Ассасины

– Это тебе плата за приятный во всех отношениях ночлег…

И потянулось томительное ожидание. Авар из рассказов Азермехра знал, что оно может длиться долго, пока не отсеются, не уйдут прочь слабые телом и духом, а останутся самые упрямые и выносливые. Он был готов ждать сколько угодно, поэтому философски отнесся и к недобрым взглядам, и к жаре, которая под дувалом чувствовалась особо остро, и к неудобствам, что причиняла твердая каменистая земля, – ведь слуги Старца Горы ни в малейшей мере не озаботились облегчить молодым людям их страдания, дав хотя бы несколько охапок соломы.

А страдания и впрямь не заставили себя долго ждать. Если вода все же была, – неподалеку журчал горный ручей, – то касательно еды у всех вскоре появились проблемы. У всех, кроме Авара и Хасана. Хитрец из Магриба, оказалось, запасся вялеными финиками. Благодаря им он мог продержаться недели две-три. И тем не менее Хасан щедро делился с Аваром своим продуктом. «Или он совершенно беззаботный человек, или у него на уме что-то другое», – думал осторожный Авар, но от угощения не отказывался.

В его небольшой дорожной сумке, перекинутой через плечо (хурджин юноша решил не брать – он был не очень удобен в пути), лежали высушенные на солнце пластины, в состав которых входили перетертое в порошок козлиное мясо, толченые ягоды, орехи, мед и говяжий жир. Все это замешано на пасте из маковых зерен, в которую добавили немного настоев разных целебных трав. Достаточно было съесть один кусочек этого удивительного продукта, чтобы целый день чувствовать себя сытым и бодрым.

* * *

Спустя неделю количество страдальцев уменьшилось наполовину. Через две недели остался всего десяток из тех, кто пришел раньше Авара и Хасана. Правда, приходили и новенькие, но они были не в счет.

Наконец закончились и финики Хасана. Нельзя сказать, что он сильно огорчился, но немного посуровел, будто мгновенно постарел.

– Не переживай, – сказал Авар, доставая из сумки свои запасы. – Угощайся, – отломил кусочек. – Только не ешь быстро, а рассасывай. Этого хватит на день.

– Вкусно! – воскликнул Хасан, и на его смуглом лице расцвела прежняя белозубая улыбка. – Что это такое?

– Секрет моего племени.

– Понял. Больше спрашивать не буду.

Авар уже знал, что Азермехр не просто с потолка взял имя Абу-ль-Фарадж. Оно принадлежало безвременно ушедшему из жизни юноше, который был в услужении у купца, одного из «невидимых». Племя этого юноши кочевало где-то в пустыне, и проверить, кем на самом деле является кандидат в фидаины, представлялось весьма трудным предприятием. Впрочем, шейх аль-Джабаль и не проводил никаких проверок. Он надеялся на интуицию, которая его никогда еще не подводила.

И снова потянулось томительное ожидание. А солнце словно действовало по наущению Старца Горы, палило нещадно. Но это было днем. Ночью же юношей пробирал озноб, ведь в горах уже приближались холода, и оба тесно прижимались друг к другу, чтобы согреться. Сон их был беспокоен, потому как на голой, каменистой земле даже ишак долго не улежит на одном месте.

Но вот наступил момент, когда закончился запас и у Авара. К тому времени он, Хасан, и еще четверо кандидатов пошли на «повышение» – их наконец перевели в крепость. Дорога через ксар круто забирала вверх, к воротам крепости. Юноши шли, шатаясь от голода, но в ремесленном поселении не нашлось ни единой сердобольной души, чтобы подкормить их хотя бы черствой лепешкой. В крепости будущих фидаинов оставили на каменных плитах перед входом в приземистое здание, у которого были не окна, а узкие бойницы, приказали никуда не ходить и словно забыли о них.

Авар знал, что сейчас начнется самое тяжелое испытание – на выносливость. Если до этого испытывались упрямство и фанатизм, которые все же поддерживались взятыми в дорогу продуктами, то в крепости их ждала сама смерть. Некоторые из соискателей милостей Старца Горы не выдерживали и умирали от физического истощения.

