От олигархии к демократии. Книга I. Монопольное государство

Далее мнимый сторонник самоуправления заявляет: «Без взаимодействия с государством система самоуправления не в состоянии ни сломать барьеры местничества, ни преодолеть изживший централизм…». А что тогда такое существующее государство? Из этого высказывания ясно вытекает, что самоуправление народа, взаимодействуя с непонятным государством, должно сломать это государство. И другого пути нет, так как существующая система управления из одного центра – есть результат всеохватывающей государственной собственности, и преодоление существующего централизма возможно только через разгосударствление и переход средств производства в руки самих производителей. Автору трудно понять, что социалистическое государство – это и есть самоуправление трудящихся. Но Черныш на этом не останавливается и развивает свою мысль дальше: «Мало того, недостаточное руководство обществом со стороны государства может привести к перерождению самоуправления народа в стихийный процесс, отклонение его от социалистических принципов, целей». А как хорошо начинал, – самоуправление, демократизация! И какая вера во всепоглощающую мудрость государственного чиновника! Я понимаю, что автор кормится с руки государственного чиновника, но он ведь человек, а не собака. По мнению автора, получается, что истинный социализм, то есть самоуправление масс, может привести к отклонению от социализма. Так кому нужен такой социализм? Если Чернышу нужен ошейник, и он о нем мечтает, то это совсем не обязательно всех призывать надеть ошейники. Видимо существующего произвола государственных чиновников, по отношению к обществу еще не достаточно. Поэтому автор призывает государственных чиновников, которые в глазах автора сродни божеству, держать народ в узде, чтобы он не мог отклониться от социалистических принципов. К сожалению, автор не сообщил нам, какие принципы он считает социалистическими, а какие враждебны социализму. Видимо для Черныша общественное состояние, когда каждый индивидуум действует свободно, исходя из своего сознания, представляется стихийностью, а когда все действуют по воле государственного чиновника, во исполнение чужого интереса, то есть работают на хозяина, тогда это следование социалистическим принципам. Здесь автор кое-чего достиг. Он переплюнул всех своих предшественников в холуйском преклонении перед властью государственных чиновников.

Хотя Черныш и мечет молнии в головы бюрократов, правда делает он это любя, государство, по его мнению, у нас социалистическое, с незначительными отклонениями. И трудящимся в нем он отвел необходимую роль: «…обсуждать общественно важные вопросы (только обсуждать, а принимать решения и определять какие вопросы важные будут те же бюрократы. В.Г.), работать в комиссиях по выборам в Советы народных депутатов (которые все так же остаются без власти и средств В. Г.), организовывать встречи, собрания, писать письма, в органы власти». Спасибо автору, что хоть встречаться и писать письма, в органы власти, разрешается. Скорее всего, государственные чиновники, за такое преданное служение, поставят Чернышу памятник при жизни, или, при отсутствии средств, выдадут медаль за верную службу.

Но А. М. Черныш на этом не останавливается, и его мысль продолжает работать в направлении изощренного лакейства. «Ни общественная организация, даже очень многочисленная и авторитетная, ни собрания самого большого трудового коллектива не в состоянии проанализировать практику целого государства и подготовить, не располагая ни информацией, ни кадрами, ни, наконец, полномочиями, даже простейшего законопроекта. Они могут лишь уточнить и дополнить его». Не ясно, почему Черныш остановился на практике одного государства, а не поставил вопрос о необходимости проанализировать практику государств всего мира и плюс всех существовавших государств в истории человечества. Трудовым коллективам разрешается, с благословения автора, уточнять и дополнять законы, по которым их будут сечь. А вот не трудовое сборище таких, как Копырин, Черныш и других прислужников может и создает законопроекты. Но разве до сих пор у нас была не такая практика законодательства? Разве не она довела страну до экономического и политического кризиса? Существующая система государственного устройства и данное законодательство – есть форма существования господствующих интересов монопольного собственника, а не результат научных изысканий по вопросам государственного устройства, как наивно предполагает автор. Не понимает автор и того, что наемным рабочим нет никакой необходимости анализировать всю практику государства монополиста, так как они не нуждаются в данном государстве.

