ЛЕОНИДЫ

– Он это ты.

– Как это возможно?

– Он тот, кого я выбрал, чтобы ты могла проявить себя в земном измерении. Он твой человеческий партнёр, помогающий и мне, и тебе создавать прекрасную огранку вашей с ним уникальности – твоей и его.

– Он как будто мой аватар? Как в фильме?

– Не совсем. Вы друг для друга, скорее, как разлучённые в детстве близнецы. Вы живёте своими жизнями, но при этом чувствуете всё, что происходит с вашим двойником, где бы он ни находился. Ты что-то делаешь здесь – он повторяет это на земном плане. Он что-то делает на Земле – ты чувствуешь и проживаешь его эмоции здесь. Вы нужны и помогаете друг другу, проходя каждый свою часть вашего общего пути к осознанию себя.

– И он всё это время чувствует мою боль так же, как я его?

– Да, но по-разному. Он – как человек. Ты – как душа. Это был ваш выбор. И твой, и его.

– А мне… А нам… ещё много граней предстоит нанести?

– Ты можешь отказаться и вновь обрести свою целостность. В любой момент. И сейчас ты должна ответить мне, что ты выбираешь? Сейчас, когда уже знаешь, чем будет отличаться твой выбор…

Она ещё раз посмотрела на пульсирующие в её ладонях, неотличимые, но такие разные две капли. Она ещё раз ощутила, как за невидимой прозрачной стеной, оградившей её на время разговора, бурлящей раскалённой лавой покачиваются в ожидании её выбора волны боли и отчаяния. И она, зажмурившись от восторга и ужаса, протянула к небу ладонь с невообразимо прекрасным бриллиантом своей мечты…

Глава 13. Соль любви

Невозможное стало возможным. Они едут к морю. Они будут вдвоём бесконечные несколько дней. Сколько всего можно узнать и понять друг о друге за это время? Сколько всего можно сказать даже без слов, просто касаясь друг друга телами.

Он не верил, что это происходит с ним. С ним и с ней. Контрастный душ ощущений. Пьянящий жар восторга первых недель родившейся любви и осенняя прохлада долгой разлуки. Холодный ветер, рвущийся в открытую дверь расставания, и леденящий озноб покинувшей душу надежды. И вот опять тепло возвращается в его сердце, меняя промозглый декабрьский ветер на ласкающий бриз, дующий со стороны прогретого солнцем моря.

Но чуда – превращения Золушки его Любви в блистательную принцессу взаимных чувств – не произошло. Там, в этой поездке к морю, он без остатка разрушил себя об её отстраненность и сдержанность. Когда в Питере они не виделись неделями и каждую встречу как бы заново привыкали друг к другу, это было тяжело, но хоть как-то объяснимо. Но когда они остались наедине без спасительных телефонных звонков и кучи причин, позволяющих разъехаться каждому по своим делам, оказалось, что их любовь говорит на разных языках. Как любовь мрамора и резца скульптора, как чувства податливой глины и печи для обжига, как неотделимость бриллианта от замысла его огранщика.

Возвращались в молчании, старательно избегая встречаться глазами. И даже не успев смыть с себя загар опалившего разочарования, он узнал такое, о чём не пожелал бы узнать никому.

«…Знаешь, что такое холодный липкий пот, покрывающий всё тело через пару минут после пробуждения, едва сознание понимает, что спасительное ночное несуществование закончилось и мрачная безысходность дня вновь охватывает тебя? Когда руки предательски дрожат, а десятиминутный путь от дома до автостоянки надо мысленно разбить на пять-шесть участков. И хвалить себя за прохождение каждого из них. Так как весь путь целиком сознание считает непреодолимым! Когда в голове нет ни одной мысли, но при этом мозг готов взорваться от разрушающего его хаоса. Дай Бог, чтобы ты никогда не узнала то, о чём я сейчас говорю.

Я боролся с этим несколько недель после нашего возвращения из того отпуска. Но понял, что я проигрываю. Понял, что я просто медленно умираю. На фоне этого понимания меня уже не особо трогало, что я – мужчина, успешный, в общем-то, человек, достигший всего сам, и руководитель, отвечающий за пару сотен своих сотрудников, – как самая типичная безвольная неженка… полгода… полгода!!! …два раза в неделю пытаюсь собрать себя по частям, пользуясь услугами психоаналитика. Лишь к началу следующего лета я впервые проснулся и не почувствовал уже привычных симптомов липкой бездны.

Ты расширила мои представления о том, насколько сильно можно любить. И взамен познакомила меня с тем, как можно за это страдать. Наша планета, до которой, казалось, можно дотянуться рукой и шагнуть на её зелёные луга, как на соседнюю ступеньку эскалатора… она исчезала на глазах в холодных глубинах безразличного космоса. Пока не стала невидна окончательно».

Как это произошло? Почему она так неожиданно согласилась, хотя не прошло и месяца с момента, как однозначно дала понять, что такая поездка невозможна? От кого или от чего она бежала, оставив под крылом самолёта серое пятно декабрьского города? Он не спрашивал её. Это было неважно. Если, когда ей было плохо, она выбрала бегство с ним, значит, он оказался для неё важнее и ближе других. О какой награде ещё можно было ему мечтать? И почему же эта награда оказалась так похожей на расплату? Что он сделал не так?

– Ты, и правда, не понимаешь этого? – дед как будто слышал мои мысли.

– Не понимаю.

– А тебе не приходило в голову, что тот, кого женщина выбирает быть рядом, когда ей плохо и больно, зачастую совсем не тот, кому она позволяет причинять себе боль? А ведь любовь без боли… (и не только для женщины) – это как блюдо без соли: вкусно только вместе.

– Ты хочешь сказать, что для того чтобы быть по-настоящему любимым женщиной, мужчина должен причинять ей боль?

– Я хочу сказать, что женщина должна чувствовать боль, чтобы понимать, что любит по-настоящему. И дело тут не в боли как таковой. Хотя мазохизм в отношениях, в известной степени, присущ многим. Я говорю о более глубоком явлении – об ощущении боли как о лакмусовой бумаге чувств между мужчиной и женщиной. Те, кто нас не трогает, не способен и причинить нам боль своим отношением. Поэтому, особенно для женщин, ощущение боли в отношениях, это как вторая сигнальная система, подтверждающая истинность душевной связи со своим партнёром. Если женщина не ощущает боли, значит, для неё в этих отношениях что-то идёт не так. И, к сожалению, должен тебя расстроить: те, кого они выбирают, чтобы восстановить свои растрёпанные нервы, зализать раны и пополнить резервуары слёз, почти никогда не смогут пройти этот тест на истинность чувств, тест на причинение боли. Такие мужчины просто не имеют необходимых прав доступа, чтобы причинить боль их душе. Поэтому и выбираются на роли безопасных спасителей. Ты разве этого не знал?

– Знать и понимать – разные вещи.

– Понимать и хотеть понять – вот разные вещи. Когда не хочешь, не увидишь даже то, что у тебя прямо перед глазами.

Дед помешивал ложечкой дымящийся кофе и время от времени поглядывал на часы, чтобы не опоздать к началу назначенной операции.

– Мне было всё равно, дед… Кто бы ни обладал привилегией доводить ее слёз, я смогу осушить их и вызвать улыбку на её лице. Я смогу растопить своей любовью лёд в её сердце. Я смогу сделать её счастливой!

– Гордыня. Один из грехов. Тяжких грехов…

– Нет, не гордыня! Я знаю, что смогу сделать её счастливой! Сколько бы это не потребовало от меня времени и сил.

– Ты серьёзно? – дед даже остановил звякающие круговые движения ложечкой, аккуратно выложив её на фарфоровое блюдце. – Делать счастливыми других – привилегия Бога. Для человека это неподъёмная ноша. Да что тут говорить, если почти никто не может справиться даже с более простой задачей – сделать счастливыми хотя бы самого себя.

– Подожди… А как же всё чему нас учат? Нужно бороться за свою любовь… Идти на уступки и компромиссы. Отказывать себе ради любимого человека. Разве это не то же самое, что делать его счастливым?

– Ты путаешь свои труды ради счастья кого-то другого и то самое счастье, которое он или она ищет. Откуда ты знаешь, что является счастьем для неё?

– Ты спрашиваешь меня как школьника, отвечающего домашнее задание.

– Я спрашиваю тебя как того, кто сам ищет ответ!

– Я не могу объяснить тебе, откуда я это знаю. Знаю и всё… На языке крутятся какие-то банальности. Ну, наверное, быть любимой, чувствовать заботу, внимание, нежность, наконец. Но это всё как-то не о том, о чём я хочу сказать…

– Хорошо. Я немного помогу тебе. Ты не замечал, что многие искренне предпочитают отдавать себя целиком, чтобы сделать счастливыми других? И при этом умывают руки в попытках сделать счастливыми самих себя?

– Разве это плохо?

– Плохо? Неправильное слово. Это проще!

– Проще?! – я никак не мог понять шутит он или нет. – Что же простого в том, чтобы ради другого идти на уступки и компромиссы? Чтобы в чём-то отказывать себе ради этого человека и ваших с ним отношений? Менять себя, зачастую болезненно ломая свои прежние представления и привычки. И всё ради того, кто рядом. Ради того, чтобы сделать его счастливым! Это очень сложно и трудно! Как это может оказаться проще эгоистичного счастья лично для себя? Я не понимаю, зачем ты подшучиваешь надо мной? К чему ты ведёшь, дед?

– Знаю, что ты говоришь искренне. Но скажи честно, и многих тебе удалось осчастливить такими неимоверными усилиями?

Я осёкся на полуслове. Простой и очевидный вопрос вдребезги разбил смысл уже подготовленной тирады. А в самом деле… Несмотря на пренебрежение своими желаниями и огромные усилия, на которые я неоднократно шёл ради того, чтобы сделать близкого человека хоть чуточку счастливее, я не мог с уверенностью сказать, что это мне удавалось. Скорее опустошало и выматывало меня, чем позволяло сохранить ускользающие отношения, не говоря уж – осчастливить кого-либо. Поэтому мне пришлось признать:

– Наверное, я просто что-то делал не так. Или слишком мало сил отдал для этого.

– Неправда. Ты знаешь, что отдавал им всё, что мог. И нельзя сказать, что этого было мало. Причина – в другом. Просто ты всё это делал не для них, а для себя самого. Для своих собственных представлений о том, что могло бы сделать их счастливыми. Так, как если бы они были тобой. Если бы они думали, чувствовали, переживали и любили так же, как ты. Но ведь они – не ты. Ты не знаешь и не можешь знать, чего на самом деле хотят для счастья любимые тобой люди.

– Я спрашивал их! Мы говорили об этом. Я, в конце концов, немного знаю жизнь, чтобы предполагать.

– Но они и сами этого не знают. Так же, как и ты про себя…

– Подожди. Что-то у меня не сходится. Ты же только что сказал, что я делал всё для себя.

– Для себя. Как если бы они были тобой. Понимаешь? А получалось – и не для себя, и не для них. А для чего-то несуществующего – себя на их месте или их на твоём, как будто эти выдуманные химеры существуют в реальности. Вот это и есть самый простой путь в никуда, который часто выбирают люди. Думают, что делают счастливыми других, направляя весь поток своей энергии и любви куда-то в щель между реальным собой и реальными теми, другими. И единственным достижением, высшей доблестью на этом пути, как правило, будет не счастье другого, а почти неминуемое разочарование в тот момент, когда ты скажешь себе: «Я уже не могу этого изменить, – и обязательно прибавишь, – зато…». Зато я сделал всё, что мог… И вот тут наступает самое интересное. Эмоциональный перевёртыш. В утомительной борьбе за счастье другого призом является – ты только вслушайся! – отсутствие сожаления о неиспользованной возможности сделать счастливым. Произнеси убеждённо: «Я сделал всё, что мог, – и в душе торжественно, как гимн, зазвучит общепримиряющий рефрен, – значит, не судьба, значит, было не суждено!»

– Значит, не судьба… Но ведь так действительно говорят.

– Никто и никогда не говорил вам кормить своими эмоциями и любовью несуществующих химер. Неужели ты думаешь, что если бы Бог хотел наделить людей частью своих возможностей и позволить вам проводить эксперименты со счастьем других, он не наделил бы вас для этого достаточной силой?