, где отсутствует институт брака в правовом смысле слова и, соответственно, разводы тоже как явление исчезли.

Рожая детей, родители делили свою ответственность за счастливое детство своих чад с обществом. Здесь важно понимать, что планирование семьи в обществе паладинов было организованно на высочайшем уровне, хотя само понятие семьи было уже несколько иным, но опять же, у всех по-разному. Не сложно догадаться, что для стабильного развития «Общества Аристократов Будущего» было просто необходимо, чтобы система воспитания и образования стала хребтом социальной структуры, а так и было. В системе воспитания и образования паладинов посторонних и случайных людей не было. Подчёркнутая элитарность системы образования, особенно дошкольного уровня и уровня младшей и средней школы, требовала особого подхода в комплектации кадрового состава – главным стало призвание, если хотите, – талант педагога, помноженный на желание, а не его амбиции и регалии. Впрочем, так было не только в образовании. Задача родителей была сформулирована просто: «Любите ребёнка, а не воспитывайте».

Системные проблемы тоже были, как и в любом обществе. Особняком стояли проблемы скрытых бастардов и неожиданной старости, которые только-только начали проявляться в обществе. Дети одной женщины, но от разных мужчин часто оказывались психологически в неравнозначных психо-эмоциональных условиях развития. Такие проблемы регулярно выявлялись образовательной системой и часто на ковёр к педагогу вызывали все заинтересованные стороны и настоятельно рекомендовали папам быть более гибкими и не обделять вниманием братьев и сестёр своего чада по матери. Бисексуальные и гомосексуальные связи в обществе также часто создавали значительные проблемы, правда, без серьёзных последствий для подрастающего поколения по вполне объективным и естественным причинам. Вообще, семья, так или иначе, осталась ячейкой общества, только форма её стала более подвижной и теперь больше отражала душевное родство, чем кровное. Там, где гормональный фактор был всегда главенствующим, начали возникать признаки уже упомянутой проблемы неожиданной старости и вдруг неожиданно осознанной нехватки духовной близости или наличия духовной обделённости. Невзирая на проблемы, в общем и целом – довольно неплохой старт. Новый формат социума оказался живучим и доказал, что имеет право на существование, если смотреть на данный срез без ханжества и этических шор.

Вильгельм, после довольно долгого и монотонного описания вышеизложенного одним из виконтов даже вспомнил, что когда-то давно что-то слышал об этих предприятиях и даже о самом обществе. Но информация, периодически просачивавшаяся вовне из этой закрытой системы, не вызывала доверия и была сильно искажена, потому этот момент мы опустим. Итак ясно, что думали об этом закрытом клубе извращенцев добропорядочные граждане.

Аристократы имели свою иерархию, основанную на доле в капитализации Общества. Изначально иерархия была выстроена на двоичной основе с дополнительной третьей, отражавшей значимость члена общества в научно-образовательной сфере. Двоичная система отражала, с одной стороны, долю финансового участия и имела четыре уровня: ярл, херсир, хёвдинг и хольдер; а с другой стороны, указывала насколько ответственную должность занимал человек и имела также четыре уровня: пфальцграф, виконт, барон и паладин. Третья, научно-образовательная иерархия имела пять уровней: магистр, аббат, мастер, подмастерье, ученик. После первой и оказавшейся последней массовой волны посвящения в паладины большинства новоиспечённых совладельцев коммерческих предприятий глубина иерархичности резко возросла. Так основатель общества, будучи единственным ярлом, под нажимом общественности принял титул конунга. Должностной титул короля с немалыми усилиями отверг, согласившись сменить титулование пфальцграфом на титул великого герцога. Соответственно, появились новоиспечённые ярлы, а с ними и маркизы, ландграфы, чуть позже пара герцогов, – одним словом, власть и значение основателя и его окружения начали таять на глазах. Изменения глубины иерархичности научно-образовательной сферы не коснулись.