Выросший в условиях существующей государственной системы и приняв ее за единственно возможную форму общественного устройства, автор и преподнес ее как социалистическую. В результате и возник неудобоваримый бред: «…низовые звенья самоуправления не должны вмешиваться в компетенцию высших органов». Звучит прямо как инструкция государственному чиновнику. Если же говорить о самоуправлении, то надо хотя бы понимать элементарное, что при самоуправлении нет ни низовых, ни высших органов, это ведь не государство монополист со строго выстроенной иерархией подчинения. А какой правильный ход сделал автор, и я думаю, не безответный, ведь государственные чиновники ратуют за то же самое, и хорошо платят, тем, кто их поддерживает. Похоже, у А. М. Черныша возникла эта мысль после того, как он проанализировал историю нашего государства и судьбы всех тех, кто выступал против вседозволенности государственных чиновников.

Во втором номере журнала «Научный коммунизм» увидела свет небольшая работа сразу двух авторов – доктора философских наук В. И. Мишина и профессора В. В. Кемова, под заголовком «Перестройка советского общества и формирование нового человека».

Наши обществоведы так долго и упорно изощрялись во лжи, что и сами стали верить в эту ложь. «Казалось бы, уничтожение частной собственности на средства производства и связанной с ней эксплуатацией открывает зеленую улицу, для ликвидации пережитков прошлого в сознании и поведении людей, поскольку именно социальный антагонизм на протяжении многих веков был главной помехой на пути нравственного прогресса… Построение социализма не уничтожило эгоизм отдельных людей и групп в самых различных его формах». Здесь мы находим еще одну разновидность профессорского социализма, который должен уничтожить эгоизм не только отдельных людей, но и групп. То есть они желают иметь общество с людьми без личных, эгоистических интересов. Такое общество, скорее всего, должно состоять из идиотов, так как в нем все будут действовать не из личных интересов, а из каких-то непонятных, чуждых, придуманных кем-то, наверное, глав врачом. Интересно, а почему бы им ни пожелать иметь общество с людьми без носов или ушей, тем более что это более осуществимо. Но мы уже на пол пути к этому социализму, ведь уже длительное время мы живем в обществе, где личные интересы непосредственных производителей подавлены и подчинены интересам партийной и хозяйственной номенклатуры нашего государства. Ну, а если говорить об истинном социализме, в отличие от мишинско-кемовского, то он не ведет борьбу против эгоизма вообще, а ставит эгоистические интересы непосредственных производителей, на смену эгоистическим интересам различных любителей поживиться за счет чужого труда, во главу угла. Именно на этой основе происходит слияние личных интересов и общего.

Далее профессора с привычной для них манерой поучают читателей, так как представляют нас ничего ни понимающими студентами, что общественные интересы не являются механической суммой интересов отдельных личностей, и, что личный интерес реален. Но студентам можно действительно говорить всякую чушь, если вы профессор, а вот к читателям, господа профессора, нужно относиться с уважением, ведь, можно оказаться в полных дураках.

Из вышеприведенной выдержки видно, что авторы имеют ограниченное представление, о формах собственности считая, что антагонизм и эксплуатация человека человеком присущи только частной собственности. Переход же от частной, индивидуальной, групповой собственности к государственной монополии профессора выдают за переход к общественной собственности. При всеохватывающей государственной собственности, средствами производства владеет не все общество, а только часть, которая распоряжается и управляет данной собственностью, и благодаря этому она эксплуатирует другую часть общества не владеющую ни чем, кроме своей рабочей силы. Мертвый труд господствует над живым, а личный интерес непосредственного производителя подчиняется интересам государственных чиновников. Поэтому переход к всеохватывающей государственной собственности на средства производства не есть преодоление частной собственности, не есть путь разрешения антагонизмов и прекращение эксплуатации человека человеком.

Не менее наивно выглядит и рассуждение авторов о противоречии. «Если бы противоречия всегда двигали жизнью общества вперед, то их не надо было бы разрешать». Да! Если бы об этом сказал студент первокурсник, то куда не шло. Можно было бы даже похвалить за любопытство, но когда такие вещи произносит профессор, да еще доктор философских наук, то в пору удивляться читателям. Этим высказыванием авторы показывают, что абсолютно ничего не понимают в диалектической логике и им пора сами садиться на студенческую скамью.

