Собравшиеся долго и упорно торговались по поводу переезда нескольких жителей города в обмен на переезд других. Обсуждали, насколько выгодна им эта сделка. Следующим встал вопрос о нескольких беременных женщинах. В каком роддоме им рожать и как организовать жизнь их чад. Потом о детях, недавно рождённых и судьбах их семей. Как Алекс понял, это были дети этих монстров в балахонах. И что они решают: кому из них жить как они, а кому как все остальные.
Прежде чем потерять сознание Алекс успевает запомнить несколько видений, касающихся этих женщин и их детей.
Перед его глазами как в бреду пролетали видения связанные с каждой из женщин. Он видел, как эффектная блондинка встречает молодого человека из числа присутствующих. Как бурно развивается их роман. Череду откровенных постельных сцен, где женщина полностью подчинена демону. Её беременность. Роды и ехидная ухмылка отца, стоящего за шторкой, которому медсестра передаёт новорожденного. После чего демон с ребёнком проходит сквозь стену здания, за которой стоит алтарь, на который кладёт ребёнка, ребёнок просачивается в каменную поверхность алтаря, как бы падая внутрь, и через несколько секунд на пол из боковой стенки алтаря ногами вперёд выдавливается тот же малыш. Как только голова проходит сквозь камень, помещение озаряется надрывным младенческим плачем. Демон берёт малыша на руки и возвращается к медсестре, ждущей его там, где она передала ребенка. И так каждый из демонов проделывает ту же операцию, и только у двоих, ребёнок из алтаря возвращаются вперёд головой. Как только в видении к тому же алтарю потянулись уже женщина из числа присутствующих со своими чадами на руках, Алекс потерял сознание.
Пришёл он в себя от падения на гранитный пол. И первое, что увидел, это было обугленное тело блондина, которое тут же рассыпалось в пыль, чуть поодаль от него уже лежала другая кучка пепла, Алекс предположил, что это брюнет, точнее, то, что от него осталось. Бегло осмотревшись, он увидел, что присутствующие, расступившись и склонив головы, пропускают высокую стройную женщину, идущую прямо на него. Что его поразило, так это то, что все происходит быстро и в полной тишине. Женщина подошла к Алексу и, схватив его за руку, выволокла назад через стену в конференц-зал расписанный пейзажами древних руин. Но с того момента, как она дотронулась до него, и до момента протаскивания его сквозь стену, он снова услышал голоса присутствующих. Нет, один голос, голос человека, к которому все до этого обращались: «Ваша светлость». Он видимо заканчивал какую-то высокопарную фразу: «…И мы благодарны Вашему Высочеству герцогиня Минерва за …», фраза оборвалась и в следующий миг Алекс уже был за стеной, за которой «её высочество» продолжила тянуть его за руку, двигаясь к выходу.
Минерва шла довольно быстро, и он за ней едва поспевал. «Что это было», – нагнав её, нервно спросил Алекс, но ответа не последовало. «Что он о себе возомнил: я в его стаде», – как бы себе под нос, но пытаясь заглядывать на спешном шаге в глаза спутнице. «Бабушку мою он драл, щенок, да его тогда ещё в планах не было, а может и отца его даже», – не унимался оскорблённый горе-сыщик. Минерва шла, молчала и не реагировала на истерику парня. «Всё хватит играть в молчанку, я дальше не пойду» – отчаявшись на шантаж, вскрикнул Алекс.