Юноша приготовился стоически выдержать все, что ему было уготовано. Кроме того, что будущим фидаинам не полагалась никакая еда (питье все же принесли – несколько кувшинов), они должны были терпеть еще и то, что на площади перед зданием негде было отправить естественные надобности. Авар знал это от наставника, но очень удивился, когда о том же ему шепнул Хасан. Ему-то откуда все известно?!

Поблагодарив товарища взглядом, Авар уселся поудобней, скрестил ноги, прикрыл глаза и погрузился в нирвану. Этому способу отрешиться от всего земного его научил все тот же Азермехр. По некоторым намекам юноша понял, что в молодости наставник водил караваны в Хинд[13 - Хинд (Синд) – Индия (араб.).], где и научился потрясающему терпению переносить тяготы и лишения.

Спустя какое-то время мысли Авара осветлились до полной прозрачности, и он перестал замечать и нещадный зной, и назойливых мух, и вообще все вокруг. Его тело стало легким, словно тополиный пух, гонимый ветром, и он воспарил над крепостью как птица.

Юноша немного удивился новому состоянию (раньше на занятиях по нирване под руководством Азермехра никогда такого не случалось), но потом вспомнил слова наставника, что настоящее просветление наступает после долгих дней голодания и в моменты наивысшего душевного напряжения. Голодать Авару приходилось, и не раз – в учебных целях, – но тогда он знал, что в любой момент ему придут на помощь, если что-то пойдет не так. А в логове Старца Горы юноша находился во вражеском окружении, и это все время давило на сознание помимо воли. Как не хотел Авар сосредоточиться и выбросить опасные мысли из головы, у него все равно ничего не получалось.

Авар оставил для размышления всего две проблемы: что собой представляет Хасан и откуда мог Азермехр знать подробности приема в фидаи? Выходило, что наставник в далеком прошлом имел какое-то отношение к Старцу Горы. Неужели он был фидаем?! Но если так, то наставник уже был бы или мертв, или сидел бы по правую руку шейха аль-Джабаля – с его-то потрясающими способностями. Это была загадка, которую юноша не мог разгадать даже в состоянии просветления.

Наконец, Хасан из Магриба. Он вполне оправдывал свое имя – юноша был весьма пригож; такие смуглолицые красавцы очень нравятся девушкам, чего Авар не мог сказать о себе. Впрочем, не исключено, что девушки племени сторонились его по той причине, что Авар принадлежал к «невидимым». Они знали, что редко кто из «невидимых» обзаводится семьей, выбирая в жены соплеменницу. Обычно «уходящие в свет» лазутчики племени женились там, где пускали корни и обзаводились деловыми связями.

Но что подвигло красавца Хасана, мальчика явно из небедной семьи, податься в фидаи? То, что он был исмаилитом, Авар понял сразу. Юноши молились рядом, и слова молитвы в устах Хасана звучали куда проникновенней, нежели это получалось у Авара, душа которого яростно противилась чуждым мыслям. Только благодаря железной воле юноша давил в себе неистовое желание бормотать во время молитвы какую-нибудь ахинею. Конечно, не будь рядом Хасана, он никогда не сказал бы ни единого слова из мусульманской молитвы. Но едва Авар вошел в горы, где могли находиться соглядатаи Старца Горы, он начал регулярно останавливаться, чтобы делать вид, будто совершает намаз[14 - Намаз – в исламе обязательная ежедневная пятикратная молитва.].

Хасан был второй и самой важной загадкой. Особенно Авара поразило то обстоятельство, что его попутчик (и невольный соперник), оказывается, тоже знает толк в нирване! Когда пришло время спуститься из светлых высот на грешную землю, чтобы совершить очередной намаз, Авар с огромным удивлением увидел, что Хасан сидит точно в такой же позе, как и он. И видно было, что его дух тоже блуждает в заоблачных высях. Откуда юноше из Магриба известны тайны жрецов Хинда?!

Они остались вдвоем спустя три дня после того, как попали внутрь крепости. Двое из будущих фидаинов сдались спустя сутки. Один из них просто потерял сознание под палящими лучами солнца, а второй начал что-то выкрикивать и бормотать, словно сошел с ума. Их вытащили за ворота, и дальнейшая судьба этих юношей осталась для Авара и Хасана тайной.