Довольно быстро общество видоизменилось до неузнаваемости. Началом тому послужила высокая эффективность большинства коммерческих предприятий, следствием чего стал стремительный взлёт объёма их капитализации. И уже вслед за скачкообразным ростом прибыльности коммерческой деятельности паладинов, резко прекратилась практика привлечения новых совладельцев. Далее «Общество Аристократов Будущего» стало ещё более закрытым и элитарным, чуть позже раскололось на несколько транснациональных корпораций. Во главе самых крупных встали новые конунги, которые не постеснялись назваться королями. Главы корпораций поменьше назвались верховными ярлами и титуловали себя великими герцогами. Крупные полунезависимые компании и крупнейшие филиалы крупнейших корпораций управлялись теперь ярлами с титулом герцога. Размножились маркграфы, ландграфы, пфальцграфы. Даже некоторые херсиры – руководители крупных отделов стали графами, целая армия виконтов и баронов, все хотели быть кем-то другим, только не хольдером-паладином. Социальная структура начала постепенно деградировать, система образования перестала быть приоритетом, всё больше средств уходило на досуговые корпоративные организации в виде закрытых клубов «Для Титулованных Особ» или элитных борделей «Для Высшего Дворянства». Общество стремительно расслаивалось, система образования деградировала быстрее всех других социальных институтов. Многие простые паладины продавали свои доли в корпорациях и уходили из общества, благо рыночная стоимость их активов была высокой и даже росла. Так как большинство представителей высшего дворянства стремились увеличить свои доли участия в корпорациях. Именно на этой волне подъёма ликвидности коммерческой составляющей осколков «Общества Аристократов Будущего» самый старый костяк паладинов во главе с престарелым основателем, уже отошедшим от дел, но всё ещё полным жизни, продали свои (оказавшиеся не самыми большими) куски в разрозненных корпорациях. После чего социальная система рухнула окончательно, а высвободившийся потенциал сделал корпорации ещё более прибыльными.

Надо признать, старик был прозорлив и далеко не наивен, раз за годы до произошедшего создал целую группу мелких полулегальных организаций, занимавшихся разработкой проекта грандиозной глубоководной станции на дне Центральной Атлантики. В этих полулегальных организация пристанище и работу нашли около двухсот толковых изгоев приличных обществ со всего света. Именно они, пользуясь высокотехнологичным оборудованием, привезённым стариком невесть откуда, и верой в себя, стали первыми строителями глубоководного жилого объекта. А старик, как только вышел из «Общества Аристократов Будущего» исчез из поля зрения вместе с тремя с половиной сотнями верных паладинов и их семьями. Все, кто знал о новом проекте старика, исчезли в один день.

К тому времени Опэнбург и его туннель, по которому, как вы помните, вели пленников, был почти готов. Но строители наткнулись на громадную сухую пещеру с газовым наполнением из почти чистого гелия под значительным давлением. Планы пришлось менять, даже тех миллиардов, которые паладины выручили за свои доли в корпорациях, было недостаточно для освоения столь грандиозного по масштабам помещения. И тут на выручку пришла золотая жила, обнаруженная в ходе обследования пещеры. Месторождение презренного металла обеспечило приток недостающих средств.

За годы через пещеру прошли тысячи рабочих, которых нанимали по всему миру фирмы, создаваемые на один подряд. Рабочие, привезённые в пещеру, подписывали «что-то» о неразглашении и строили по разрозненным чертежам отдельные части «чего-то», что могло быть чем угодно. Люди, вернувшиеся с вахты, на следующую вахту никогда не приглашались, но полученной компенсацией за неожиданное увольнение оставались довольны. Да и испросить «за что» их уволили было не у кого – фирма их нанявшая исчезала буквально в тот же момент, когда её бывшие работники ступали на родную землю, после полугодового отсутствия. Вообще были приняты все меры, чтобы никто из них не мог указать даже примерное место расположения грандиозной стройки. Паладины уже жившие на тот момент в Опэнбурге, посещая стройку, представлялись технологами, технадзорами, да кем угодно. Во внутренние помещения Опэнбурга посторонних не пускали. Потому скрыть реальное положение дел было несложно. Хотя и довольно тесно. Но всё равно из числа приглашенных работников число жителей подводного жилого объекта пополнилось ещё примерно сотней новых членов. Как ни странно их объединили браки и дети, – самый старый и надёжный способ привлечения верных союзников.

Для организации монетизации золота была организованна мудреная, сложная схема взаимовыгодного сотрудничества с несколькими золотодобывающими компаниями, которым неизвестный источник презренного металла сильно поправил дела и заодно слегка обрушил мировые цены на данный высоколиквидный товар. Этим всем занималась группа паладинов, имевшая самые обширные связи по всему миру, и она очень хорошо справлялась с поставленной задачей. Когда новый дом был уже готов, эта группа неожиданно отказалась сворачивать деятельность. Так, на, казалось бы, пустом месте вспыхнул молниеносный, крайне жестокий конфликт, в ходе которого погибли многие из числа самоотверженных архитекторов нового мирка, включая основателя и его ближайшее окружение, за исключением лишь некоторых. Через три дня конфликта воюющие стороны оказались в уже упомянутой патовой ситуации. Так начались переговоры, на которых пришли к соглашению. Суть соглашения заключалась в следующем: паладины каждые девяносто дней передают «Сынам Локки» три тонны золота, а «Сыны Локки» обеспечивают сохранность и работоспособность внешней системы жизнеобеспечения, в первую очередь энергогенерации, конечно же, под дистанционным контролем паладинов. Соглашение имело множество пунктов и деталей, которые для нас не столь важны, как те обстоятельства и ситуационные предпосылки, благодаря которым оно стало возможным. Для одних дальнейшее продолжение конфликта было чревато разрушением их мира, и победа значила для них свободу на пепелище, что было неприемлемо. Для других победа была возможна лишь при привлечении сторонних сил, что создавало некоторую угрозу потери контроля над курицей, несущей золотые яйца, с одной стороны. С другой стороны, и это было важнее, они опасались, что паладины решаться на отчаянный шаг, – разрушат пещеру и похоронят золотую жилу под километрами горных пород. И те и другие понимали, что вряд ли им удастся разойтись миром, но дальнейший конфликт не сулил ничего хорошего никому.

