Цой. Последний герой современного мифа. Новая редакция

Мастер слова и клинка,
Он глядит в свою ладонь.
Он пришел издалека
И прошел через огонь…».

Андрей Тропилло:

«Альбом явно на потребу дня, достаточно коммерчески удачный и задающий уровень, который народ готов потреблять сегодня. А это очень важно для успеха. По этому пути они и пошли, по пути коммерциализации. И получился мужественный попс».

Георгий Гурьянов:

«Это модный альбом. Очень. Я согласен. ”Это не любовь“, ”Ты выглядишь так несовременно рядом со мной“… Шедевральные совершенно вещи, за один день записанные… ”Это не любовь“ вышел гораздо раньше, чем ”Ночь“. И он был гораздо моднее».

Юрий Каспарян:

«Только когда мы записали альбом ”Это не любовь“, я понял, что могу кому-то дать послушать несколько треков и похвастаться. Предыдущим материалом я не мог хвастаться. ”Это не любовь“ – первый альбом, который я мог без зазрения совести показывать, давать послушать, потому что предыдущие очень уж экспериментальные были. Вместо ударных там даже не драм-машина, а такое некое самопальное чудовище, недавно я узнал, что это было устройство группы ”Кофе“. У него не было тарелки совсем, и хай-хет звучал как ножницы. Но поскольку ребята слушали новую современную музыку, они определили саунд этой машинки очень модным. Отсюда, наверное, и пошло, что это модный альбом. Я им очень доволен».

Георгий Гурьянов:

«А я был счастлив и хвастался без зазрения совести, хотя там нет живых барабанов, на этом альбоме. Жалко, конечно, но не было возможности их записать. У нас не было возможности записывать музыку нормально. Была точка Тропилло, но там нельзя было барабаны записывать, только драм-машину, в квартирке у Вишни тоже невозможно было поставить барабаны, писали еще в каком-то театре, там, где Цой с Рыбой записывались. Ничего хорошего, в общем».

С мая по октябрь 1985 года концертов у «КИНО» почти не было. В конце июня Цой с Майком отправились на гастроли в Киев, но концерт сорвался, музыкантов арестовали и, по словам Марьяны Цой, «петь им пришлось не на квартире, а в районном управлении внутренних дел».

Александр Евтушенко, музыкальный менеджер:

«Перед тем как пригласить к нам Цоя и Науменко, я ездил в Ленинград. Побывал на концертах рок-клуба и отметил несколько команд, которые мне показались особенно интересными. Тогда же познакомился с Борисом Гребенщиковым. Меня поразила простота, с какой он общался со зрителями. Никакой звездной болезни! Он был будто бы одним из нас. Позже я посетил ”квартирник“ с его участием. Это был для меня очень хороший опыт. Гребенщиков тогда опекал Цоя, и именно он предложил пригласить его в Киев. Сначала мы планировали провести два ”квартирника“ в Киеве: один с участием знаменитого в то время лидера группы ”Зоопарк“ Майка Науменко, а другой с начинающим музыкантом – Виктором Цоем. Но незадолго до начала выступления музыканты сами решили выступать вместе. Именно в квартире на Предславинской они пели и впервые играли вместе…

Приехали они в Киев с двумя акустическими гитарами и толстыми общими тетрадями, с текстами своих песен. Перед концертом все долго курили на балконе и попивали популярный в то время среди питерских рок-музыкантов портвейн. Собралось около двух десятков зрителей. Вход на ”квартирник“ был недешев – 20 рублей, а в то время на официальные концерты в залах можно было попасть всего за 5 рублей. На собранные деньги музыкантам выплатили гонорар и купили несколько ящиков вина, которые стояли прямо посреди зала.

Цой был очень концептуален: одет в черное, пил портвейн и курил папиросы ”Беломор“ ленинградского производства. А Майк был чем-то похож на ковбоя: в джинсах и клетчатой рубашке. Перед началом выступления Науменко сказал, что в Киев приезжает в третий раз, но бывал здесь как турист.

Мы рассчитывали, что концерт будет длиться два часа, но в самом разгаре в дверь настойчиво позвонили. По звонку мы сразу поняли, что это кто-то чужой, но ничего не оставалось, как открыть дверь. На пороге стоял участковый с двумя понятыми. Он назвал фамилии Цоя и Науменко (фраза ”Всем оставаться на своих местах… “ записалась на пленку), и мы поняли, что на нас ”настучали“. Мы до сих пор не знаем, кто это сделал, но в милиции были хорошо осведомлены, что в одной из киевских квартир выступят гости из ленинградского рок-клуба…».

