Прогулка за Рубикон. Часть 3

Девушка вскинула руки над головой и закружилась в медленном танце.

– Как вы думаете, она согласится? – спросил я.

– Возможно. Но не с каждым.

Я решил сменить тему разговора.

– А кто такие миссис и мистер Гилберт.

– Хм, – штабс-капитан добродушно посмотрел на меня. – Она интересная штучка. Но будьте осторожны. Ее муж каждое утро пьет кофе в пиджаке и при галстуке, после чего, взяв портфель, садится в ожидающее у двери такси. Возвращается под вечер, когда его жена купается в бассейне. Потом они усаживаются на террасе и пьют дорогие коктейли. Он сам их делает. За стеной их номера постоянно слышится занудная перебранка. По-моему, она его бьет. Плеткой. У нее есть плетка. Я сам видел. – Штабс-капитан немного засмущался. – Судя по всему, он уже десять лет полный импотент во всех смыслах этого слова. Вы будете обедать у нас?

– Не знаю. Я люблю есть один. Когда кругом люди, у меня расстраивается пищеварение. И вообще…

– Понимаю.

Вернувшись в гостиницу, я порылся в библиотеке штабс-капитана и нашел сборник стихов Верлена на английском. Мне хотелось прочитать хоть одно стихотворение из старого французского сборника, пока он еще у меня. И я нашел такое стихотворение в английском сборнике. Оно было про мое недавнее прошлое:

Я – уцелевший воин среди разгрома,

Иду как проклятый, не ведая пути;

Отчаявшись, без родины, без дома,

В слюнях измазавшись, в исподнем и в грязи.

Иду во тьме, по прихоти дороги,

Понуря голову, потупя тусклый взор,

Осталось мне лишь обивать пороги,

Глотая стон бесчестья и позор.

Нет, что не говори, Йемен прекрасное место на земле.

Я с наслаждением погрузился в постель. Вот и все. Я достиг пределов познаваемого мира, где все загадочно и непостижимо.

Аден. 2 декабря 1993 года

Из дневника Эдда Лоренца

Мне приснились сосны, дюны и серое море. Потом Подмосковье, участки, разгороженные высокими заборами, мой дом, Марсо, суетящаяся на кухне, дочь, ухаживающая за розами. Дюн больше не было, их срыли бульдозерами. Развороченная колея сворачивала в никуда.

Ближе к утру я прорвался через отмель и начал бесконечное плавание от одного острова к другому. Паруса мягко хлопали от слабого ветра. Курс на Борнео.

Встав с постели, я принял душ и спустился вниз. К моему приходу как раз доставили булочки. Однако завтрак начинался только в семь, поэтому я решил немного поплавать. Потом сел за столик на веранде, наслаждаясь утренним солнцем и пробегая рассеянным взглядом заголовки газет.

– Как обычно? – спросила Джанта.

Я согласно мотнул головой. А когда мне принесли творог с зеленью, то понял, что хочу теплых булочек.

– Что-то не так? – Джанта произнесла это тоном английской колонистки, привыкшей с юмором относиться к любым проявлениям экзотики.

Я попросил булочек.

Недалеко от меня сидела миссис Гилберт. На ней было довольно красивое платье, гладко причесанные волосы собраны в пучок, глаза оттеняла полоска туши у самых ресниц, а щеки розовели тонко наложенными румянами. Вероятно, на макияж у нее ушло все утро.

Я понял, что атака на меня началась.

Когда официантка принесла булочки, я попросил ее присесть за мой столик.

– Тебя зовут Джанта?

Официантка утвердительно качнула головой и спросила:

– Вам нужна женщина?

Я немного опешил, но решил, как обычно, включиться в игру.

– Женщина всегда нужна. Ты согласна?

Джанта была само спокойствие.

– Я не упускаю шанса заработать, переспав с красивым парнем. Если же вам жалко денег, то обратитесь к Танаре. Она не откажет.

Кто бы мог подумать, что здесь такой широкий выбор. Джанта, Танара, две пианистки, миссис Гилберт, а возможно, еще и волонтерка. Пора вывешивать над дверью пансионата красный фонарь.

– Об этом – потом. Мне надо, чтобы ты перевела несколько слов с древнеегипетского. Говорят, что язык коптов унаследовал древнеегипетскую лексику.

Джанта пожала плечами. Я протянул ей бумажку, на которой рукой археолога были нацарапаны вылетевшие из его аппарата слова. Она некоторое время их разглядывала.

– Это какая-то бессмыслица.

– Не спешите. Может, это больше или меньше слов. Подключите ассоциативное мышление.

Я осекся. Какие у официантки могут быть ассоциации. Но Джанта спокойно сказала:

– У меня одна ассоциация. Убийство. Если эту белиберду разделить на три слова, то, возможно…

– Что возможно? – нетерпеливо переспросил я.

– Это может означать: «ты и убил».

Так! Это было уже слишком. Я ожидал всего, но только не достоевщины. Хотя, почему не ожидал. Ведь у меня было подозрение насчет скриба. Если он ищет наказание после смерти, то вот она – улика. Но почему я так уверен, что эти слова обращены к нему? А как быть с отпечатками пальцев. Что они означают. Можно предположить, что если косметичка принадлежала Таисмет, то гончар, забравший у нее эту ценную вещь, и есть убийца. Гончар? Вряд ли. Его бы не подпустили к ней близко. Это был кто-то из ближнего окружения. Тот, кто любил поделывать кувшины. Имел такое хобби. И еще. Откуда известно, что косметичка принадлежала Таисмет? Надо попросить профессора, чтобы он еще раз прошелся по тексту. Мне нужна не только фабула событий, нужны детали. Сможет ли профессор найти эти детали? Как будет косметичка по-древнеегипетски? Никак! Коробочка сделана из зеленого полудрагоценного камня. Это уже лучше. В тексте дневника скриба должно быть упоминание коробочки из зеленого камня. Иначе зачем мне подсунули этот артефакт? Кто подсунул? Сам скриб? А если не он? Нет, скорее всего, он. Ведь у меня нет другого собеседника. В тексте дневника должно быть и упоминание о гончарных способностях кого-то из действующих лиц. Почему все это не пришло мне в голову раньше. Надо было оказаться в Йемене, чтобы до всего этого допереть. Больше нельзя пускать это дело на самотек. Все подсказки сделаны. Теперь мой ход.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове, пока Джанта убирала со стола.

После завтрака ко мне подошел штабс-капитан.