Примерно на год паладины потеряли всякую связь с внешним миром. Но постепенно всё же получили ограниченную, жестко контролируемую возможность периодического выхода во всемирную паутину, за хорошее поведение. А за свехплановую выработку «Сыны Локки» доставляли своим узникам заказанные ими товары из внешнего мира. В принципе к таким заказанным товарам можно было отнести и прибывших гостей.

Как пояснили паладины, заказан был только один Вильгельм, и, по их мнению, это было вполне гуманно. За ним по их просьбе некоторое время велось наблюдение, и выяснилось, что семьи у него нет, связей от которых кто-либо зависит, тоже. А Фридрих – случайная жертва беспринципности «Сынов Локки», хотя паладины считают его очень ценным приобретением, так как одной из причин, почему выбрали Вильгельма, было наличие опыта в робототехнике, а тут им предоставили самого робототехника. Дело в том, что паладины всеми правдами и неправдами старались скрытно снизить свою зависимость от внешних энергогенерирующих установок. Это был единственный путь избавиться от ига «конкистадоров». Нет, рассматривались и другие пути, вплоть до строительства другого выхода из пещеры и нападения на неприятеля с двух сторон с захватом его подводного флота. Состав, базы и личные данные «Сынов Локки» были известны, но технически это было осуществить крайне сложно, а скрытно – вообще невозможно, потому от этой идеи отказались. Отказались до тех пор, пока не смогут обеспечить себя защищённым, подконтрольным только им, источником энергоснабжения. А там можно было бы попытать счастье и отбить Опэнбург. Тем более, тихим сапом уже был пробит узкий туннель к залу управления, из которого «конкистадоры» контролируют энергосистемы и не только. Но последние несколько десятков метров базальта до зала пройти, и не выдать себя, паладины не могли. Одним словом, единственный реальный способ решить проблему малыми жертвами и с минимальным риском упирался в энергозависимость от внешних источников. И эту проблему нужно было решить. Главным направлением решения этой задачи стали изыскания в области геотермальных источников энергии. Не вдаваясь в технические тонкости, можно сказать, что опять всё решил случай.

При выработке золотой жилы паладины дошли до развилки золотоносного тела. Одна из жил вывела старателей в другую пещеру в несколько раз меньшую обжитой, но с газовым заполнением, близким тому, которым была заполнена жилая изначально. В центре новой пещеры обнаружили короткую, широкую и очень солёную речку с температурой воды около ста градусов Цельсия. Из-за горячей речки температура газовой среды повсеместно в пещере была выше восьмидесяти градусов Цельсия и имела высокое содержание водяного пара, хоть вода и не кипела за счёт высокого давления, но парила здорово. Речка вытекала из глубины скал с одной стороны и терялась в скалах с другой стороны узкой пещеры.

Благодаря тому, что золотодобывающая шахта когда-то закладывалась как новый производственный комплекс и имела несколько шлюзовых камер по пути прокладки, газовая среда из случайно открытой пещеры не попала в жилую. Но резким повышением давления, после разрушения базальтовой стены, отделявшей новую пещеру от шахты, убило двух старателей, которые выполняли функции оператора и наладчика, по существу автономного процесса добычи. Так неожиданно, случайным образом, источник энергии был найден, но как его использовать, не имея необходимого оборудования? Заказать его у «конкистадоров» было нельзя.