Минерва вышла на улицу, следом за ней попятам шёл, точнее, волочился, еле передвигая ногами, Алекс, он был бы рад не следовать за ней, но не мог. Невидимая сила тянула его за женщиной, появившейся ниоткуда. Это была реальная сила в физическом смысле. Её мощи сколь-нибудь серьёзно сопротивляться он оказался не способен. Горе-сыщик даже пытался упасть, но тоже не смог, его что-то держало, как будто сам воздух превратился в прозрачный камень. Возле Минервы остановился лимузин, из которого выскочил водитель и открыл ей дверь, в другую дверь автомобиля занесло Алекса, и даже дверь сама распахнулась и захлопнулась кстати тоже. Только в автомобиле невидимая сила его отпустила. Повисла неловкая пауза. Минерва заговорила первой, и первой её репликой стала избитая фраза из фильмов про полицию: «Алекс, мне кажется, что ты понял, сопротивление бесполезно», конечно вариант фразы не классический, но где-то рядом. Алекс не зная как реагировать на констатацию факта, спросил: «И что делать?» «Расслабься и получай удовольствие», – ответила Минерва, и следом с пафосом добавила: «Ну что, к тебе или ко мне?». Тут Алекс решил последовать совету герцогини и расслабился: «Конечно, ко мне, детка». Минерва удивлённо взглянула на Алекса, чем было вызвано удивление, он так и не понял. То ли её удивила задиристость тона и фразы, то ли сам факт выбора, но через пять минут они уже были на месте. За эти пять минут спутница Алекса, произнесла несколько фраз, философски задумчиво: «Клеймо, а у кого его нет, нельзя приготовить яичницу не разбив яиц» помолчав, добавила: «Яйца тщательнее нужно выбирать и, вообще, одно и то же клеймо из лошади осла не сделает». Уже в лифте Алекс неуверенно спросил, ожидая, что снова не получит ответа: «Среди людей в балахонах были и женщины, они тоже клеймят свои стада». Минерва улыбнулась: «Конечно». Алекс, смущенно: «Но как, я ведь слышал, как они говорили, что принадлежность к стаду определяется по матери». Минерва ответила уже заигрывая: «Ты любопытный и глупый, есть способы и проще. Просто тебе не повезло или твоей бабушке, наверно вам обоим. Но ты не расстраивайся, сегодня твой день».
Оказавшись в квартире Алекса, Минерва с порога скинула с себя платье и уже после захлопнула дверь. Алекса такой настрой и особенно вид нагой Минервы в одних туфлях на шпильках моментально заставили забыть о нудящем чувстве самосохранения, одолевающем его с момента пленения людьми в балахонах.
В перерывах Минерва была снисходительно ласкова и не давила на Алекса, но и засиживаться не давала. Алекс осторожно любопытствовал о ней, о людях в том ритуальном зале, и, вообще, интересовался её мнением о происходящем в мире, так для поддержания комфортной атмосферы. Гостья поначалу отвечала не охотно, но к третьему перерыву заметно подобрела и снизошла до откровенности. Поведав любовнику, что человеческое общество, в котором он живёт – искусственно созданная среда обитания бессмертных богов, и что для них люди лишь ресурс, призванный сохранять их бессмертие. Впрочем, каким образом смертные люди становятся источником бессмертия для богов, она не уточнила, но сказала, что генетическое разнообразие человеческой популяции – главная причина ценности людей для богов. О людях в балахонах высказалась с пренебрежением: «Это управляющее, ответственные за продуктивность во вверенных им популяциях. Они, наша реакция на изменившиеся условия, – нововведённая форма управления, в замен старой, уже себя изжившей». Вопросы об изменившихся условиях и старой форме управления остались без ответа.
Её императорское высочество герцогиня продолжала настаивать на близости, всячески тому способствуя, до тех пор, пока семенная жидкость любовника не иссякла. А когда источник был опустошен, сказала, что пора прощаться. Правда, Алекс не понял, что стало причиной столь стремительной смены настроения, он, в отличие от герцогини, не почувствовал, что уже полностью выжат. Её высочество напоследок насмешливо поведала, что понесёт от него сына, которого он никогда не увидит, и что мужская линия его рода станет неинтересной для богов на столетия. И его удел теперь клепать несушек для их курятника. И, вообще, боги тестируют новую технологию. Если она окажется успешной, то запустят новый технологический цикл воспроизводства человечества. Благодаря которому через три-четыре столетия мужчины будут играть лишь вспомогательную роль в процессе производства генетического разнообразия и, по существу, станут бесполезным атавизмом человечества: «Вы станете просто развлечением, даже для смертных». Алекс не сдержался и съязвил: «Интересно, а что думает о новой технологии мужская часть вашего божественного общества». На что получил ещё более язвительный ответ: «А они только рады очистить свои курятники от фаллосов смертных. Вам всегда природный эгоизм мешал реально смотреть на происходящее». Выдав последнюю реплику, нагая Минерва стремительно покрылась чешуйчатыми доспехами и вышла, просочившись сквозь полотно двери. Алекс довольно долго не мог поверить, что всё, его оставили в покое, но его действительно оставили. Окончательно убедившись в этом, он проспал весь день, следующий день провёл в размышлениях и подавленном настроении, на звонки не отвечал, позже вообще отключил телефон и зарылся в одеяла. Так и пролежал ещё полдня, бесцельно переключая телевизионные каналы, с пустой головой и едой в постели.