И музыкантов, и зрителей доставили в московский райотдел милиции. Деньги, собранные за концерт, конфисковали. Зрителей, прочитав лекцию о том, что «они слушают не ту музыку», отпустили по домам, не забыв при этом сообщить в институты о «недостойном поведении студентов, которое способствует антисоветской агитации». К музыкантам милиционеры отнеслись уважительно, предоставили им отдельную камеру, однако продержали всю ночь. А наутро купили им билеты на самолет из их же собственных гонораров и отправили домой.

Немногим позже в ленинградский рок-клуб пришло письмо из киевской милиции, в котором действия музыкантов квалифицировались как незаконная трудовая деятельность. В рок-клубе на подобный сигнал не могли не отреагировать и на некоторое время отстранили группы «Зоопарк» и «КИНО» от выступлений.

Ольга Слободская, секретарь Ленинградского рок-клуба с 1985 года:

«Первый раз я увидела папку с этим делом в 1985 году, когда стала секретарем рок-клуба и разбирала всякие бумажки, сваленные в шкафу без всякого порядка. На папке синим фломастером, почерком Николая Михайлова написано: “Архив. Дело Майка с Киеве”. Я заныкала ее куда-то подальше. На всякий случай.

Примерно в 1988 ЛМДСТ выделил нам наконец отдельную большую комнату и мы со всем нашим барахлом переехали в нее. Но поскольку рок-клуб был организацией, мягко говоря, неформальной, в комнате был, можно сказать, проходной двор. В один прекрасный момент Михайлов попросил меня забрать домой большие неформатные фотографии наших фотографов, которые те делали для архива. Они просто не влезали в обычный советский деревянный шкаф и были в не очень хорошем состоянии. Я ему сказала, что заберу заодно и эту папку, чтобы ее не утащил кто-нибудь. Забрала и благополучно забыла. Вспомнила я о ней в прошлом году, когда собирала материалы для празднования 35-летия рок-клуба. Но поскольку я примерно представляла, какое издание, кто будет делать, я поняла, что эти документы никуда не вписываются. И не стала их никому показывать… И вот время пришло…

Все музыканты Ленинградского рок-клуба до 1988 года были, как тогда говорили, самодеятельностью – то есть считались непрофессиональными. Перед каждым выступлением группа или лидер группы, если он хотел выступить один, должны были прийти в рок-клуб и принести список песен – чтобы утвердить программу. Все песни при этом должны были быть залитованы, то есть разрешены к исполнению. Это первое.

Второе: поскольку музыканты были непрофессиональными, они не могли официально получать за это деньги. То есть каждый квартирник – это риск и для организатора, и для музыканта. Риск быть обвиненным по статье 153 УК РСФСР – частнопредпринимательская деятельность и коммерческое посредничество. Вторая часть этой статьи гласила: «Коммерческое посредничество, осуществляемое частными лицами в виде промысла или в целях обогащения, наказывается лишением свободы на срок до трех лет с конфискацией имущества или ссылкой на срок до трех лет с конфискацией имущества».

Вид промысла в данном случае – понятное дело, организация зрелищных мероприятий. Таким образом, налицо организованная группа – организатор и музыкант. А это еще и отягчающее обстоятельство. Так что можно было серьезно загреметь, если не начать давать грамотные показания.

Не знаю, почему в данном случае ОБХСС не стало докручивать это дело. Может, их обаяли Майк и Витя, может, им неохота было заниматься иногородними, может, были другие причины. Я даже не понимаю, как и почему эти бумаги оказались в рок-клубе. По идее, нам должны были прислать только письмо Леноблсовпрофа с требованием разобраться – но, видимо, произошел просто какой-то украинско-российский бардак.

В рок-клубе наказывали одним способом, но очень неприятным для музыкантов, – на какой-то период их лишали права выступать. К середине 1985 года мы, уже тертые калачи, понимали, как обмануть систему. И, конечно, никто всерьез никого и не хотел наказывать.

