Змея за пазухой

Змея за пазухой
Виталий Дмитриевич Гладкий

Русский детектив
Пословица гласит: «Старый друг лучше новых двух». Так думал и Никита Измайлов – до того времени, пока друг-детдомовец Олег Колосков не увел у него невесту. Никита стал офицером, воевал, а Колосков тем временем превратился в богатого бизнесмена, одного из главных городских воротил. Который почему-то ни с того ни с сего застрелился в своей квартире, если верить официальной версии. Спустя две недели после его смерти из рук бывшей невесты Измайлов получает письмо от Олега (что называется, с того света), в котором тот уведомлял, что за ним идет охота, что он просит у Никиты прощения и в случае своей гибели дает ему наказ позаботиться о его семье – помочь ей беспрепятственно уехать за границу. К письму прилагалась кредитная карточка на миллион долларов – за услуги. Слезная просьба бывшей любимой расследовать странные обстоятельства гибели Колоскова и в не меньшей мере деньги, которые для безработного военного пенсионера были просто манной небесной, заставили Никиту Измайлова временно стать частным детективом…

Виталий Дмитриевич Гладкий

Змея за пазухой

Глава 1

ТЕНИ ПРОШЛОГО

В дверь сначала долго и настойчиво стучали, а затем начали пинать ногой. Никита с трудом открыл глаза и какое-то время бездумно разглядывал потолок. Тот обилием подтеков разных форм и расцветок напоминал политическую карту мира. Соседи сверху заливали его квартиру регулярно раз в месяц. Никита уже устал препираться с ними по этому поводу – все равно без толку. Подавать в суд на забулдыжных соседей было сродни умопомешательству: что возьмешь с людей, которые не платят за квартиру уже год? А желание набить морду соседу Тимохе у него даже не возникало – того и так постоянно штормило, а ноги выписывали кренделя. Достаточно было просто щелкнуть пальцем по лбу, чтобы Тимоха преставился.

– Открывай! – пробасил незваный гость; дверь спальни была распахнута, поэтому Никита слышал даже тихое покашливание на лестничной площадке. – Измайлов, открывай, мы знаем, что ты дома!

Неужели менты?! Пардон – полицейские. Название новое, а ухватки старые. С утра нет от них покоя… Ну наглецы! Впрочем, уже далеко не утро; Никита глянул на часы, висевшие напротив кровати, и машинально отметил, что часовая стрелка приближается к цифре «одиннадцать». Но что нужно труженикам на ниве законности от законопослушного гражданина Измайлова? Никита попытался вспомнить прошлый вечер и тут же оставил это неблагодарное занятие – в голове царила удивительная пустота, в которой редкие бестолковые мысли производили такой громкий шорох, переходящий в стук, что казалось, где-то рядом на железную плиту сыплется сухой горох. Неужели он вчера умудрился начудить?! Трудно сказать…

«Надо бы купить новый дверной звонок… – тупо думал Никита, сползая с кровати. – И вообще – с пьянками-гулянками нужно завязывать. А то моей воинской пенсии скоро не будет хватать даже на макароны по-флотски. Что не есть гут, камрад Измайлов».

В дверь опять пнули ногой, да так, что она едва не сорвалась с петель, и снова раздался неприятный голос, в котором зазвучало ржавое железо:

– Измайлов, мать твою! Не откроешь дверь – взломаем!

Никита мимоходом посмотрел на себя в большое зеркало, висевшее в прихожей, и кисло поморщился – ну и вид… Физиономия мятая, волосы всклокочены, трусы семейные, в цветочек, до колен, а сам, хоть и высокий, плечистый, но тощий, словно мартовский кот, только жилы и мышцы.

– Кто там? – спросил Никита ради приличия.

Он понимал, что открыть все равно придется.

– Откроешь – увидишь. Поторопись.

– О чем базар. Конечно… – Никита щелкнул замком, и в прихожую ввалились два «быка» с дегенеративными рожами.

«Ба, знакомые все лица!» – едва не воскликнул Никита, вспомнив приснопамятные девяностые, когда он был пацаном. В те времена многие детдомовские мальчишки (и он в том числе) часто подрабатывали на рынке: разгружали ящики с товаром, помогали таскать теткам-«челнокам» тяжеленные сумки, сшитые из очень прочного клетчатого материала, в которые можно было запихнуть и слона, и, понятное дело, слегка подворовывали – в основном с овощных и фруктовых лотков. Попасть тогда в руки «быков», которые крышевали торговцев, – а вернее, часто обирали их едва не до нитки, – считалось чем-то наподобие Страшного суда. Мелких воришек, невзирая на возраст, «быки» били смертным боем, и многие после этого стали калеками.

– Собирайся! – бросил один из них, наверное главный, окинув Никиту с головы до ног брезгливым взглядом.

Времена треников – дешевых спортивных костюмов, в которых щеголяли «быки» девяностых, – давно прошли. Теперь они рядились в дорогие импортные костюмы и даже цепляли на шею галстук, который шел им как корове седло. Так были одеты и два незваных гостя, которые явно не имели никакого отношения к правоохранительным органам, хотя и там хватало таких же дебилов.

– Куда? Зачем? – спокойно спросил Никита и потянулся за сигаретами, которые лежали на полке.

Он даже не стал спрашивать, кто они и откуда. Обычно такие крутые на подобные вопросы не отвечают, а ежели и сподобятся на ответ, то чаще всего он выглядит как удар кулаком по сопатке. Никите почему-то не хотелось получить по мордасам прямо с утра.