К вечеру Алекс, наконец, решился выйти из своей квартиры и спустился на второй этаж небоскрёба, в котором жил. Там находился круглосуточный бар, туда он и подался. В баре было немноголюдно. Обычно Алекс не был сторонником поднимать своё настроение градусом, но только не в этот раз. Впрочем, пропустив пару стаканов «Куба Либре» Алекс решил было покинуть заведение. Как вдруг к стойке подошла девушка и заказала апельсиновый сок. Следом за девушкой вошел парень, видимо, целенаправленно шедший за ней. Девушка, заметив его, подсела к Алексу и шепнула ему на ухо тоненьким голоском: «Прошу вас, скажите ему, что я с вами». Алекс, не взглянув на неё, ответил: «Не вопрос», взглянув, добавил: «А вы не слишком молоды, чтобы посещать такие заведения?». Вопрос был вполне обоснован: рядом сидела юная девушка небольшого роста с точёной фигурой, большими зелёными глазами и детским лицом. Девушка удивлённо взглянула на Алекса и с плохо скрываемой обидой ответила: «Я же сок пью, но вообще я совершеннолетняя, паспорт показать?». Конечно, Алекс паспорт требовать не стал, да и вообще скоро они уже мило беседовали на невесть откуда возникшие общие темы. А парень, вошедший вслед за юной особой, так и не подошел, видимо, сделал выводы самостоятельно. Беседовали и пили апельсиновый сок. Хоть Алекс периодически нёс откровенный бред об иллюзорности свободы человека в обществе, собеседница слушала его с восхищением. Через пару часов Алекс и Диана, так звали девушку, обменялись контактами. После чего Алекс проводил её до квартиры. Оказалось, что она недавно переехала и живёт тремя этажами ниже Алекса.
На следующий день Алекс рано утром проснулся от звонка в дверь. Открыв дверь, на пороге он увидел Диану. Она своим тонюсеньким голоском спросила разрешение войти. Увидев, её большие глаза, её наивный взгляд, устремивший на него поток плохо скрываемого восхищения, Алекс не смог отказать. Проводив её в гостиную, он попросил пару минут, чтобы привести себя в порядок и направился в ванную. Вернувшись, Алекс обнаружил гостиную пустой, а на пороге его спальни стояла нагая Диана, обернувшись простынёй. Не успел Алекс открыть рот, как Диана его оборвала на полуслове дрожащим голоском: «Мне уже двадцать один, а я ещё до сих пор девственница. До встречи с тобой я думала, что решусь на близость с мужчиной только когда захочу ребёнка. Не думайте, я тоже живая и желание мне не чуждо, но только до того момента пока меня не начинают лапать». Пару раз глубоко вздохнув и восстановив дыхание, при этом держа указательный палец у рта в знак того чтобы Алекс молчал и, что она вот-вот продолжит, продолжила: «Вчера я поняла, что вы, ты мне не будете противен, я это чувствую. Будьте моим первым, большего я не прошу». Договорив, Диана опасливо приблизилась к Алексу и прижалась к его груди, простынь спала.
В спальне Диана несколько раз вскрикнула, хоть Алекс и был предельно нежен. После недолгого нежного разговора шепотом Диана уснула.
Алекс вышел в ванную комнату, где неожиданно для себя обнаружил, что Минерва на зеркале оставила свою красную губную помаду. Находка была для него как вызов. Он сразу вспомнил, что, и главное как, говорила Минерва о нём, о его судьбе и вообще о людях. «Богиня, как бы ни так – ты дьявол в юбке» – подумал он. «Да ты и ногтя не стоишь этой смертной Дианы. Нет, не будет по-твоему. Я не сделаю из этого чистого человека очередную несушку для твоего курятника, только не я!», – озверев, умозаключил дефлоратор Дианы.