В основе всякого противоречия лежит диалектический закон единства и борьбы противоположностей. Поэтому противоречия всегда были и будут движущей силой общества, и не только общества, но и всякого движения вообще. Естественно, что противоречия могут быть настолько сильны, что могут привести к гибели, как сообщество, так и отдельного индивидуума, что неоднократно можно наблюдать в истории человечества. Но их нельзя отменить, так как они возникают не по желанию, а из реальной действительности. И разрешение их находится в плоскости этой действительности, а не в умах философствующих профессоров.

Любители абстракций всегда стремятся отыскать какую-либо абсолютную истину, с помощью которой можно объяснить, не объясняя все. И наши авторы нашли такое объяснение – это снижение трудолюбия, которое «запрограммировано» нашей системой воспитания еще со школьной скамьи. Но на старой сказке, о создании лучшего общества методом воспитания нравов, в наше время далеко не уедешь. Снижением трудолюбия можно объяснить уход любой общественной формации и все существующие проблемы. Но объясняет ли это что-нибудь нам? Только профессорам, как видно, нет нужды докапываться до истинных причин, да и задача у них иная. Лучше заявить, что трудолюбие снижается и все тут. Короче, уши выше лба не растут.

С этой позиции вяленой воблы они и излагают свои скудные мысли. И вот как авторы данной статьи объясняют причины кризисного состояния в экономике. Оказывается, главная причина нашего кризисного состояния кроется в наличие лентяев, бракоделов, несунов и так далее. Профессорам следовало бы знать, что всякое проявление человека является общественным, и здесь совсем не подходит, для объяснения кризисного состояния, старый прием противопоставления плохого человека хорошему обществу. И почему есть несуны и бракоделы, когда, согласно толкованию профессоров, собственность является общественной? Почему, являясь «собственником» средств производства и продуктов своего труда непосредственный производитель становится врагом самому себе, производя брак? К сожалению, у профессоров не возникает таких вопросов, и они не замечают этих противоречий. Говоря, о разрыве между теорией и практикой они не замечают этого разрыва у себя, эту «саму отвратительную черту старого буржуазного общества», и добавим – современного мелкобуржуазного.

Разглагольствуя, о мере между вложенным трудом и оплатой, Мишин и Кемов исходят из свои абстрактных идеалистических представлений о существующих производственных отношениях. В действительности же государство, являющееся монопольным собственникам всех средств производства, платит заработную плату, которая определяется стоимостью рабочей силы, а не оплачивает произведенные затраты. Если непосредственный производитель получит стоимость вложенного им труда, то на какие средства будет существовать армия чиновников вместе с идеологической прислугой.

Вполне естественно, что в соответствии с уровнем понимания причин кризисного состояния общества предлагаются и мероприятия для его преодоления. Авторы предлагают создать целевую программу по формированию нового человека. Как видим, у профессоров, подход к обществу сохранился прежний. Они смотрят на народ как на подопытных кроликов, которые еще только, в результате реализации их комплексной программы, должны стать людьми. Уж если ученых профессоров так не устраивают их сограждане, то пусть едут куда-нибудь в Полинезию, к диким аборигенам и формируют из них нового человека, если их там, раньше времени, не съедят.

Двойником журнала «Научный коммунизм» является журнал ЦК КПСС «Политическое образование». Читая его, навряд ли станешь политически образованным человеком, но все-таки коснемся некоторых его публикаций, чтобы было ясно, как защищают интересы монопольного государства.

Начнем со статьи Г. Смирнова «К вопросу о Ленинской концепции социализма». («Политическое образование» 1989 г. №1)

«Если в Советском Союзе нет социалистического общества, то с таким же основанием можно сказать, что его нет в Венгрии, Чехословакии, ГДР и других странах, то есть вообще не существует в мире. И получается, что нет мировой системы социализма». Да, академик Смирнов, нет социализма ни в СССР, ни в Венгрии, ни в других странах с аналогичными отношениями. Это подтверждают и события, произошедшие в последнее время. «Но ведь, – продолжает академик, – именно эта система играла и продолжает играть гигантскую прогрессивную роль в мире». Здесь академик утверждает то, что еще необходимо доказать. «И социалистический строй продолжает выступать инициатором наиболее авторитетных, притягательных, гуманистических идей, оказывая благотворное воздействие на развитие мировой цивилизации». В данном случае академик, видимо, имел в виду продажу сырьевых ресурсов по демпинговым ценам. «Значит тот, кто утверждает, что в мире нет социализма, не только берет на себя огромную материальную ответственность, но и находится в глубоком конфликте с реальной действительностью».