– Узнаешь, – отрезал старший из «быков». – Шевели копытами! Некогда курить.

– Мне бы чашечку ко-офе выпить, ва-анну принять, привести себя в порядок… – блеющим голосом затянул Никита и едва не заржал, вспомнив почти аналогичную сценку из старого фильма «Бриллиантовая рука».

Но про шампанское для опохмела он решил не говорить; вдруг до этих двух толстолобиков дойдет весь комизм ситуации и они сочтут, что над ними издеваются. Никите очень хотелось разойтись с незваными гостями миром.

– Обойдешься! – рыкнул главный.

– Парни, по-моему, вы не в ту квартиру попали, – сказал Никита, натягивая брюки. – Я живу тихо, мирно, никому дорогу не перебегал. Ладно бы менты пришли по мою душу, но вы-то с какого бодуна?

– Много разговариваешь, – наконец подал голос и второй «бык». – Иваныч, может, ему пасть заткнуть?

– Не спеши, Леке. Будет много балаболить – заткнем.

– А не много ли вы на себя берете, соколы? – спросил Никита.

Он почувствовал, что начинает заводиться. Это было очень нехорошее чувство. В груди вдруг появлялся жар, по мышцам словно пробегал ток, и разум начинал уступать место первобытным инстинктам. В такие моменты Никита мог убить человека не задумываясь. Но что хорошо на войне, тому совсем не место на гражданке, и Никита всегда старался сдерживаться до последнего.

– Иваныч, дай я врежу ему! Ну наглая морда… Ханурик хренов.

– Остынь, Леке, – приказал старший. – А ты, – обернулся он к Никите, – не хами. Иначе точно получишь по тыкве.

– Как говаривал один наш бывший президент, консенсус у нас не получился, – сказал Никита, застегивая пуговицы на рубашке. – И потом, мне бы хотелось видеть ваши верительные грамоты. То бишь кто вас послал по мою душу?

– Чего? – Леке вытаращился на Никиту, как баран на новые ворота. – Ты чё базлаешь, хмырь ушастый?! Иваныч, он продолжает хамить.

– Ты сам пойдешь или тебя вынести на руках? – чересчур спокойно спросил Иваныч, однако в этом наигранном спокойствии очень явственно прогремел грозовой раскат, не предвещающий ничего хорошего.

«Сейчас вмажет…» – подумал Никита и повеселел, наконец хоть какая-то определенность появилась, а то все бла-бла, бла-бла…

– Лучше на руках, – кротко ответил Никита. – Только мне бы туфли надеть.

– Лучше тапочки… с белыми шнурочками, – ухмыльнулся Иваныч.

И ударил. Нужно отдать ему должное – удар у него был хорошо поставлен. Будь на месте Никиты кто-нибудь другой, лететь бы ему в другой конец комнаты не долететь.

Но Никита ждал этот хук. Поднырнув под бьющую руку, он нанес основанием ладони точный удар в подбородок Иваныча. Это был прием из разряда «подлых». Никита научился так бить еще в детдоме, а в армии усовершенствовал технику. При желании можно было разнести челюсть Иваныча вдребезги. Но Никита ударил вполсилы; ему не хотелось калечить молодого еще в принципе парня (Иванычу было не более тридцати лет), который считал, что много мяса и жира на теле – это сила.

«Бык» упал на пол с таким грохотом, будто с потолка свалилась невесть откуда взявшаяся каменная глыба. Леке, стоявший позади своего товарища, на какое-то время остолбенел; он не мог поверить своим глазам. Ему казалось, что Иваныча может завалить разве что железная груша, которой ломают стены старых домов.

Однако этот ступор длился недолго. Взревев, как раненое животное, разъяренный Леке кинулся вперед и получил хорошо акцентированный маваши – удар ногой в голову. Его отбросило к стене, и он лег перпендикулярно Иванычу, который был в нокауте.

Никите пришлось хорошо повозиться, пока он вытаскивал тяжеленные тела «быков», пребывающих в беспамятстве, на лестничную площадку. Он даже вспотел.

– Ты это… чего? – вдруг раздалось над ухом.

Никита даже вздрогнул от неожиданности. Он поднял голову и увидел Тимоху. Судя по его красным, как у ангорского кролика, глазам, тот страдал похмельем и шел на поиски дурачка, который мог бы ссудить ему денег на бутылку. Тимоха и его супруга были в долгах как в шелках; они назанимали у соседей и просто знакомых столько, что вернуть долги могли только в другой жизни, если она, конечно, будет. Все уже махнули на них рукой, понимая бесполезность своих претензий, и Тимоха начал «окучивать» соседние кварталы. При всем том он был хитрый, как змей, и мог забраться человеку в душу даже сквозь малейшую щелку.

– Мочканул, что ля? – Тимоха жадными глазами ощупывал одежду «быков», которые все еще пребывали в полуобморочном состоянии и не могли двинуть ни рукой, ни ногой.

– «Что ля», – перекривил его Никита. – Парни упали и больно ушиблись. Скоро придут в себя. А ты иди отсюда. И не вздумай проверить у них содержимое карманов, когда я вернусь в квартиру! Это тебе не бомжей шмонать. Оклемаются – по стенкам размажут. Все, вали!

– Дык я что, я ничего… – Тимоха сокрушенно вздохнул и, снова бросив косой взгляд на соблазнительно оттопыренные карманы «быков», облизнулся, словно кот на сметану. – Слышь, Никита, может, займешь до получки стольник? – спросил он больше по инерции, нежели всерьез питая надежду.