Алекс взял помаду и большими буквами по зеркалу вывел: «Мы все рабы», поставил длинное тире и добавил: «Нас разводят как скот!». Дописав надпись, бросил помаду на зеркало. Потом набрал ванну, сидя на её краю и всматриваясь в своё отражение в зеркале сквозь большие красные буквы. Закрыв кран, он решительно вышел в коридор с силой вырвал пару автоматов из электрощита на стене и с помощью плоскогубцев соединил провода напрямую. После чего вернулся в ванную комнату, лёг в тёплую воду и закрыл глаза. Лежал так пока вода не начала остывать. Когда стало зябко, Алекс открыл глаза и немигающим взглядом уставился в потолок. Пролежал так несколько минут, после вылез из ванны, достал электробритву, лежавшую в столике под зеркалом и начал тщательно бриться, всматриваясь в своё отражение сквозь буквы выведенные губной помадой. Закончив бриться, Алекс лёг в ванну, держа бритву в вытянутой руке, закрыл глаза и разжал пальцы сжимающие электроприбор.
Электричество вырубило на всём этаже. Через несколько минут в ванную неспешно вошла Диана, выдернула электропровод бритвы из розетки электросети и спустила воду в ванной, где без сознания лежал Алекс, пока вода уходила в канализацию, стёрла надпись на зеркале. В комнате загорелся свет, и на пороге ванной появилась Минерва: «Автоматы вернула на место, можешь вызывать скорую». Диана не оборачиваясь, вглядываясь в своё отражение в зеркале и уже крася губы помадой Минервы: «Я поняла, сейчас вызову». Минерва, взглянув на Алекса, вздохнув, произнесла: «Какие мужчины слабые, особенно смертные». Диана, взглянув на Минерву через зеркало, уточнила: «Они все слабые и предсказуемые, только некоторые ещё и милые, как он, например», и кивнула в сторону Алекса. Минерва, присматриваясь к Алексу, видимо пытаясь разглядеть, чем он так мил, спросила: «Что дальше делать будешь?». Диана, склонившись над Алексом и поглаживая его по голове: «Подарю ему счастливую жизнь, тем более, после того, что он со мной сделал, он просто обязан на мне жениться!» Минерва усмехнулась: «Он не будет помнить завтра ничего, что с ним произошло, включая твою очередную дефлорацию». Диана усмехнулась в ответ: «О, не переживай, сестрёнка, мы её повторим!». «Сколько тебя помню, ты всегда была лицемеркой», – съязвила Минерва. «Лучше так, чем твоя убивающая прямота. Для смертных счастье в иллюзии и неведении, а для смертных мужчин в особенности», – ответила Диана. Потом, смотря в глаза Минерве, Диана своим тоненьким голоском поучительно прозвенела: «Мужчине подсознательно нужно, чтобы я вся такая невинная, была обесчещена его животной похотью». Переведя взгляд на нагого Алекса, лежащего в ванне, продолжила: «Рядом со мной он всю жизнь будет чувствовать себя виноватым сластолюбцем. Для мужчины это крайняя степень сексуального влечения. Вот увидишь, он будет счастлив. Я знаю, о чём говорю, перенимала бы опыт у старших, глядишь и смертность мужчин, после встречи с тобой, пойдёт на убыль, а то дохнут как мухи после знакомства с мухобойкой». Минерва, демонстративно улыбнувшись, выдавила: «Ладно, развлекайся, старушка!». Диана улыбнулась в ответ и парировала: «Дуй отсюда, чёрная вдова!»
На следующий день Алекс очнулся в ожоговом отделении городской больницы. Рядом в палате лежал парень весь в бинтах и нервным тиком на лице. Когда Алекс проявил любопытство и спросил его, что с ним случилось, тот вскрикнул: «А ты что сам не помнишь, из-за тебя двоих в пепел! Кто ты такой?». Алекс ответил, что нет, не помнит, что его воспоминания заканчиваются моментом, как он брился в ванной, собираясь на встречу с заказчиком. Алекс ещё был слаб и, договорив фразу, снова уснул, посчитав слова соседа бредом, следствием травматического шока, такое бывает.
Через год у Алекса и Дианы родилась дочь. Молодой отец души не чаял в своём чаде, он был счастлив. В этом же году, буквально за несколько дней до рождения Елены, так Диана и Алекс назвали свою дочь, в городе произошло одно примечательное происшествие, чудом обошедшееся без жертв.
