Прогулка за Рубикон. Часть 3

– Что вы тут делаете? – спросил он в достаточно агрессивном тоне, – я имею в виду тут, в Йемене.

В отличие от него я был спокоен, как танк.

– Буду делать серию телевизионных передач и, если ничего не помешает, сниму фильм, – ответил я, стараясь выглядеть как можно более мирно.

– Судя по вашему виду, вы снимаете далеко не романтические любовные истории.

– А что такого в моем виде?

– Вы чего-то вынюхиваете.

– Никогда не имел такой привычки.

– Вы будете снимать войну.

– Наоборот. Хочу повторить успех тысячи и одной ночи.

– И кого вы возьмете на роль Шехерезады?

– Да хотя бы вашу жену.

Он стал заразительно смеяться.

– Что-что, а раздвигать ноги она умеет.

– Вот и отлично. А вас я поставлю у дверей, с другой стороны.

Мне показалось, что он сейчас выплеснет кофе мне в лицо.

Я вошел в уже теперь свой офис в половине одиннадцатого. Меня не ждали. Секретарша говорила по телефону и едва удостоила меня взглядом.

– Вы к кому? – спросила она, положив трубку.

– Ни к кому. Я просто так. Проходил мимо.

– Ну и идите дальше. Здесь частная собственность.

Я сел в кресло и перекинул ногу на ногу.

– Зовите всех сюда.

– Да вы что…

Наконец она поняла и вскочила на ноги. Через пять минут весь мой офис расселся в креслах вокруг приземистого стола.

Подчиненных мне сотрудников было пятеро. Уже знакомая мне секретарша, которая теперь прятала от меня глаза, двое мужчин, молодой и постарше. И две дамы неопределенного возраста.

Молодой мужчина, несмотря на кондовую фамилию – Соломатин, внешне принадлежал к небрежному южному типу, неизвестно как занесенному на просторы России. Лицо красного цвета, загоревшее под местным солнцем. Воротник легкой белой парусиновой куртки, подчеркивающей ширину плеч, подпирал косичку, в которую были собраны смазанные жирным волосы. В порах кожи густо чернели точки пробивающейся щетины. На нем были чуть мешковатые штаны, приспущенные на животе. Другими словами, уверенный в себе жеребец с рекламы мужской туалетной воды.

Я прозвал его гаучо.

Другой мужчина – пожилой и почти лысый, был похож на мелкого бюрократа из черно-белого советского фильма. Его волосы, жидкие на макушке, были спутаны, под глазами мешки, над губами пробивались усики, похожие на маленьких черных скарабеев. Он сильно нервничал. Это было заметно по колебанию ноздрей и подергиванию в уголках рта. Его руки не знали покоя: он то ощупывал карманы, то незаметно проводил пальцами по ширинке, проверяя все ли на месте. Когда извинившись он снял пиджак, на рубашке проступили темные полукруги пота, хотя рабочий день только начался. Его лицо выражало лишь одно желание – слить на меня все проблемы.

Первая дама – этакая бабища со взбитой прической и на высоких каблуках. Глаза закрывали большие солнечные очки в тонкой оправе. Она была похожа на видавшую виды куртизанку после бурно проведенной ночи. Я прозвал ее мадам.

Вторая была помоложе. Все, что положено быть выпуклым, у нее выпирало. Я прозвал ее пышкой.

Мое благостное настроение утра улетучилось, а вдоль позвонков пробежало раздражение. Зачем Боря вообще держит у себя в офисе всех этих мудаков, считающих, что жить за границей – привилегия. Это уже давно не так.

Я решил изобразить из себя чистильщика, с безупречными манерами, холодными глазами и серной кислотой в кейсе.

Лысый предложил подняться на второй этаж. Я согласился. Секретарша шествовала впереди в поскрипывающей кожаной юбке, облегающем тонком свитере и в изящных туфлях на высоком каблуке. Весьма фривольный наряд для Востока. Гаучо шел, воткнув большие пальцы за ремень и поглядывая по сторонам с беззаботностью успешного голливудского актера. Лысый поднимался по лестнице отдуваясь. Мадам демонстрировала некогда весьма недурные ноги. А пампушка оказалась на удивление резвой. Замыкая шествие, я наблюдал за тем, как у нее растягиваются швы на льняной юбке. Везде крутились вентиляторы. Мой расстегнутый пиджак развевался позади, как судебная мантия.

Мы прошествовали пустым коридором до переговорной комнаты. Там лысый сообразил спросить у меня документы. Он нервно поглядывал то на мою фотографию, то на мою равнодушную физиономию, то на женщин, призывая их разделить с ним ответственность по выяснению моей личности. Я предложил всем кофе, и секретарша быстро ретировалась.

Лысый взял инициативу на себя и затараторил, то и дело прерывая себя взволнованным смешком.

– Хочу представиться, – начал он. – Меня зовут Михаил Борисович, старший менеджер компании. Это моя жена Елена Дмитриевна, – он показал подрагивающей ладонью на мадам. Она юрист. А это Сонечка, наш переводчик. А этот, – он показал на гаучо, – наша охрана. Бухгалтер еще не вернулась из Саны, и боюсь, не вернется.

Я сидел, уставившись в пространство.

– Бухгалтера у нас нет! – повторил Михаил Борисович с преувеличенным драматизмом в голосе.

– Не страшно. Меня учили не только читать, но и составлять баланс, – я сказал это так, словно занимался этим каждый день.

Личные дела сотрудников офиса я прочитал еще в Риге. Михаил Борисович начинал карьеру с мелкого служащего советского торгпредства. Характер слабый, трусливый, ворует по мелочам. Дело знает, но бестолков, разбросан и суетлив.

Елена Дмитриевна, юрист, типичная язва, считающая, что весь мир ей чего-то должен.

Гаучо – спортсмен-разрядник, тренирует местную баскетбольную команду и подрабатывает в офисе охранником. В России его, как мусор, носило по стране, пока Боря его не пригрел.

Сонечка, делопроизводитель, замужем за местным арабом, отъела задницу и изучила арабский язык. Больше всего боится остаться на улице.

– Мы очень просим вас, – замямлил Михаил Борисович, – отнестись внимательно к тому, о чем мы сейчас вам расскажем. Произошло нечто ужасное. Ситуация очень опасна.

Наступила пауза. Я выдержал ее, а потом вдребезги разбил все их надежды:

– Для кого?

– Что для кого? – недоуменно переспросил Михаил Борисович.

– Для кого конкретно опасна создавшаяся ситуация? – я глядел на свою команду в упор.

Все стали испуганно переглядываться. Впервые в жизни я занимался тем, что нагонял страху.

– Думайте быстрее! Быстренько, быстренько, – я произнес это отрывисто, словно кричать на людей было для меня обычным делом.

Михаил Борисович скукожился в кресле и выдохнул: «Все пропало!» Елена Дмитриевна поспешно перекрестилась. Сонечка колыхнула всеми своими формами. Да, тут было на что посмотреть, силиконовая грудь так колыхаться не может. Гаучо безучастно обрабатывал жвачку.