Еще двое конкурентов продержались почти трое суток. По их внешнему облику можно было сразу распознать, что они принадлежат к очень бедным семьям феллахов-землепашцев. Юноши были низкого роста, смуглолицые, мускулистые и сухощавые. Авару хорошо был знаком этот тип: круглые и широкие лица, узкий и низкий лоб, черные глаза с длинным разрезом и большой рот с толстыми губами и превосходными зубами. Авар знал, что феллахи обладают большой выносливостью, поэтому посматривал на них с опаской: а ну как Старец Горы именно на этих двоих положит свой глаз?

«Невидимые» иногда ходили с караванами в большие города, чтобы у них выработалась привычка к бурному течению городской жизни (которая большей частью была сосредоточена на шумных базарах). Там Азермехр приучал своих воспитанников к наблюдательности. Спустя какое-то время каждый из «невидимых» мог в любой толпе очень быстро вычленить человека, принадлежащего к нужному ему племени или касте. Мало того, некоторые, особо одаренные, могли даже сказать, какой у этого человека характер, чем он занимается, насколько состоятелен, и поведать о его слабостях, что было весьма ценно в их тайной деятельности.

Феллахи не сдались, они, как и один из тех, кого выставили за ворота, просто потеряли сознание. Притом дружно, почти в один момент, словно близнецы. Но, к удивлению Авара, юношей-феллахов оставили в крепости – откуда-то выскочили слуги, подхватили их на руки и унесли в здание с окнами-бойницами. Авар и Хасан переглянулись, и магрибец, слегка улыбнувшись (улыбка далась парню с трудом; казалось, что туго натянутая сухая кожа на его скулах вот-вот лопнет), сказал:

– Ну что, кто из нас умрет первым?

– Все в руках Аллаха… – закатив глаза, ханжески ответил Авар; при этом его едва не стошнило от сказанного, хотя желудок юноши был не просто пустым, а звонким, как сухой рыбий пузырь.

Хасан лишь хмыкнул в ответ и снова погрузился в нирвану. Авар последовал его примеру…

* * *

Удивительно, но первым сдался Старец Горы. Видимо, опытный в таких делах шейх понимал, что эти двое скорее умрут, нежели признают свое поражение. Но это как раз и не входило в его планы. Оба юноши были достойны занять высокое положение в иерархии фидаинов. Таких выносливых кандидатов шейх давно не встречал.

Наблюдая из окна своей опочивальни за юношами и прихлебывая охлажденное вино, он вспоминал, как все начиналось и к чему пришло…

Орден хашишинов был основан Хасаном ибн Саббахом, который возглавил движение низаритов[15 - Низариты – ответвление исмаилитской ветви шиитского ислама. Выделились из среды воинствующих исмаилитов в конце XI века. Низариты считали, что имамом является старший сын фатимидского халифа аль-Мустансира – Абу Мансур Низар.]. Он провел юность в стране Фарс, затем перебрался в Миср, откуда ему пришлось бежать в горный Иран[16 - Фарс – так арабы называли Персию. Миср – Египет (араб.).]. Там его людям удалось в 1090 году захватить Аламут – Гнездо Орла, мощную крепость на вершине горы, окруженной бурными реками и ущельями. Заняв замок, Саббах объявил себя Великим магистром ордена низаритов и шейхом Аламута Хасаном I. Но громкий титул не прижился. Хасана ибн Саббаха, а затем и его преемников повсеместно стали именовать Горными Старцами, или Старцами Горы.

Постепенно Хасан ибн Саббах, захватывая один замок за другим, подчинил своей власти целую страну, включавшую северо-запад Ирана, север Ирака, юго-восток Турции и восток Сирии. Однако ему так и не удалось покорить ни одного крупного города или обширной плодородной равнины. Саббах занял лишь бедные горные земли, на которые не претендовала ни одна из «великих держав». Арабы прозвали приверженцев ибн Саббаха «хашишинами». Крестоносцы, захватившие Святую землю, переиначили прозвище на свой лад и стали называть их ассасинами.