А дело было так: выпускники одной из школ города устроили вечеринку в одном из множества кафе города. В принципе ничего необычного, но вот в чём штука: кафе принадлежало родителям одного из выпускников и, пользуясь своим положением, парень, сын родителей, выкрал ключи от заведения и устроил себе и сборищу своих друзей и подруг продолжение веселья после завершения официального мероприятия. Если вкратце, то ближе к утру заведение заполыхало. Тушение помещения и, соответственно, спасение юнцов заняло более пяти часов. Потому пожарные и спасатели не ожидали кого-то спасти, но все ребята остались живы, конечно, они надышались продуктов горения, получили ожоги, что не отменяет факта их чудесного спасения или выживания.
В реальности из двадцати семи юношей и девушек выжили лишь двадцать. Семь юношей всё-таки погибли, вернее их убили или не спасли – сложно сказать, но благодаря этим семерым остальные остались живы. Уже когда пожарные прибыли к зданию, в котором полыхали помещения кафе, а сонные телерепортёры освещали происшествие в прямом эфире, к месту событий спешно направился Фридрих со своей свитой. Проникнув внутрь, пришельцы из Траупфальца нашли в одном из подсобных помещений молодёжь, большей частью уже задохнувшуюся и отдавшую Богу души. Тут Фридрих наконец-то и решился на то, ради чего собственно и прибыл в город смертных – стать полноправным, неотличимым от остальных членом их общества. Для этого ему было нужно замаскироваться смертным, которые все были учтены и помечены, так сказать посчитаны и лишних особей в городе быть не могло. Потому было необходимо либо родиться в городе, либо занять чьё-нибудь место. У этих либо-либо была одна нравственная проблема – можно было занять место только живого человека, у мертвого клеймо было не взять ни одно, ни другое, для пришлых только живые могли стать проводниками в мир грез и несбыточных надежд общества смертных. Времени на раздумья не было, оставались считанные секунды на реанимацию уже погибших, их клейма уже начинали отслаиваться от ауры и постепенно исчезать. Реанимировав юнцов и организовав доступ к ним газовой смеси, пригодной для дыхания, пришельцы выбрали семь самых беспринципных из парней и вселились в них, точнее будет сказать напялили на себя их клейменые шкуры. Формально в организмы несчастных внедрились, скрыв свою истинную сущность под внешними кожными покровами парней, как машина скрывалась под кожей человека в «Терминаторе», но это очень поверхностное сравнение, так как генетически, вроде как парни остались сами собой. Вообще мерзко это: перестраивать чужой организм под себя, короче они съели парней, только жрали их на клеточном уровне и не полностью, если это для вас поменяет суть произошедшего.
В сущности, выбор жертв был крайне субъективным и решение кому жить, а кому умереть принимал Фридрих. Конечно, все юноши и девушки были ещё детьми, и никто из них не успел совершить что-либо такое, что стало бы основанием для лишения его жизни, сколько не копался в их памяти Фридрих. А он, понимая, что если ему удастся когда-либо, кого-либо освободить и наделить бессмертием, то те обязательно узнают, какой ценой он это сделал, потому желал максимально снизить эту цену. Но убийство одного, даже во благо миллионов, всё равно остаётся убийством и в тот момент он это почувствовал. Теперь у него не было пути назад, он должен был оправдать гибель этих людей. Даже если это будет возможно сделать только своей собственной смертью, но оправдать было нужно.
Глава 7. От лукавого, или Грех познания
Время шло, юноши возмужали, каждый из семерых очень рано съехал от родителей. Тот, чьё место занял Фридрих, выучился на врача, выбор был не случаен. Врач, даже если он таковым является лишь на бумаге, в обществе всегда занимает особое положение. Назвавшись врачом, можно магическим образом заставить остальных прислушиваться к твоему голосу, даже если произносишь при этом лишь гортанные звуки, эта магия работает потому, что жизнь является единственной ценностью никогда не теряющей актуальности. Самоназвание «врач», таким образом, становится тем «залогом», под который очень легко получить кредит доверия. И независимо от того насколько ликвиден «залог» в подавляющем числе случаев у смертных он является достаточным основанием для «выдачи кредита». Вообще Филипп стал отличным врачом и уже спас многие сотни жизней, включая значительное число безнадёжных случаев. Вытаскивал буквально с того света, но без фанатизма, только тех, спасение которых, хотя бы теоретически, можно было объяснить.