Странная у академика логика, по принципу – в углу стоит палка, значит, на улице идет дождь. Академик, конечно же, ни с кем не конфликтует, а особенно с теми, кто обладает реальной властью, иначе не был бы академиком. Именно поэтому так наивны его доказательства, если вообще это можно назвать доказательством. Суть системы необходимо доказывать или опровергать исходя из нее самой, а не строить доказательства на сравнениях и соотношениях с чем-то иным. Если бы Смирнов не стремился угодить, а добросовестно подходил к изучению истории, то, вероятно, заметил бы, что система так называемого социализма, чаще всего воздействовала, на мировой прогресс, отрицательно. Достаточно взглянуть на экологическое состояние планеты, чтобы увидеть, что наиболее загрязненные районы находятся в странах с так называемым социалистическим строем, при значительном экономическом отставании от развитых капиталистических стран. Может быть, в этом и увидел академик особый гуманизм? Академику, взявшемуся защищать существующую систему, не мешало бы знать всем известные вещи, что условия жизни непосредственных производителей значительно хуже именно в данной системе. Но гуманист Смирнов игнорирует такие факты, так как они ему не нужны, и могут разрушить установившуюся гармонию, а точнее взаимопонимание с существующей властью.

Появление, в общественном сознании, сомнений о существовании социализма подействовало на академика подобно взрыву бомбы в его квартире. Ведь столько лет он строил свою гармонию, столько лет проповедовал наступление тысячелетнего царства на земле, и вдруг выбили основу из-под его карточного домика.

«И еще одно. Если, по утверждению некоторых, не было концепции социализма у Ленина, то получается, что ее не было и у Маркса, и Энгельса, ведь свое учение Ленин базировал именно на их учении. Согласно такой логике выходит, что вообще нет теории научного социализма». Стараясь строить свои доказательства на логике, Смирнов нарушает все логические законы. Ведь получается, что если кто-то выставляет себя учеником или последователем Маркса, то все то, что заявляет ученик уже должно быть у основателя, а если что-то не понял или не принял ученик, то этого не должно быть и у Маркса. Но все это мелочи по сравнению с тем, как Смирнов переделывает классиков, приписывая им свои измышления. «В. И. Ленин, как и К. Маркс и Ф. Энгельс понимали социализм как ассоциацию трудящихся, как общество, в котором осуществляется власть народа». Хороша власть народа, стреляющая в народ. Только ни Ленин, ни Маркс, ни Энгельс никогда не говорили об обществе, в котором осуществляется власть народа. «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе, Этому периоду соответствует и политически переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатуры пролетариата». (К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС изд. 2 Т. 19 стр.27) Не общество с властью народа вообще, а общество с диктатурой пролетариата – вот о каком переустройстве общества говорили, и за какое боролись, и Маркс, и Энгельс, и Ленин. Говорить же власти народа вообще нет смысла, и не надо приписывать свои глупые измышления тем, кто этого не заслуживает. Зачем народу власть над собой?

На страницах второго номера журнала «Политическое образование» увидела свет статья кандидата философских наук К. Григорьева «Перестройка: необходимость, характер, пути». Эта статья полна оптимизма и безотчетной веры в светлое будущее, которое придет вместе с перестройкой, правда: «…нам еще предстоит разобрать немало экономических, политических, теоретических и иных „завалов“, доставшихся в наследство от прошлого и которое, в годы застоя, поставили страну на грань социально-экономического кризиса, сделав перестройку неизбежной». Прямо так и хочется броситься на разборку «завалов», ведь все самое плохое уже позади, а впереди светлое будущее. Только все это похоже на повторение пройденного, так как перестройкой занимаются те же лица, кто и сотворил данные «завалы». До перестройки все трудности объясняли пережитками прошлого, дореволюционного прошлого. Теперь мы страдаем от наследия застойного периода. А потом, наверное, будем страдать от перестройки. И говорить так есть все основания, так как перестройка не является коренным переломом в отношениях собственности. Весь государственный аппарат остался тот же, отношения непосредственного производителя к средствам производства не изменилось и положение его не улучшилось, а то, что в партийном аппарате одни сменили других, да еще разрешили печатать то, что всем уже давно известно, не является основанием, чтобы говорить о перестройке, как о революции. Существующий госаппарат и руководящая партия привели страну к кризису и теперь пытаются, путем мелких преобразований, изменить ситуацию и сохранить власть. Поэтому наивно думать, что тот, кто привел страну к катастрофе, может быть ее спасителем.