На завоеванных землях Хасаном ибн Саббахом были введены новые законы, малейшее отступление от которых каралось смертью. Главным из них стал запрет на роскошь, настолько строгий и бескомпромиссный, что богатство потеряло всякий смысл. Не позволялись и развлечения – даже такие, как охота. Но Саббах понимал, что в случае нападения серьезного противника, войны низаритам не выиграть – защищать Аламут будет некому. Крупных городов в стране нет, крестьяне слишком бедны, чтобы вооружиться, а военное сословие большей частью перебито. Да и оставшейся знати после запрета на охоту доверять нельзя.

Поэтому главные надежды Хасан ибн Саббах возлагал на отлично организованную разведку. Все свое золото он пускал не на создание войска, а на подрывную деятельность и вербовку тайных агентов при враждебных дворах. Не видя никаких перспектив на поле боя, Хасан ибн Саббах прибегал к тактике убийств с помощью фидаинов – «жертвующих собой». Незадолго до своей кончины он даже собственных сыновей осудил на смерть: одного за то, что он считался убийцей уважаемого даи аль-кирбаля, которого Хасан ибн Саббах хотел назначить своим преемником, а другого – потому, что тот нарушал заповеди Корана, тогда как сам шейх аль-Джабаль своей строгой религиозной жизнью всем внушал доверие и почтение…

Рашид ад-Дин ас-Синан аль-Басри, Старец Горы, глава ордена хашишинов в Сирии, отодвинул от себя кубок и взял кусочек халвы. В отличие от Хасана ибн Саббаха, он не считал, что бедность и воздержание в еде – это достоинство. Он немало общался с франками-крестоносцами и мог наблюдать, в какой роскоши они живут. Рыцари пользовались услугами сирийских врачей, поваров, слуг, ремесленников, чернорабочих, носили дорогие одежды в восточном стиле. Окна в их домах были застеклены, полы украшены мозаикой, во дворах устроены фонтаны, а сами дома выстроены по сирийским образцам. Им нравились арабские танцовщицы, на похороны они приглашали профессиональных плакальщиц, любили бани, пользовались мылом и лакомились сладостями.

Крестоносцы, выходцы из стран с холодным климатом, где свежие продукты зимой недоступны, не знали вкуса не только сахара, но и инжира, гранатов, оливок, риса, персиков, апельсинов, лимонов и бананов, пряностей и шербета. Они наслаждались всем этим без оглядки на церковные догмы и при этом были великолепными воинами – бесстрашными, сильными, способными к самопожертвованию. Разве это не веский довод, чтобы не возводить в высокую добродетель бедность низаритов? Правда, о своих размышлениях Старец Горы не распространялся даже в близком кругу. Все должны были считать его аскетом, как и Хасана ибн Саббаха.

Рашид ад-Дин ас-Синан родился близ Басры в Южном Ираке в зажиточной семье и сбежал в Аламут, будучи еще молодым человеком, после ссоры с братьями. Вскоре ас-Синана послали в страну Шам[17 - Шам – Сирия (араб.).]. Он отправился в город Каф, где втайне трудился на благо низаритского дела. Когда умер престарелый главный даи Абу Мухаммед, ас-Синан стал во главе сирийских ассасинов после недолгой борьбы за власть.

Сирийские низариты оказались в опасном положении из-за вторжения крестоносцев, с которыми у них установились крайне напряженные отношения. Кроме того, Старец Горы столкнулся с четырьмя угрозами, исходящими от самого мусульманского мира. За время его правления сунниты выдвинули две новые силы, стремившиеся объединить раздробленное мусульманское общество под знаменем борьбы с общим христианским врагом.

Первую силу представлял прославленный зангидский полководец Hyp ад-Дин, разместивший свою штаб-квартиру в Халебе, или Алеппо, как называли город франки. Не ограничиваясь деятельностью в политической и военной сферах, он создал по всей Святой земле систему медресе, религиозных школ, призванных служить поддержанию единства суннитской веры. Кроме того, Hyp ад-Дин послал своего военачальника Ширкуха в Египет, чтобы уничтожить остатки Фатимидского халифата.