Фридрих в образе Филиппа провел уже достаточно времени среди смертных жителей города, чтобы сделать вывод о том, что люди остались людьми, и роли, которые им предложено играть, вырабатывая энергию для богов, тоже прежние. Единственное что изменилось это его собственное восприятие действующих лиц и процесса, в котором они участвуют. Даже если не брать в расчёт тот факт, что люди у него вызывали соблазн, наиболее близко описываемый прилагательным «гастрономический», окружающее всё равно воспринимались им иначе, чем в бытность его смертной жизни:
«Всё спешат, на ходу решая, куда идут и что там хотят. Благополучное общество – самая «благодатная почва» для внутриличностных конфликтов, на фоне внешних признаков счастливой жизни. Здесь женщины любят одних, а рожают от других и винят потом в том, что жизнь прошла мимо своих детей, хотя даже себе в этом бояться признаться. А мужчины мечтают быть единственными, а становятся лучшими, и всю жизнь сами себе это доказывают. До конца дней своих неосознанно соревнуются в состязаниях, которые уже давно прошли. Много движения, особенно мысленного, колоссальные выбросы энергии, и всё в трубу, питающую систему, созданную богами.
Сознательный выбор жизненного пути иллюзорен, и определяется чередой «рикошетов» отдельной личности после старта в общем марафоне. Где-то на середине которого приходит осознание, что это всё-таки спринт. Это осознание придаёт человеку новое ускорение, за которым следует новая череда «рикошетов»». Таким Фридрих увидел среднестатистического смертного жителя этого богатого, быстро растущего, социально-ориентированного, прекрасного города.
Благодаря жизни в городе он начал догадываться, что стало причиной изгнания человека из рая. Чего такого тот узнал, чтобы быть так жестоко наказанным? Фридрих всё больше склонялся к версии, что человек познал, что он личность, отделимая от всеобщего сознания. Фридрих представлял себе это так: «Человек вышел за пределы рая и оказался в «тишине». Следом этот человек позвал другого – показал «тишину» и они стояли друг напротив друга и не знали – не «слышали»: кто из них о чём думает и кто что чувствует. Эти двое принесли это знание о возможности «незнания» и «нечувствия» других остальным смертным жителям рая. Так люди познали, что можно указывать на одно, а думать о другом. Человек познал ложь!»
После того как Фридрих пришёл к выводу, что причиной изгнания из рая стало познание лжи, он вдруг ужаснулся! Он неожиданно для себя осознал, что, возможно, люди сами сотворили богов. Смертные сами приютивших их титанов обратили в богов. Первые титаны стали богами не по своей воле, они им стали по незнанию – без умысла! Они попробовали «энергетические выбросы» смертных, солгавших и обманутых, и пристрастились к этому виду энергетической подпитки. А после, со временем просто потеряли способность «питаться» чем-либо другим, кроме как страстями людскими. Из рая никого не выгоняли – рай «покалечили» ложью, именно в покалеченном раю смертные живут до сих пор.
Перед Фридрихом встал образ: «Как люди, обманувшие других вне райского сада, бояться возвращаться к обманутым, уже вернувшимся в эдем. Обманутые, находясь в раю, осознают обман и во время осознания испускают «флюиды гнева и обиды», которые улавливают титаны и «насыщаются» ими. Титаны после этого находят лжецов и уже поглощают «флюиды», испускаемые людьми при ощущении страха быть уличёнными во лжи, и мешающего несчастным вернуться домой». В мыслях Фридриха рай быстро из системы милосердия преобразовался в систему угнетения. Но он предполагал, что рай был не один, их как минимум было несколько, как и семей титанов, и потому не обязательно, что везде всё происходило именно так. Не факт, что все титаны, ставшие первыми богами, были невинными «жертвами» обожествления людьми. Но вот идею смертные могли подать сами, случайно, по глупости. А дальше всё завертелось само, усложняясь и вовлекая в свой порочный круг всё новых и новых участников: бессмертных, смертных, жестоких и милосердных – всех кто хотел выжить в новом формате мира.
После всех этих умозаключений Фридрих зарёкся больше не вести дневник для смертного читателя. Теперь он считал, что в слове для смертных нет спасения ото лжи. Потому как ложь есть праматерь слова.