И снова на выручку пришел случай. При исследовании пещеры использовали робота на дистанционном управлении, собранного на основе системы управления глубоководного беспилотника и пары квадрокоптеров. Так вот, эту технику позже приводили в надлежащий вид, в том числе и мыли, а стоки попали в канализацию, как и должно быть. Но эта канализация сильно отличается от той, которую люди представляют, услышав это слово. Канализация Траумпфальца – это часть сложной системы круговорота воды во всей жилой пещере. Это один из столпов огромной экосистемы, где есть своя искусственная гроза, идёт дождь, и освещение соответствует солнечному по спектру и интенсивности на субтропической широте в середине мая. Так вот этот сток, попав в канализацию, стал причиной выхода из строя одного из тридцати аэротенков, где происходила его первичная биоочистка. Для тех, кто не знает – аэротенк это «бассейн», часто разделённый на несколько секций, в которых со дна бесконечно «сочатся» пузырьки воздуха, облегчающие и ускоряющие процесс расщепление органики, взвешенной в канализационном стоке, аэробными бактериями и другими микроорганизмами, это нехитрое сооружение. Сам аэротенк, вышедший из строя, вывели из эксплуатации, изолировали и законсервировали. Причиной тому стали странные изменения, произошедшие с микроорганизмами в нём жившими, они покрыли весь аэротенк кремниевой плёнкой, но при этом не забили аэрационную систему. Пробы воды показали наличие в ней микробов вроде как известных, но имевших странные мутации, в понимании двух имевшихся штатных микробиологов, не совместимые с жизнью. Микробиологи были озадачены тем, что были поражены все имеющиеся микроорганизмы и планктон, видимо вирусом, но они были живы и даже размножались, особенно хорошо чувствовали себя изменившиеся до неузнаваемости рачки одного вида, самые сложные из организмов в биоценозе аэротенка, а вот их конкуренты и враги явно были подавлены. И хотя этот инцидент действительно сильно напугал паладинов, он же помог убедить «Сынов Локки», что системе жизнеобеспечения Траумпфальца грозит опасность, а среди «Сынов Локки» были люди далеко не глупые и убедить их в этом могли только веские основания. А основания были на лицо, ёмкости аэротенка с аэраторами покрыла кремневая плёнка, структура которой была пористой, явно биологического происхождения. Главного из «конкистадоров», который лично оценивал степень грозящей опасности, даже попросили помочь и сдать в несколько авторитетных лабораторий пробы с этими неизвестными микробами. Для чего паладины решили вручить ему три герметичных контейнера со странными организмами внутри. Главный «конкистадор» не только не отказался от возложенной на него миссии, но даже сам проконтролировал процесс взятия проб. Не доверял он паладинам и потребовал, чтобы пробы были взяты именно из тех мест, на которые он указал. Вся церемония проверки была организована так, будто в аэротенке споры сибирской язвы. Аэротенк герметично накрыли огромной полиэтиленовой палаткой, в палатке установили вытяжку для поддержания пониженного давления внутри, чтобы воздух не проникал наружу, за вытяжкой в воздуховод поставили фильтры, а на выходе воздух после фильтров проходил через открытое пламя, что сжигало ценный кислород, но выглядело уж очень эффектно и жутко зловеще.

Так было заказано новое оборудование для очистных сооружений с множеством стальных толстостенных труб большого диаметра, запорная арматура, и ещё много чего, что имело двойное назначение и могло быть использовано для создания энергоустановки. Тем более что две пары генерирующих турбин суммарной мощностью в пятьсот мегаватт лежали на складах паладинов со времён начала освоения просторов пещеры. Они были частью одного из многих не реализованных проектов, оборудование которых лежало на складах мёртвым грузом. Конечно, этого было недостаточно для полноценного энергоснабжения, но более чем достаточно для поддержания жизнеспособности искусственной экосистемы в энергосберегающем, усечённом варианте.

Вильгельм был заказан для придания легенде о грозящей катастрофе пущей реалистичности, но и, конечно, для изучения странной микробиоты, не без этого. А тут такая удача – эти придурки притащили ещё и специалиста по робототехнике. Гостям сразу пообещали, что после победы над предателями им предоставят полную свободу действий и по три тонны золота, если они решат уйти. Пфальцграфиня дала слово паладина, и почему-то у друзей не возникло сомнений в том, что она выполнит свои обещания. Но это конечно не смогло предотвратить жуткого негодования по поводу их незаконного заточения, впрочем, они его быстро подавили, понимая, что утопающий хватается за любую возможность».

Рука зависла над листом, свет не потух, но рассказчик уснул, и спал крепко, как давно уже не спал.