После смерти Ширкуха, который стал визирем, ему наследовал его племянник Юсуф ибн Айюб Салах ад-Дин[18 - Салах ад-Дин, Юсуф ибн Айюб Салах ад-Дин (1138–1193) – султан Египта и Сирии, талантливый полководец, мусульманский лидер XII века. Основатель династии Айюбидов, которая в период своего расцвета правила Египтом, Сирией, Ираком, Хиджазом иЙеменом. В Европе известен как Саладин, хотя это не имя. Салах ад-Дин – это «лакаб», почетное прозвище, означающее «благочестие веры». Собственное имя этого правителя – Юсуф ибн Айюб (Юсуф, сын Айюба).]. Он воплощал вторую главную суннитскую угрозу для ас-Синана и его общины. В 1171 году Салах ад-Дин объявил о свержении Фатимидов, провозгласив суннизм религией Египта. Салах ад-Дин мечтал о едином мусульманском обществе, управляемом чистыми религиозными принципами. И Hyp ад-Дин, и Салах ад-Дин считали своими опаснейшими врагами крестоносцев, но не упускали из виду и еретиков-исмаилитов.

Третья угроза исходила от враждебно настроенных соседних нусейритских племен, которые жили в горной области Джабал Бахра задолго до прихода исмаилитов. И наконец, четвертым опасным противником были сунниты, входившие в организацию Нубувийя, которые бродили по окрестностям Масйафа, нападая на низаритов.

Таким образом, Рашид ад-Дин ас-Синан очутился в крайне сложной ситуации. На дипломатическом фронте он должен был вести изощренную политику союзов и перемирий, чтобы не допустить объединенного нападения со стороны мусульман. Поэтому поначалу поддерживал Hyp ад-Дина как меньшее из двух зол, признавая Салах ад-Дина более непримиримым противником. Ас-Синан был также вынужден налаживать отношения с крестоносцами, с которыми он как мусульманин должен вести непрерывную войну.

Ассасины уже платили дань рыцарям-тамплиерам к моменту прихода ас-Синана к власти. В 1152 году они убили одного из крестоносцев – Раймунда II, графа Триполи[19 - Раймунд II (ок. 1115–1152) – граф Триполи в 1137–1152 гг. Стал первой христианской жертвой ассасинов. Раймунд и двое из его рыцарей были убиты прямо в воротах Триполи.]. Тамплиеры, не устрашившись грозных ассасинов, осадили Аламут, но уничтожать низаритов под корень не стали, поскольку были чересчур практичны для этого. Рыцари Храма лишь вынудили Старца Горы платить им ежегодно по две тысячи золотых монет. Это было очень накладно, однако шейх аль-Джабаль рассматривал эти деньги как разумное вложение средств, способное предотвратить открытую вражду.

«Нужны надежные люди, – думал Старец Горы, глядя на двух юношей, которые казались каменными изваяниями. – События назревают!.. Салах ад-Дин – будь он проклят! – не дает покоя. Его, в отличие от франков, не устраивают никакие подношения. Ему нужна наша гибель! Но это мы еще посмотрим… Однако как могут эти мальчики выдерживать такое тяжкое испытание? По-моему, даи Джават чересчур к ним немилосерден. Как бы не случилась беда… Нужно приблизить этих двух. Возможно, они будут лучшими среди фидаев. Увы, народ измельчал и умных стало мало. Поэтому многие погибают, не выполнив задание. Баран никогда не станет газелью».

Шейх аль-Джабаль спрятал вино и халву (он никогда не ел в присутствии своих подданных, поэтому многие считали, что он питается святым духом), взял в руки серебряный звоночек, и мелодичные звуки отразились от голых стен. Для виду, чтобы не смущать слуг излишней роскошью, опочивальня шейха была выдержана в лучших аскетических традициях. Старец Горы спал на циновке, расстеленной на полу, подложив под голову валик, набитый хлопковой ватой.

Но в углу была неприметная дверка; слугам запрещалось открывать ее под угрозой смерти. Впрочем, то было непросто – дверь замыкалась на ключ. За ней находилась комната, которая по красоте убранства могла соперничать с дворцовыми помещениями султана. Там были и мягкие диванчики, и ковры на полу и стенах, и серебряные подсвечники со свечами, и большая библиотека, в которой имелись не только труды мусульманских имамов и ученых, много золотой посуды, а в окна были вставлены цветные стекла. В этой тайной комнате Старец Горы отдыхал от нелегких забот душой и телом.

На звон колокольчика в опочивальню тенью проскользнул слуга и застыл в низком поклоне.