Говоря о собственности, автор не пытается дать анализа существующих отношений, но при этом утверждает, что социалистическая собственность обогащается и изменяется. Только, прежде чем говорить об обогащении, следовало бы доказать, что существующая форма собственности является социалистической. Государственные же идеологи, под социалистической собственностью подразумевают все что угодно, но только не общественную собственность. Если под понятием социалистическая собственность не подразумевается общественная, тогда невозможно понять, что обогащается и развивается. По мнению автора, обогащение общественной собственности – это развитие рынка и товарно-денежных отношений. Григорьев явно не усвоил, что рынок может развиваться только при наличии множества противостоящих собственников, которые по своему усмотрению могут распоряжаться средствами производства и продуктами своего производства. И поэтому, если автор выступает за развитие рынка и товарно-денежных отношений, а не говорит это для красного словца, то он должен заявить о необходимости разрушения монопольной государственной собственности. А получается же, что Григорьев желает сохранить всеохватывающую государственную собственность и, при этом, развивать рынок и товарно-денежные отношения. Похоже, автор взялся расхваливать проводимые преобразования, даже не анализируя основы и возможные последствия, видимо хорошо платят.

Не забывает Григорьев похвалить и себя, вместе с собратьями по перу. «Критика негативных явлений в жизни нашего общества времен застоя была тем основным идейно-политическим рычагом, с помощью которого в начале перестройки раскалывались стереотипы общественного сознания, мобилизовались массы на обновление социализма».

Не очень-то много мы слышали от государственных идеологов критики во времена застоя. Да, и сегодня они занимаются тем, что раскапывают могилы и вытаскивают истлевшие трупы тех, кого они так боялись при жизни, чтобы совершить на них ритуальный танец победителя.

На самом же деле, только благодаря тому, что трудящиеся массы пришли в движение и стали все активнее включатся в борьбу за свои интересы, а толчком этому послужил экономический кризис, появилась возможность более полной гласности. Этот процесс борьбы между государством монополистом и непосредственными производителями и изменяет общественное сознание, и подталкивает власть к действиям, а не идеологические деятели, спешащие заработать лавры. Сейчас мы наблюдаем, как государственные идеолог меняют устаревшие догмы, которые утратили способность влиять на сознание, на более современные, более подходящие к современной ситуации, чтобы помочь сохраниться существующей системе власти. А поэтому, даже те незначительные изменения, которые произошли в нашем обществе, произошли благодаря активному и пассивному сопротивлению рабочих.

Рассуждая, об административных методах управления, автор заявляет: «На самом деле административные методы являются необходимым элементом управления, без которых не может существовать ни одно демократическое государство». Здесь и проявляется вся суть философствования Григорьева. Желая оправдать существующие отношения, автор ни нашел что сказать, кроме того, что административное управление все-таки необходимо. Философ, может быть, когда-то и знал, что истина конкретна, что невозможно съесть яблоко вообще, но для достижения поставленных целей это не имеет значения.

Сущность любой администрации предопределяется формой собственности. В существующей же системе всеохватывающей государственной собственности администрация управляет в интересах самих государственных чиновников, в интересах самовозрастания капитала. Это происходит в результате того, что сам государственный аппарат существует по определенным законам, а это соответственно строгая иерархия государственных служащих, назначение на должность, беспрекословное подчинение нижестоящих вышестоящим, полная независимость от интересов наемных рабочих, система привилегий и государственная тайна. Наемные рабочие же заинтересованы в такой системе, когда все чиновники выбираются самими рабочими и не отрываются от их интересов, когда они подотчетны избирателям и не имеют привилегий.