После Фридриху часто мерещилась картина жуткого стечения обстоятельств, повлёкшего за собой ситуацию, в которой калеки титаны вынуждены промышлять божественным провидением в покалеченном раю, калеча души смертных, ради собственного выживания.
Эпилог произошедшего – Пролог происходящего
За те двадцать лет, которые пролетели с того дня, когда он чудом пережил пожар, Филипп и его шестеро друзей выяснили, что весь город – это огромный рационально организованный производственный комплекс, где разводят и перерабатывают человеческий ресурс, то есть ровным счётом ничего не выяснили. Город контролируют бессмертные слуги богов. Эти слуги имеют светло-коричневую ауру, а город – это их экосистема-надорганизм, здесь всё подчинено их воли, и это тоже было ясно ещё двадцать лет назад. Конечно, шпионы аккуратничали, но не только их аккуратностью объяснялся нулевой результат внедрения в стан врага. Они понимали: «повысить ставки» можно, ещё незадействованные ресурсы есть, но форсаж событий предполагал увеличение рисков, причём не пропорциональное к возможной пользе от этого. Например, «Лысый» предлагал: «Можно распавшись на клетки, где-нибудь в центре города, там, где высока вероятность, что рядом пройдёт какой-нибудь «коричневый», подсмотреть и подслушать его мысли». Но вот незадача: собираться ведь тоже надо и тогда резко возрастает вероятность быть обнаруженным, «шкура»-то придёт в негодность, да вообще кроме этого была ещё куча нюансов, низводящих идею «Лысого» до уровня игры в рулетку, причём в «русскую». Конечно, эту авантюру Фридрих отверг сразу и запретил вообще соваться к «коричневым», вообще как-то выделяться запретил. Приказал ждать и не выделяться, чего ждать – не уточнил, но «Сыны Локки» принялись выполнять команды, ждали и не выделялись. Фридрих понимал, что спешка в таком деле ни к чему полезному привести не может. Главной целью «засланцев» был не столько сбор какой-то конкретной информации, сколько разведка на всю глубину возможного театра действий. А действия «в наглую» могли выдать само наличие возможности возникновения этих действий. И это точно был бы конец, эти дядьки и тётки с синими аурами покорили планету, и тысячи лет «вертят» её как им вздумается, совсем недавно их ещё и развели. И вдумайтесь как – нагло убежали от них! Правда, заставили своими руками вырезать большую часть своего драгоценного стада, но это как раз ещё один повод не привлекать к себе внимание. Короче, незаметно ходить рядом с ними это уже очень много.
За всё время пребывания в этом довольно крупном мегаполисе Филипп-Фридрих наблюдал лишь двух богинь с синей аурой, в то время как «коричневых» он наблюдает ежедневно. Весь центр города ночью светится десятками тусклых коричневых аур и особенно один небоскрёб в самом его центре. Но любые попытки приблизиться к слугам богов, без применения «спецсредств», так сказать «по-человечески», натыкались на обособленность этой группы. «Коричневые» всё решают через третьих, а то и пятых лиц, никого и «на километр» к себе не подпускают, странно это, вроде как чего им бояться?
В один ничем непримечательный день Филипп шел с работы домой, как вдруг, на другой стороне улицы заметил женщину с огромной синей аурой. Он уже пару раз её встречал за те годы, которые провёл в мегаполисе. Но в этот раз рядом с ней шла молодая девушка лет двадцати как две капли воды похожая на женщину из его сна – подругу его почившей жены, только моложе. Так бывает: лица человека не помнишь, пока его не встретишь, а как встретишь, то понимаешь, что это именно он. Так и произошло. Филипп-Фридрих, стараясь не привлекать внимания, начал рассматривать девушку, её ауру и заметил, что аура у неё смертной, но только очень большая, такое возможно лишь в одном случае – если она полукровка, и её бессмертный родитель не предоставил ей колонию симбионта бессмертия на развод, осознанно лишая тем бессмертия своё чадо. Фридрих пошел за девушкой, которая, поцеловав богиню в щеку, направилась в сторону городского пляжа. Там, увидев девушку в купальнике и родинки на внешней стороне бедра её левой ноги, Фридрих потерял способность рационального мышления и, скрывшись от любопытных глаз в скалах, в самой неудобной для купания части пляжа, незаметно нырнул в воду. У него появились вопросы к Лизе.
И Фридриху тогда не показалось, ноги у неё действительно длинные.