Глава 4. Будьте как дети

Человек в потёртом светло-сером комбинезоне, проснувшись, лежал в своей каменной комнате, из стены которой торчала рука, зависшая над письменным столом со стопкой листов светло-серой бумаги. С одной стороны он испытывал чувство удовлетворения – смог найти способ наконец-то выспаться. Но что делать дальше он не знал. В его голове вновь неконтролируемо всплыли воспоминания, поток которых он был остановить не в силах. В этот раз его сознание захватили воспоминания о череде встреч с людьми, произошедшими сразу после Апокалипсиса. Первый раз, после того как старый мир смертных умер, а новый ещё не родился, Фридрих в океане встретил лодку с семьёй. Люди были в бедственном положении, их мучила жажда, и он кинулся им на помощь, добыть пресную воду он мог без всяких проблем. Фридрих забрался на судёнышко прямо из бушующих вод океана, что было уже достаточным для того, чтобы напугать находящихся на посудине. Но его появление на борту, помимо страха, вызвало неожиданный болезненный синдром, – люди попадали на дно своего судёнышка, скрючиваясь от боли. Они орали, а когда кто-то из них замолкал, то это значило, что он умер. Крики прекратились быстро, не прошло и минуты. Фридрих сначала не понял, что происходит, а когда начал догадываться, то в лодке в живых уже никого не осталось. Было невероятно трудно принять факт, что твоё присутствие убивает людей. В следующий раз Фридрих встретил на горной гряде трёх молодых людей. Они пробирались через горный хребет в долину горной речки. Фридрих не стал к ним приближаться и следил издали. Он понял, что они голодны и сбросил на их маршруте горного барана. Но парни не заметили его и прошли мимо туши. Тогда он ночью, прячась за скалы, притащил другого барана к их лагерю и подбросил его так, будто тот сам упал со скалы и прямо им в руки. Двое парней, сидевших у костра, увидели тушу, упавшую рядом, и сразу принялись её разделывать. Парень, лежавший в палатке, подошел к ним чуть позже. После того как «благодетель» убедился, что «посылка» доставлена, и удалился от людей на приличное расстояние. Наутро проснулся только один парень, двое других, сидевших у костра во время «визита» Фридриха, умерли. Фридрих окончательно поверил – люди изменились.

А что изменилось, он разобрался позже, ночью, наблюдая в открытом море за пассажирами большого океанского судна. Пассажиры судна имели обычные для живых смертных людей свечения – так называемые ауры, но в тонком теле, окружающем физическое тело каждого, Фридрих заметил инородные включения: одно в области головы размером с мелкую монету коричневого цвета, другое чуть больше в области гениталий и фиолетового цвета. Подмеченные изменения помогли понять, как запускается механизм уничтожения людей при его приближении к ним. Тонкое тело Фридриха было огромным и имело радиус порядка тридцати метров, а иногда и больше. И как только его аура соприкасалась с аурой смертного человека, имеющим упомянутые выше включения, запускался механизм уничтожения и человек умирал. От «глубины» и продолжительности соприкосновения тонких тел зависело насколько быстро и болезненно погибнет человек. Остановить этот процесс было уже невозможно. Фридриху очень хотелось найти способ устранить препятствие, созданное этими мелкими инородными телами, которые он назвал «чипами». Для чего смертных снабдили «чипами» догадаться было нетрудно. Конечно, чтобы лишить посторонних бессмертных допуска к смертным людям и тем самым ослабить их и заморить «голодом». Кто это сделал тоже ясно – это те древние боги, о которых Фридрих узнал из переданных мыслеформ тем молодым человеком. Тем бессмертным, порабощенным чужим вмешательством в его симбиотический союз с кремневым организмом, которого он встретил в окрестностях Берлина.

Вспомнив о нём, Фридрих вспомнил и о своём дневнике и решил, что сегодня обязательно допишет свою историю до момента встречи с этим «молодым» подонком, хоть это и был самый тяжелый момент в его жизни, воспоминания о котором вызывали животный ужас, чувство безысходности и, конечно, боль, рвущую сердце на части. Это и не мудрено, молодой человек лично организовал гибель детей и жены Фридриха. Чувства, связанные с воспоминаниями о встрече с убийцей-кровником, сгубившим самых родных, его жизнь, его продолжение, его радость, тех, кто был … – невозможно выразить вербально-символьным языком, сомнительно, что вообще возможно выразить.

С такими мыслями он лежал в постели, когда снова обратил свой взор на руку, торчащую из стены над письменным столом. Повернувшись на бок, спиной к столу со стопкой писчей бумаги, он закрыл глаза. Лист писчей бумаги из стопки скользнул под перо, удерживаемое рукой, торчащей из стены. Рука зашевелилась, на листе стали появляться строчки:

«Появление Вильгельма и Фридриха в этой грандиозной пещере, названной Traumpfalz, стало причиной невероятного воодушевления местных жителей. Хотя правильнее считать Траумпфальц полостью, в которую пробили туннель, соединив, таким образом, эту полость с внешним миром. Так вот, появившись там, Фридрих сразу включился в работу, в которой паладины видели спасение их маленького мира. А Вильгельм стал создавать видимость бурной деятельности, возясь вокруг законсервированного аэротенка. Тем самым отвлекая внимание «Сынов Локки» на себя, но внимания не было. Вообще «Сыны Локки» не делали запросов, чтобы их пустили для проведения осмотра, а по-другому попасть в пещеру они не могли. Они предоставили возможность паладинам решить проблему, которая могла негативно повлиять на добычу золота, и умыли руки. Время шло. Более близкое знакомство с людьми, живущими в подводной пещере, стало нравственным и культурным шоком для толерантных европейцев, которыми были друзья, особенно Фридрих.

Поначалу общество паладинов в восприятии Фридриха было похоже на описываемые в литературе племена первобытных полинезийцев, только образованных. Его крайне раздражало лёгкое, даже по меркам свободной Европы, отношение к сексуальным контактам по принципу: если нельзя, но очень хочется, то можно. Никто никого здесь не осуждал за мимолётные порывы чувств и страсти. Конфликты на почве ревности решались просто: люблю себя, тебя, её, его – всех люблю на свете я, это – родина моя. Одним словом, у меня большое сердце, крепкие гениталии и не кровь течёт в моих артериях, а коктейль из гормонов и стимуляторов.

В глубине скал находились несколько блоков закрытых помещений, что-то типа развлекательных центров, где бассейны и сауны занимали половину площадей. Так вот там часто можно было наблюдать оргии. Участвующие в оргиях вели себя достаточно тихо и обособленно, и даже смущались когда кто-то посторонний входил в помещение, но не настолько, чтобы визжать и хвататься за полотенца, пытаясь за ним скрыть свой срам. То, что происходило там, было дико людям извне, каковыми были Фридрих и Вильгельм. Возможно, определённую роль в обыденности для аборигенов фактов коллективных сношений сыграла закрытость их мира. Думаю, паладины Траумпфальца в каком-то смысле считали себя одной большой семьёй, а в семье, как известно, не без урода. И потому часто со стороны выглядели слегка мерзковато, особенно с непривычки.

В этих, уже упомянутых помещениях, кроме секса, было много музыки и танцев. Почти все поголовно либо неплохо пели, либо сносно играли на музыкальных инструментах, у них даже были звёзды местной эстрады. Вообще, было странно наблюдать, перемещаясь по комнатам, как рок-н-рольная вечеринка соседствует с меланхоличным блюз-бэндом и оргией, происходящей в помещении смежном с бассейном.

Кроме того в пещере можно было услышать с десяток языков мира, в основном это были европейские языки. Как позже выяснилось, паладины пытались сделать официальным языком общения немецкий. У них была мечта, что данный палатинат станет одним из многих. И это множество они назовут «Четвёртым Рейхом». Это будет империя, населённая людьми со свободной волей, которая одним своим существованием изменит траекторию развития всего планетарного общества. Но мечта разбилась о «Сынов Локки». И хотя немецкий учили все и хоть как-то могли на нём изъясняться, языком рабочего общения стал английский. Это было логично, его неплохо знали почти все. Паладины приняли это как факт – раз так проще, значит, пусть будет так. Но стало общепринятым изучение нескольких языков, потому двуязычность и даже свободное владение тремя языками стало нормой.

Вообще здесь система передачи знаний и навыков, в том числе и языковых, была выстроена почти также как в средневековых мастерских. Теорию изучали в основном сами, пользуясь огромной электронной библиотекой, а вот умения и навыки перенимали у профессионалов своего дела. В общем, с учётом их малочисленности, система образования у них была на уровне, если не сказать большего, из-за диплома здесь никто штаны не просиживал, – их никто и не выдавал. Специалистов растили себе на смену и готовили основательно. Каждый здесь был немножко учителем и немножко ученым. А число и разнообразие лабораторий поражало, и могло вызвать зависть у любого крупного университета мира.

Вообще паладины были пёстрой общиной не только по языковому, но и по расовому признаку. Часто слышались расистские шуточки взрослых людей в отношении детей с другим цветом кожи, но дети оказывались их родными чадами, – это казалось неприемлемым для нас, но нормальным для них. Коренные жители Траумпфальца утверждали, что таким образом сохраняют память о расовых предрассудках. Одна молодая блондинка мамаша пятилетнего чёрнокожего пацана, сказала так: «Нельзя забывать о том, что убивает, если запретить говорить «электричество», оно от этого не перестанет быть опасным. Я предпочитаю, чтобы мой сын знал, что люди могут быть крайне жестоки с теми, кто виноват лишь в том, что родился». В их системе общей школы даже предмет был такой: «Основы Дискриминации и Сегрегации».