И еще одно: идеи не убивают идей, а изменившиеся обстоятельства порождают новые идеи, которые и сменяют старые. Так что даже при всем старании Григорьева и других государственных идеологов, пытающихся выставить себя передовыми борцами за обновленное общество, этого за ними нельзя признать. И хотя Григорьев говорит: «Сегодня справедливо утверждается, что уже разработана теоретически обоснованная политическая программа обновления общества». Мы пока не видим этого, а лишь слышим утверждения о разработанности теоретического обоснования перестройки.

    Свердловск 1990 г.

Философы новой волны

С обострением кризиса в обществе монопольного капитала и увеличением все большего отставания от стран с частнокапиталистическим производством появились и философы новой волны. По своей сути это те, кто не имеет твердых выверенных убеждений, до поры до времени соглашался с официальной идеологией, но с нарастанием кризиса стали паниковать и искать возможность перебежать в другой лагерь. И если первые продолжают утверждать, что существующие отношения являются социалистическими и лишь несколько извращены культом личности, то философы новой волны делают упор на то, что все-таки проводились в жизнь идеи марксизма-ленинизма, то есть они принимают на веру утверждения первых, и потом говорят, что практика показала невозможность существования общества на этих принципах. «Он (Сталин) ведь преобразовывал социальную структуру общества, быт людей, строил социализм в соответствии с предначертаниями теории, пытался, как мог ускорить движение России к коммунизму, начатое в октябре 1917 года». («Истоки сталинизма», А. Ципко, «Наука и жизнь» №11 1988 г.) Ему, на страницах журнала «Урал» вторит Людмила Бреднева: «Более 70 лет наша страна практически шествует по этому пути. Были, конечно, и отклонения, и деформации, и все же я думаю, что осуществлялся именно марксистский социалистический проект, так как основное в нем было реализовано: передача собственности в руки пролетарского государства и организация производства из единого центра. Были попытки строить общественную жизнь по этому проекту и в других странах, но нигде не удалось почему-то достичь лучшей жизни». («Нельзя не поступиться принципами». «Урал» №1 1990г.)

Ни доктору философских наук А. Ципко, ни кандидату философских наук Л. Бредневой не приходит в голову задастся вопросом: а что это за социализм, существование которого зависит от одного человека или группы лиц, а все общество выступает в роли подопытных кроликов. И причем здесь марксизм, являющийся теорией освобождения рабочего класса, а не проектом или схемой, по которой, в зависимости от желания, можно преобразовывать общество. Маркс везде говорил о свободных ассоциациях рабочих, свободных кооперативных товариществах, везде подчеркивал, что «орудия труда не должны быть монополизированы в качестве орудий господства над рабочими и для его ограбления» «Учредительный Манифест Международного Товарищества Рабочих». Тем более философам бы стоило усвоить простую истину, что общество не строится по теориям, по книгам, а формируется во взаимодействии интересов различных групп и классов, которые эти интересы и выражают через различные теории.

Представление о том, что наше общество 70 лет осуществляло именно марксистский социалистический проект, присуще пониманию этим философам, так как они до сих пор остаются идеалистами, в худшем понимании этого слова. И если Гегель рассматривал существующий объективный мир как становление абсолютной идеи, то эти философы рассматривают наше общество, как становление теории Маркса.

Нельзя признать серьезным и заявление Бредневой, что была осуществлена передача собственности в руки пролетарского государства. Как могла произойти передача собственности в руки не существующего государства? То, что пролетарское государство не было построено в послеоктябрьский период, как и в дальнейшем, является общепризнанным фактом. Этого не скрывали и большевики. В частности Ленин, в своем докладе на 1 конгрессе Коминтерна отмечал: «Мы переняли старый государственный аппарат, и это было нашим несчастьем. Государственный аппарат очень часто работает против нас. Дело было так, что в 1917 году, после того как мы захватили власть, государственный аппарат нас саботировал. Мы тогда очень испугались и попросили: „Пожалуйста, вернитесь к нам назад“. И вот они все вернулись, и это было нашим несчастьем».

Бреднева, как философ, не может не знать этого, но ей удобно принимать заведомо известную лож, как раз получившую широкое распространение во времена правления Сталина, чтобы на этой лжи выстроить целую систему «опровержений» марксизма. И можно ли говорить о социализме в странах, где была воспроизведена, с помощью танков, копия нашего мелкобуржуазного государства? Можно ли называть общественной собственность, которой полностью распоряжается государственный чиновник? А поэтому вопрос Бредневой – выдержал ли научный социализм испытание практикой, а так же вопрос – подтвердилось ли превосходство общественной собственности над частной, не имею смысла. Так же как и сравнение ФРГ и ГДР. Бреднева сравнивает их как капиталистическую систему, основанную на частной собственности, и социалистическую – основанную на общественной собственности. Если бы Бреднева пользовалась не различными спекуляциями, а действительно сравнила степень обобществления в ФРГ и ГДР, то смогла бы увидеть, что степень обобществления в ФРГ выше. Более высокий уровень развития ФРГ, по сравнению с ГДР, показывает лишь то, что частнокапиталистическое производство гораздо эффективнее производства на основе монопольного капитала. И больше ничего.

Для того чтобы показать «утопичность» социалистической идеи, Бреднева, решила подправить марксизм. «С позиции марксизма именно государственная собственность и является подлинно социалистической, так как именно она позволяет организовать производство и распределение из единого центра».

Как все просто! Организовал производство из единого центра – вот и социализм. Только Маркс говорил о государстве диктатуры пролетариата, которое является ассоциацией непосредственных производителей, а Бреднева – о государстве вообще. Не мешало бы знать, что огосударствление не есть обобществление.

При частнокапиталистическом производстве государственная собственность, как и в условиях всеохватывающей государственной собственности, является буржуазной, с той разницей, что в первом случае государство, как собственник, существует наряду с другими собственниками, а в условиях монополии государство является единым собственником всех средств производства. Собственность становится социалистической не потому, что появляется возможность организовать производство и распределение из одного центра, а потому, что непосредственные производители становятся хозяевами средств производства и продуктов своего труда. Бреднева же считает, что всякая государственная собственность позволяющая организовать производство и распределение из единого центра, сделала вывод, что существующие в нашем обществе отношения являются социалистическими. Но в обществе, где государство выступает монополистом всех средств производства, а рабочие являются его наемными рабами, то же появляется возможность организовать производство из единого центра. Данные отношения и критикует Бреднева, приняв их за социалистические. Вот только, если бы она внимательно проанализировала существующие отношения, то ясно увидела бы, что в них нет ничего социалистического.

При существующих отношениях централизация – это единство собственника, в лице государства, которое и организует производство и распределение из единого центра, конечно же, исходя из своих интересов, а планирование – есть планирование прибыли на капитал. В данных условиях государство, как собственник всех средств производства, планирует работу для непосредственного производителя, а средства производства противостоят наемным рабочим.

Государство диктатуры пролетариата предполагает централизацию непосредственных производителей на основе их интересов, а планирование, как планомерное использование производительных сил всего общества в интересах каждого. Здесь сами непосредственные производители планируют, как им распорядиться имеющимися в их распоряжении средствами производства. При данной форме организации производитель и собственник совмещаются в одном лице. И если существующая форма централизации – есть объединение средств производства во главе с единым собственником –государством, для эксплуатации живого труда, то диктатура пролетариата – есть объединение живого труда, для использование накопленного.

Как видим Бреднева, показала не ложность и ошибочность марксизма, а ошибочность своих представлений о действительности и о марксизме. Какая теория не будет выглядеть односторонней, если с ней обращаться так, как это делает Бреднева. Зачем же пытаться из классиков, делать кретинов? Если лишь для того, чтобы возвысить себя, то это не лучший способ. А если Бреднева, собралась доказать ошибочность теории Маркса, то это необходимо делать исходя из самой теории, а не путем огульной критики, или сравнение с происходящим.

    Свердловск 1990 г.

Несколько замечаний о книге Льва Когана…

Несколько замечаний о книге Льва Когана, как ярчайшего представителя советской философской школы

Если предыдущие авторы относятся к тем идеологам, которые в своих статьях хоть как-то затрагивают проблемы действительной жизни, то другая часть пишут книги для пополнения библиотеки монастыря св. Виктора, в которой Пантагрюэль обнаружил следующие книги: «Клубок теологии», «Метелка проповедник», «Искусство благопристойно пукать в обществе», «Пустозвонство законников». «Хлестанье по задику», «О разгрызании свиного сала, в трех книгах», «Сила, притягивающая к сыру» и множество других.

В 1988 году. Издательство «Мысль» выпустило книгу Л. Н. Когана «Человек и его судьба», как видно предназначенную для пополнения библиотеки монастыря св. Виктора. И все-таки посмотрим, что излагается в данной книге и попытаемся угадать, чем вызвана ее публикация.

Во-первых, мы узнаем, что диапазон интересов автора очень обширен. Монография заполнена до предела различными высказываниями наиболее известных философов, историков, литераторов начиная от Платона и заканчивая Платоновым. Похоже, что демонстрация своей осведомленности и является основной целью данной работы. Это подтверждается и тем, что различные высказывания соединены между собой чисто механически, без внутренней связи, а так же пространными пояснениями применяемых цитат. Видно автор сомневается в способности читателей к самостоятельному мышлению, в способности самим понять великих. Для профессора человек представляется только в образе советского студента, которого необходимо наставлять и поучать. Фейербах, которого автор так же цитирует, по этому поводу, в «Лекциях о сущности религии», отмечал, что остроумная манера писать состоит, между прочим, в том, что она предполагает ум так же и в читателе. Но автор продолжает навязывать свое представление, считая, что его способ изложения, его стиль и язык более доступен читателю, чем тех, кого он цитирует. Хотя, это только иллюзия самого автора, заключающаяся в том, что он пытается излагать достижения человеческой мысли обывательским языком.

Вот как Коган объясняет определение рабочей силы, данное Марксом. Сначала автор дает определение Маркса: «Под рабочей силой, или способностью к труду мы понимаем совокупность физических и духовных способностей, которыми обладает организм, живая личность человека», а затем делает вывод: «Суть человеческой жизни они (классики марксизма-ленинизма) видели, прежде всего, в труде». Что за «великолепное» владение логикой! Если Маркс говорит здесь про рабочую силу, что имеет отношение к обществу с наемным трудом, а не про труд вообще, то Коган делает вывод, что классики видели смысл жизни, прежде всего в труде, да еще в таком, когда человек рассматривается только как рабочая сила. Вот и превращается Маркс, путем грубой фальсификации Когана, из противника наемного рабства в его сторонника.

Не обходит своим вниманием автор и работы Ленина. Благодаря своей «великолепной» логике Когана из ленинского положения: «Если рассматривать отношения субъекта к объекту в логике, то надо взять во внимание общие посылки бытия конкретного субъекта (жизнь человека) в конкретной обстановке» – делает вывод: «Значит жизнь – это не только повседневное бытие человека в реальных общественных условиях (автор умалчивает, в каких еще не реальных общественных условиях протекает жизнь В.Г.) но и способность выделить себя из этих условий, взглянуть на них как бы со стороны».

Видимо, Коган считает себя настолько значимой личностью, что постоянно все сводит к себе, а поэтому и не может понять простых вещей. Не может понять, что Ленин имел в виду, указывая на то, что в логике необходимо рассматривать не только конкретные, частные цели, но и общие посылки бытия конкретного субъекта и объективной действительности. Как раз этого в монографии Когана и нет. Нет анализа ни частных целей, ни общих, ни конкретного субъекта в объективной действительности, а лишь пустые рассуждения, да плохой пересказ давно известных истин. Например, если Маркс, в «Немецкой идеологии», писал: «Производя необходимые им жизненные средства, люди косвенным образом производят и саму материальную жизнь. Какова жизнедеятельность индивидов, таковы они и сами», то Коган пересказал эту мысль следующим образом: «Люди в процессе труда не только преобразуют внешний мир, но и творят самих себя». Во-первых, автор мог бы и знать, что люди творят себя не только в процессе труда, но и в процессе созерцания, любви и так далее. Во-вторых, какая необходимость пересказывать всем известные истины, да еще таким убогим образом.