Частная (честная) жизнь, или Что выросло, то… увы!

– Ну-у… – тоном любознательной кумушки протянула актриса Шацкая. – Кто же вы? И как попали в э т у квартиру?

Она как-то лишь слегка уловимо выделила слово «эту», и меня вдруг осенило – вот он, мой шанс получить информацию! Ситуацию нужно ведь было как-то прояснять, а с помощью Евгении это мне уже представлялось сделать весьма проблематичным.

Дама же, с горящими от любопытства глазами сидящая передо мной, наверняка могла снабдить любого информацией, причем даже – с избытком. Ибо сама не могла не являться кладезем ее.

И я, сознательно потянув время, отхлебнул чая, положил себе на блюдце кусочек торта, ложечкой отщипнул кусочек и проглотил его, закатив глаза от удовольствия.

– Да вот даже и не знаю, с чего начать, – протянул я, вновь отхлебывая из чашки.

Глава 3-я

Если вы хотите разговорить человека – говорите с ним о том, что его живо интересует. Тогда, утратив осторожность, ваш собеседник обязательно скажет вам все то, что вы хотите от него услышать.

Это первое правило получения информации при работе с очевидцами и свидетелями.

Но тут был не совсем обычный случай – по глазам Аделаиды Гертрудовны я видел – ее интересовало в с е. В артистических кругах это было обычным явлением – вынужденные чуть ли не ежедневно перевоплощаться на сцене, то есть принимать облик то одного героя, то другого, артисты просто не могут не изучать жизнь других людей, примеривать ее на себя, а так как своими открытиями они постоянно делятся друг с другом, ибо нуждаются в аплодисментах себе по любому поводу (еще одна особенность профессии), то не могут не становиться с возрастом сплетниками.

По крайней мере – значительная часть их.

Поэтому в общении с ними нужна прежде всего искренность. В силу профессионального лицедейства в актерском сознании искренность и актерская игра переплетаются, и в итоге мы не зря частенько говорим о них: «О, актеры! На сцене и в жизни они неподражаемы и одинаковы!»

И я рассказал Аделаиде Гертрудовне о себе все, что ее могло интересовать.

А именно: почему я, будучи столь молодым – уже пенсионер. И каким образом и по какой надобности оказался в Москве.

По первому пункту я, естественно, соврал. Сказал, что служил в полярной авиации и одним из последних, уже после развала СССР, получил в соответствии с союзными законами спецпенсию. Ну, а сейчас приискиваю себе работу, а пока есть время – решил вот съездить к друзьям детства на родину, в Азербайджан, а теперь возвращаюсь обратно.

И вот в этом пункте я в своем подробном рассказе не соврал ни слова.

Но – по порядку.

Однажды мне в голову пришла мысль попробовать разыскать друзей детства. Дело в том, что после рождения первые восемь лет я был единственным русским ребенком в среде азербайджанцев, лезгинов, грузин, которые в основном и составляли население Хачмаса. И странная особенность – трое моих друзей – двое наполовину грузин, наполовину азербайджанцев, их сестра и еще один – лезгин, в процессе роста и взросления (сначала ползания и гукания, затем беганья, лазания по деревьям и купания в речке) научились русскому языку настолько, что закончили впоследствии русскоязычные школы, институты и университеты, а вот я – я так и не научился азербайджанскому языку. Не говоря о грузинском или лезгинском.

Почему это произошло, я не знаю. Но после переезда в Сибирь в 1960 году я продолжал приезжать на все лето в Хачмас еще восемь лет – пока здесь оставались жить родители моей мамы.

Последний раз я был в Азербайджане в 1968 году, то есть сорок лет назад. И друзей своих с тех пор не видел – первое время мы переписывались, а после окончания мною высших инженерных курсов Минсредмаша наша переписка постепенно затухла. Я просто не знал, о чем писать – я уже говорил о степени секретности своей работы. А ребята… Ну, что, ребята – семьи, житейские будни, и главное – отсутствия личного общения – все это не могло не сказаться.

Мы постепенно забыли друг о друге.

И вот я вдруг решил своих друзей детства разыскать и встретиться со всеми хотя бы раз.

Вы поймите меня – все мои товарищи по работе и друзья умирали один за другим, все покоились на кладбище алтайского городка Славограда. Я еще вернусь к этому в другой раз, но теряя ежегодно и почти всегда – близких вам людей, хочется ведь не только терять, но и хотя бы иногда н а х о д и т ь!

И вот я, увидев какой-то фильм – о встрече друзей детства, о вновь вспыхнувшей дружбе, и чувстве локтя и прочей лабуде (я не оговорился, вы поймете сейчас, почему я так непочтительно выражаюсь о том, что принято считать святым) тоже решил найти через 40 лет друзей детства.

Хачмас – город маленький. Так что я подумал и написал письмо, послав его наугад на фамилию самой многодетной семьи (многодетной, естественно, по меркам шестидесятых годов прошлого века).

Я рассуждал так: из восьми детей кто-то – да живет в отчем доме.

Расчет был верен – раздались телефонные звонки. Сначала от брата одного из моих друзей (в 1968 году ему было 6 лет, но оказывается, он меня хорошо помнил).

Потом из Махачкалы позвонил один из братьев – ему передали из Хачмаса мой адрес и номер телефона.

Начались перезванивания, активная переписка и, наконец, последовало приглашение.

Мой друг уверял меня, что все меня ждут, я всех увижу и так далее и тому подобное.

Увы, я забыл Кавказ за сорок лет. Забыл особенности кавказских мужчин – их темперамент, многословие… И способность приукрашивать и все преувеличивать.

– И вот, Аделаида Гертрудовна, – продолжал я рассказ, допивая уж не знаю какую по счету чашку чая, – я в Москве по пути из Махачкалы. Расстроенный, разочарованный… Вы представьте себе, я думал, что хотя бы раз мы все посидим за столом, что называется, предадимся воспоминаниям, растрогаемся, ну – вы понимаете меня…

Актриса Шацкая промакнула платочком повлажневшие глаза и кивнула.

– А на самом деле я так и не увидел ни одного из остальных четверых друзей. Тот, что встретил меня – в ссоре с сестрой и братом, по какой-то причине он сорвал встречу еще с одним – тот теперь живет в Баку. И так далее.

Когда я сел на поезд в Махачкале и пока ехал обратно, я думал – и ради чего же мне пришлось потратить 50 тысяч рублей, залезть из-за этого в долги – чтобы попить коньяку в городе, отстоящем от моего на 5 тысяч километров? Но это можно было делать и у себя в Барнауле!

Поразмыслив, я понял – за 40 лет мы не просто изменились. Это ведь время, когда сменяются два поколения людей. Два! Так что мы давным-давно уже просто совершенно чужие люди, а никакие не друзья.

Мы помолчали. Аделаида Гертрудовна вновь залила самовар, включила его.

– А как же вы у нас в доме-то оказались? – спросила она. – Да еще и в квартире Женечки Кудрявцевой?

– Да случайно познакомились, – ответил я. – На улице, дорогу я им помог перейти, и вот… – сдержанно продолжал я. – А что у вас за особенный дом?

– А разве Женя вам не сказала? Этот же дом выстроило АО РЭС. Поэтому и квартиры такие – нечетная вертикаль – для богатейших менеджеров РЭС, а четная – обычные квартиры евростандарта, их выставили не продажу, вот и купили, кто мог.

У меня как раз наследство образовалось в Чехии… Я и обзавелась этой квартирой.

– А как же Женя…

– Да вы что! Она же родная сестра Юрия Борисовича Кудрявцева!

И только тут у меня в голове все сложилось, и сходно это было с сильнейшим ударом по голове! Акционерное общество Российские электросети, Кудрявцев, во времена СССР – бывший завлаб, при Горбачеве сделал начальный капитал на торговле в Москве продуктами, возглавлял первое демократическое правительство новой России, активно участвовал в приватизации госсобственности, и в награду получил этот лакомый кусок – АО РЭС, которым фактически единовластно управлял вот уже десяток лет…

Человек, ненавидимый простыми людьми, символ всего плохого, что случилось с беднейшей частью населения после 1990 года… И, между прочим, непростой человечек… Ходили о нем кое-какие слухи…

Шацкая смотрела на меня с жадным любопытством. Я видел, что ее буквально распирало от желания поделиться со мной тем, что она знала.

Что ж, воспользуемся…

– А чего это Женя такая напуганная? – наливая себе чашку, как бы между прочим спросил я.

Аделаида Гертрудовна на глазах как бы увяла. Вопрос ей явно не понравился.

– Ну как же, – неохотно сказала она. – Сначала муж пропал, потом вот на днях – друг.

Она прятала глаза, я же, наоборот, смотрел ей прямо в лицо.