Но непосредственно друзей коснулась другая нравственная особенность паладинов – это неприятие лицемерия. Поначалу привычные обрезать острые углы в общении толерантные европейцы сталкивались с тем, что им прямо в лицо говорили очень неприятные вещи. Типа: «Зачем вы мне лжёте» или «Вы говорите то, что я, по вашему мнению, хочу услышать». Таким образом, они избегали скрытых конфликтов. Видимо поэтому мужчины здесь позволяли себе такую роскошь как надуться на людях, а женщины не кокетничали попусту, ради развлечения. Управление человеком с помощью эмоциональной зависимости считалось неприличным поведением, унижающим достоинство в первую очередь самого управляющего.

Одним словом, Вильгельму очень понравилась жизнь пещерных людей. А вот Фридриху происходящее здесь продолжало казаться диким и безнравственным. Он испытывал необъяснимую неприязнь к местным нравам, даже после того как узнал, что оргии, которые он так часто наблюдал, не что иное как результат укоренившейся в обществе полиамории. У них не было принято бросать одного любимого в угоду другому, новому, потому в некоторых случаях особо влюбчивые люди обрастали значительным числом перекрёстных половых связей. Узнав про то, что эти оргии всё-таки основаны хоть на каких-то, пусть и выдуманных (по мнению Фридриха) чувствах, он всё-таки несколько смягчился. Особенно сильно на его восприятие местных нравов повлиял разговор всё с той же, уже упоминавшейся, блондинкой, которая утверждала, что у неё самой и её мужчины, других половых партнёров нет и никогда не было (её утверждение тогда Фридриху показалось сомнительным). Но как бы там ни было, он осознал, что общество паладинов устроено сложнее, чем показалось поначалу. И теперь оно в восприятии Фридриха немного напоминало средневековую японскую общину, загадочную и манящую, но всё равно чужую.

Если читателю придёт на ум другое сравнение, например: с утопией под названием «Город Солнца», то я его огорчу, частная собственность и наследственное право в Траумпфальце были неприкосновенны. Просто у них было невозможно всю жизнь приносить пользу обществу и при этом самому остаться с голым задом. Потому наличие такого законного права не бросалось в глаза. Более того, у них вообще не было ничего общего, абсолютно всё имело хозяина. Только это всё имело общественное обременение, которым владел пфальцграф или пфальцграфиня. Прощё говоря, их система вассальной зависимости строилась на принципе долевого владения и контрольной ответственности сюзерена за объект владения в целом. Можно описать эту систему достаточно полно и детально, но это не к чему. Достаточно будет сказать, что у них не возникало абсурдного парадокса, когда автоматизация производственного процесса вступала бы в «конфликт интересов» с работниками. Всё потому, что работники в Траумпфальце, не получали зарплату, они получали доли владения.

Всё это не главное и не имело бы значения. И тем более я бы не стал об этом писать, если бы Вильгельм со своими коллегами не начали эксперимент, в ходе которого выяснилось, что странный организм из законсервированного аэротенка вступает в глубокие симбиотические отношения со всеми организмами, которые в этот аэротенк помешаются: растения, животные, грибы, вообще со всеми. Всеобщий симбионт выстраивал трофические связи и другие взаимодействия в получившейся экосистеме так, что она становилась наиболее продуктивной и комфортной для существования того вида включённых в неё организмов, который имел наиболее развитую центральную нервную систему, а точнее мозг. Образованная симбионтом экосистема даже способствовала некоторому увеличению мозга этого «доминантного вида» организмов в объёме и массе, примерно на десять-пятнадцать процентов.

Эксперименты пришлось прервать на целый месяц по причине крайней нужды в рабочей силе на авральных работах, туда стянули всех, включая Вильгельма. Так выяснилось, что колония кремниевых организмов теряет способность перестраиваться под нового более мозговитого доминанта примерно через месяц после введения в экосистему последнего. Организмами-доминантами на тот момент были кролики, для которых осушили две из шести ёмкостей аэротенка. Через месяц в экосистему ввели карликовых свиней, но симбионт их проигнорировал, ввели новую партию кроликов, которые также избежали заражения. В тоже время представителей новых для экосистемы видов клевера и кузнечиков, кремниевый организм поразил стремительно.