Тут важно понимать, что тогда клубов в сегодняшнем понимании этого слова не было. И август, когда мы узнали об этой истории, был мертвым месяцем, ничего не происходило, да и в сентябре по большому счету – тоже. Поэтому, по воспоминаниям куратора от ЛМДСТ Наташи Веселовой, мы лишили права выступления ”КИНО“ и ”Зоопарк“, кажется, на месяц, зная, что никто из них в ближайшее время и не собирался играть. В ноябре ”КИНО“ прекрасно отыграло концерт в рок-клубе вместе с ”Джунглями“ и ”Аквариумом“, а ”Зоопарк“ – там же в декабре вместе с группой ”Кофе“. Об этом есть соответствующая запись в журнале выступлений групп Ленинградского рок-клуба…».

Ждущей ребенка Марьяне, когда она узнала об аресте Цоя, пришлось приложить немало сил, чтобы не родить до положенного срока. К счастью, все обошлось – Майка и Цоя просто выдворили из Киева. Марьяна же, долгое время сидевшая дома без работы, через знакомых устроилась на пивоваренный завод «Вена», откуда и ушла в декрет…

Инна Николаевна Голубева:

«Она как-то долгое время не работала. И только пошла на работу. Ее одна приятельница, биолог, работала на пивном заводе и устроила ее туда. Марианна была уже на седьмом месяце беременности Сашкой и говорила: ”Я обманула советскую власть, мама. Они мне декретные здесь выплатили“. У нее так было все аккуратно, что никто не обратил никакого внимания».

Леонид Ладыженский, музыкант, устроитель концертов:

«В ”КИНО“ я не играл, играл в других группах: ”Фионит“ – это при 362-й школе, в которой, по легенде, учился Цой, потом ”Облако“, немножко с ”Пеплом“, с Книзелем, потом ”продюсировал“ ”Битте-Дритте“, ”2 Самолета“… А с Цоем в основном пересекались на “Поп-Механиках“, и ляпинской, и курехинской, пару раз в Крупе и ЛДМ на каких-то солянках. Один раз на Треугольнике ночь провели…Помню, как-то с Танюхой Егоровой подарили Цоюшке на ДР картину, где он на алюминиевом огурчике восседает… Танюха, на сегодня классный иконописец, а тогда просто хорошая девчонка, нарисовала на листе ватмана всех «киношников», забавно присевших на огромный огурец, потом поехали поздравлять, потом напились… Деталей не помню, тогда все сайгоновские пьянки были похожи как две капли марцифали и не воспринимались как материал для мемуаров. Помню, что была его днюха, отмечали вроде у Марьяны. Гребень уже тогда был для нас гуру, а остальные…».

26 июля 1985 года у Виктора и Марьяны родился сын – Саша.

Марьяна Цой:

«Очень хорошо помню, как Витя забирал нас из роддома. Шел какой-то отвратительный дождик, было жутко холодно, дул ледяной ветер. А Цой стоял совершенно мокрый, с огромным букетом красных роз. Я таких красивых цветов больше никогда в жизни не видела. Всю дорогу домой он держал сына на руках. Как хрустальную вазу, которую страшно уронить. И вдруг спросил: «Можно я посмотрю?» Откинул покрывало и увидел Сашку – лицо персикового цвета, тонкие волосики и глазки-щелочки. Витька посмотрел на него и гордо заявил: ”Да, никто не скажет, что это не мой ребенок!”»

К сожалению, сегодня некоторые злые языки, типа Алексея Вишни или Андрея Тропилло, позволяют себе усомниться в данном факте, однако подобные голословные утверждения остаются только на совести тех, кто смеет их озвучивать.

Сергей Фирсов:

«Многие утверждают, что на некоторых фото Саша немного похож на Рикошета. Но! В 1984 году, когда зачинали Сашу, группа ”Объект Насмешек“, как мне кажется, еще даже не вступила в рок-клуб и никто не знал, кто такой Александр Аксенов. Впрочем, это можно уточнить у Михайлова. Но дело даже не в этом. С 1984 по 1988-й я входил в ближний круг семьи Цой. Я жил с девушкой по имени Марина Константинова, которая была одной из ближайших подруг Марьяны и была свидетельницей у них с Цоем на свадьбе. Поэтому я, хочешь не хочешь, очень многое знал о их семейных делах. Никаким Рикошетом тогда и не пахло, его просто никто не знал. ”Объект Насмешек“ проходил прослушивание весной 1986 года, и, повторяю, – до этого никто не подозревал о существовании товарища Рикошета. Рикошет появился только после того, как Цой расстался с Марьяной. В то время я часто бывал у Цоев в гостях, еще чаще они у меня. Мы много слушали всякой музыки, справляли совместно дни рождения, всякие праздники, просто влегкую выпивали, ездили за город, загорали, далеко не всегда с музыкантами ”КИНО“. Поверьте, “Рики“ тогда не было в принципе. Он был из другой, панковской тусовки. Тогда они практически не пересекались. Позже – да. Все перемешалось, но не в 1984 году. У Вишни, как и у Тропилло, да и у Бурлаки, не все стыкуется, а порой просто зашкаливает!»