Выявилась эта ограниченность по времени для введения нового доминанта «иннервации» экосистемы тогда, когда все силы паладинов пришлось кинуть на работы по перемещению и установке огромных генераторов в горячей пещере. Срочность и всеобщая вовлечённость в работы были обусловлены необходимостью всё сделать так, чтобы не привлекать внимание «Сынов Локки». У паладинов было девяносто дней после передачи дани «конкистадорам», за которые нужно было: добыть новую партию золота и незаметно произвести перемещение и по возможности установку генераторов в энергогенерирующую систему на горячей речке в новой пещере. Конечно, при перемещении всего этого сложного, громоздкого и тяжелого оборудования приходилось использовать множество робототехники и самим, облачившись в термозащитные скафандры с внешней подачей дыхательной смеси, перемещаться между пещерами. Короче, геморрой был ещё тот. А потому как ни старались, заразу в жилую пещеру всё-таки занесли.

Но это было полбеды, заметили это (что подхватили заразу) когда у людей начались проблемы с сознанием, они стали угадывать мысли друг друга. И вскоре какофония чужих мыслей наполнила голову каждого, постепенно люди смогли управлять этим и отстранять на второй план ненужную информацию. Курьёзов, связанных с этим была масса.

Дальше изучать этот кремневый организм пришлось уже на себе. И тут люди узнали о себе много нового. А через месяц все уже думали как единый организм. После началось невероятное. В вольере сидели две пары леопардов, теперь они гуляли по долине и никто даже не сомневался, что это безопасно, кошки, если так можно выразиться, теперь считали людей «богами», и сил бы у них теперь не хватило загрызть человека. Да и как можно загрызть то, что не дышит, или дышит всем телом. К тому же, «Это» меняет форму и не ранится. А если всё же у этого сверхчеловека ранение произошло, то у него включался режим регенерации и вообще организм начинал функционировать таким образом, чтобы пагубное влияние повреждающего фактора свести к минимуму. Под влиянием симбионта в себя пришла и Лиза, та девушка, которую Фридрих притащил на себе в Траумпфальц в бессознательном состоянии. Она телом поправилась давно, но вот разумом слегка тронулась и жила в палате, в которую её поместили сразу после прибытия. В её палату входили только женщины, при виде мужчин она обычно орала или теряла сознание. Теперь она выходила и даже разговаривала с окружающими, но почему-то её мысли и память были почти недоступны остальным и фрагментарны. Зато от неё всегда веяло каким-то теплом и добротой. Все сразу очень полюбили Лизу. И когда кто-то интересовался её прошлым, она всегда ему открывалась, и было видно, что она всегда была, как бы сказать, слегка блаженная. А на вопрос: «Почему её память недоступна без её на то одобрения?» – лишь пожимала плечами. Видимо, у неё была какая-то патология.

С каждым днём функционал возможностей жителей Траумпфальца расширялся и ему, казалось, нет предела. В итоге получилось разобраться, что этот организм позволяет людям приобретать свойства других организмов. Симбионт в человеке как бы образует каталог генофонда всего живого, с которым ему приходилось соприкасаться. К тому же симбионт преобразовывал среду обитания человека под его нужды, образуя что-то вроде оболочки, ограждающей замкнутую систему жизнеобеспечения, опутывая все элементы этой системы единой сетью тончайших нитей, позволяющих ускорять круговорот веществ, повышая производительность системы в десятки, а то и сотни раз. Короче, умный дом, возведённый в десятую степень. Важно, что свойства одних организмов объединяясь со свойствами других, давали то, что не мог ни один из них в отдельности, просто чудеса да и только! Можно было отрастить крылья или жабры за считанные минуты. Человек теперь мог сам себе отрубить голову, после чего сам же мог её вернуть на место. Позже выяснилось, что подобное возможно, только если это происходит в пределах всеобщей экосистемы, объединённой в единый надорганизм, за его пределами это было опасно и могло привести к гибели. И если не найдётся тот, кто вовремя вернёт голову такому чудаку на место, то тот, возможно (никто не проверял), через несколько дней погибнет. Ведь самостоятельно вернуть вне своего надорганизма тело своей голове он бы не смог – нечем. Таким надорганизмом для паладинов, где можно управлять своим телом без непосредственного его контакта с головой, буквально за пару месяцев стала искусственная экосистема пещеры Траумпфальц. Были и другие невероятные свойства, приобретённые людьми в симбиозе с этим микробом, но заострять внимания на них не стану. Кстати, значительно позже я научился отращивать крылья, лапы или плавники из ушей и, теперь, вполне могу обойтись без посторонней помощи при возникновении необходимости вернуть голову на место вне Траумпфальца. Жизнь научила! Тогда, в самом начале, многое казалось и так запредельным. Мы сами решали, где граница возможного, исходя из своих представлений о нём. Теперь я могу много того, что вообще сложно описать. Одиночество, потребность, желание, навык. Короче, опыт – дело наживное.