Цой, на плечах которого лежала ответственность за жену и сына Александра, постоянно выступал на квартирных концертах, поскольку семья очень нуждалась в деньгах. Уволившись из кочегарки, он некоторое время сидел без работы, но, поскольку неработающий советский гражданин считался неполноценным, – приходилось как-то выкручиваться и, чтобы избежать принудительного трудоустройства на какую-нибудь фабрику или завод, Цой в компании Сергея Бугаева устраивается матросом-спасателем на лодочную станцию в парке Победы (Московский райсовет, Московский проспект, 129). Спасать людей Виктору, конечно же, не доводилось, поскольку, если верить воспоминаниям Бугаева, ни он, ни Цой на работе так и не появились, предпочтя заниматься своими делами, а полагавшуюся им зарплату отдать работавшему за них некому человеку, который действительно работал и спасал подвыпивших тонущих людей.

Немногим позже Виктор перешел на одну из самых тяжелых своих работ – ночным уборщиком бани № 19, располагавшейся на проспекте Ветеранов, 89/2. Виктору, которого уже тогда многие считали рок-звездой, приходилось ежедневно убираться в банном отделении.

Из воспоминаний Сергея Фирсова:

«Цой тогда работал в бане на проспекте Ветеранов, и работал час в день, но с 10 до 11 вечера. Это его ужасно ломало: когда все тусовки начинались, ему надо было срываться, ехать в баню и брандспойтом обдавать помещения».

Марьяна Цой:

«Я несколько раз ходила ему помогать и могу заверить, что занятие это тошнотворное. К тому же от каждодневных уборок в парилке у Вити стало побаливать сердце».

Инна Николаевна Голубева:

«Вот тоже был случай, когда Витя работал в тресте. Он подходит ко мне, я собираюсь на работу, а он уже раньше должен выскочить. Говорит: ”Инна Николаевна, дайте мне, пожалуйста, 5 копеек на метро“. Я говорю: ”Витя, а на ’Беломор‘ надо?“ Молчит…

Было очень трудно. Работала я одна, старалась за всех, мама ведь. А он так периодически работал… То он выходил, какой-то сторожил склад ящиков, потом топил печку этими же самыми ящиками, которые сторожил. В общем, абсурд. Когда родился Саша, была баня. Мужское отделение. А уже был маленький Сашка, и Марьяна, покормив Сашку, уложив, бежала ему туда помогать, в эту дурацкую баню. Вообще времена были крутые. А все держалось на мне: я работала одна и всех тянула на себе. Про их заработок не было речи. Хотелось только, чтобы хотя бы кто-то где-то когда-то их услышал. Поэтому, когда появилась Джоанна, это перевернуло всех. Они готовы были отдать все, что у них есть. Это потом стали отслюнивать разрешения и прочее, авторские права… Тогда ничего не было, лишь бы где-нибудь издалось – в Америке, в Гваделупе или еще где-нибудь, неважно. Чтобы где-то прозвучало, хоть что-то услышано было, не только на этих самых катушках, которые они друг другу дарили».

23 июля (по другой версии, 16–17 сентября) 1985 года Таллинн посетили ленинградские рокеры: Виктор Цой, Константин Кинчев и прочие. Чуть позже к ним присоединился Юрий Наумов, совершенно случайно оказавшийся на тот момент в Таллинне. Отдельно стоит упомянуть Людмилу «Терри» Колот (Bret Diamond) – будущую родоначальницу русского «панк-симфонизма», джазовую, блюзовую вокалистку, гитаристку, сотрудничавшую с Андреем Пановым, Алексеем Вишней, Святославом Задерием, Сергеем Жариковым и записавшую первую в истории панк-симфонию. Выступления прошли в здании Таллинского ЦБК (целлюлозно-бумажного комбината) имени В. Кингисеппа, в клубе Tselluloos.

Из воспоминаний очевидца: