Под маской зла

– Один раз она приехала, а я, как всегда, очень ждал. Был занят выжиганием по пласту древесины через увеличительное стекло. С детства увлёкся, декорировал деревянные поделки, хотел показать ей, как из простой фигурки лошади сделал настоящее произведение искусства. Глаза там, пятнышки, контуры уздечки, покрасил хвост и гриву такой техникой обжига, придал оттенки… А она заходит ко мне со старшим братом, он, видимо, прямо встретил её внизу, как приехала… И говорят: «А у нас нечто важное». Леди Кёртис так мило подошла ко мне, коснулась ладонями щёк, я уж зарделся, думал, вот-вот поцелует. «Я навсегда переезжаю к вам!» – заявила она. «Мы решили пожениться», – дополнил Жан. – «Помолвка состоится под вечер»… – дрожащим голосом закончил Вильгельм.

– Как гром среди ясного неба… Таскарский городовой… Ты знал о них хоть? – опешил Бернхард.

– Нет… – помотал головой анимаг. – То ли не замечал, то ли не хотел замечать. Все их заигрывания, улыбки, объятия – это казалось милым и дружеским. Ну, то есть, я ведь тоже так делал… – повернул он голову, словив клубы дыма, зажмурив глаза. – Я касался её, прижимал к себе, целовал в щёку. Мне казалось, у нас всё серьёзно…

– Только с братом у неё оказалось чуть посерьёзнее, – заключил экс-капитан.

– Это пронзило мне сердце и душу… раскололо меня на куски… – опустил голову аристократ. – Я не мог этого вынести. Видеть их вместе! Жить рядом с ними… Я просто собрал что мог с собой и сбежал во время обеда. Не в смысле прям из дома сбежал. Это да, но сначала сбежал просто так, побродить: мне нужно было побыть одному, всё обдумать…

– И что надумал? Надеюсь, не загрыз всех на церемонии в виде обезумевшего волка, как в плохой сказке? Держал себя в руках или всё же кукухой поехал? – поинтересовался с пристальным взором усач.

– Скитался в ближайших лесах до глубокого вечера. Думал ворваться, сорвать помолвку в виде какого-нибудь зверя. Или заявить Орфее, что я люблю ей больше, чем брат! – воскликнул Вильгельм, снова взглянув ввысь. – Но перед глазами стояло её лицо в момент, когда она обнимала меня за щёки. Она обращалась со мной… ну как с ребёнком. Как с младшим братом того, кого она по-настоящему любит. Ты не поймёшь, – отвернулся Вильгельм. – Такие, как ты, скажут: «Надо быть настоящим мужиком! Украсть со свадьбы! Признаться! Бороться за свою любовь!». Вы просто не хотите понимать ситуации… Разрушить их брак подлостями, сплетнями и всем подобным, живя с ними вместе, я мог бы. Так или иначе сделать их жизнь невыносимой. Но разве ж это помогло бы мне добиться леди Кёртис? – взглянул он на Бернхарда и сам покачал отрицательно головой. – Пусть лучше та, кого я любил и люблю, будет счастлива. А я не стану мешать её счастью, потому что не могу вынести эту боль. Смириться с этим… Для меня это словно предательство, но на самом деле я ведь понимаю, что всё не так. Что ничего между нами не было, это я сам всё надумал…

– А поцелуй? – полюбопытствовал Бернхард.

– Вышло случайно… По её глазам было видно, что она посчитала это ошибкой. Это я потом уже понял, не сразу. Вид у неё был, словно мы делаем что-то неправильное. Я подумал тогда, что так и надо. Мол, мы же малы, не взрослые ещё, чтобы прям целоваться. А сейчас понимаю, что трактовать её реакцию надо бы по-иному… Да что я всё, эх… – поглядел анимаг на собеседника, как на чёрствого сухаря. – Если б мы хотя бы продолжили вот так втихаря целоваться, то ещё понятно, но ничего больше не было. Один раз. Первый и единственный поцелуй, – мечтательно заявил он.

– Да прям уж, – фыркнул Берн. – Столько по миру скитался, что никогда ничего ни с кем не было?! Случайные встречи, красотки в борделях?!

– Что вы мне тут, любезный… – хмыкнул, отстранившись и тряхнув головой, Вильгельм. – Я не так воспитан, – заявил аристократ. – Да и потом, целовать их вовсе не обязательно… – счёл он нужным это добавить.

– И подался в шпионы? – уточнил собеседник.

– В гильдию, да. Показал, что умею. Выполнял первый год мелкие поручения. Потом перешёл на оклад. Работёнка не пыльная: бегай себе бродячей собакой по городу или стой на площади осликом, поглядывай да подслушивай, никто ж не думает, что глупое зверьё рядом способно шпионить и обо всём доложить. Главное – позволяет мир повидать. Путешествовать. Я уже и на юге Империи был, и в Квинтесберге, городе святош, и чёрный рынок Кимария повидал, и столицу, конечно. Туда наша подопечная путь держит, кстати. Проводим хоть? – поглядел анимаг в сторону Ассоль. – Мёрзнет, небось. Костёр догорел, жара нет больше.

– Как бы у тебя самого жара не было, следи за ушибленной ногой, чтобы воспаление не вскочило. И лицо протирай от царапин, чтобы зажили поскорее, а то останешься шрамированный на всю жизнь. Мой отец-скорняк тоже был легкомысленным насчёт царапин и ссадин, а потом ржавый гвоздь – и всё. Сыграл в ящик, – заявил Бернхард.

– Подумать только… Прежде я никому этого не сообщал, а теперь рассказал первому встречному… И зачем? Брожу вечно как волк-одиночка, – показал Вильгельм на свою брошь с волчьим гербом рода де ла Конте. – Не стоит только всем всё разбалтывать, – попросил он.

– Да я ж, да куда ж! – хлопнул, хорохорясь, себя в грудь экс-капитан. – Разве только по пьяни… – стыдливо отведя взор, тихо добавил он. – А больно это… Ну, когда… кости и мышцы там трансформируются… – поинтересовался он, снова взглянув на собеседника.

– Каждый раз, – хмыкнул анимаг, поднимаясь и по пути обращаясь вновь в тигра. – Но не больнее, чем вспоминать леди Кёртис, – направился анимаг в сторону дерева и улёгся вокруг Ассоль, согревая свою ученицу.

Вечер в Аргусе

В Аргус компания прибыла ближе к вечеру. Вильгельм суетился, только и спрашивал у местных, а прибыл ли уже в город лорд. Благодаря его одеянию аристократа это выглядело, словно знатный гость приехал для важных переговоров к местному землевладельцу. Потому и был так обеспокоен, чтобы ему предоставили аудиенцию.

Никаких подозрений ни у кого не возникло. Гости как гости, лошади у них как лошади. Разномастная, конечно, компания, но это красивое место каких только искателей приключений и странников не повидало на своём веку. Большой портовый город, веером раскинувшийся у крупной реки на самой границе Империи Гростерн с землями гойделов – красных эльфов и нагов – людей-змей из пустыни Нид. Величественная колокольня, две водонапорные башни, а на улицах повсюду обозы с рыбой да ларьки с различными морскими гадами, водорослями да изделиями из них: от мазей и кулинарных соусов до бус из ракушек. Всё это вместе с яркими нотками соли носилось густым сонмом своих ароматов по воздуху.

У фонтанов, на удивление, вместо рыб и сирен повсюду красовались каменные птичьи фигуры: аисты, лебеди, журавли, гуси, крачки в разных изящных позах: сидящие, порхающие, как бы застывшие в полёте, взмахивая крыльями. Иные «плывущие» виднелись над водой своими изваяниями на небольших постаментах.

Иногда с разных сторон от больших и малых колонн в декоре можно было увидеть статуи кудрявых мальчиков-музыкантов с духовыми инструментами в руках. Словно они на каком-то параде дули в свои рожки. А на самих улицах города там и тут встречались в сидячих позах сторожевые собаки, высеченные из белого мрамора. Попарно у входа, отдельной композицией в месте расхождения дорог, возле мостиков, перед выходом на площади, у отдельных магазинчиков и заведений. Они же чеканились и с оборотной стороны местных монет. Сторожевой пёс был как бы символом Аргуса с давних времён.

При этом каких-то ещё мотивов суеверий, поверий, легенд и мифов, божественного и духовного, колдовского и сказочного особо здесь не встречалось. Ни сложных многозначных узоров в декорах и изгородях, ни идолов или сакральных изображений. Нигде даже не виднелось храмов или часовен какой-либо религии и культуры. Лишь пристань, верфь, жилые дома, магазинчики да административные здания типа ратуши, водонапорной башни, библиотеки.

Над этим всем, на крутом холме близ реки высился родовой замок местного лорда Берлиса. Багряный, с балконами, шпилями, обилием бойниц как со стороны воды: защищаться от флота, так и со стороны холма от возможной осады. Небольшой, но пронзающий небо своими узкими остроконечными башнями, он сейчас едва был виден среди низко проплывающих облаков. И в окнах нигде не мерцали огни факелов, словно все обитатели величественной крепкой постройки уже спали: от слуг до хозяев.

Крупный город внизу же вполне ещё бодрствовал. Кто-то, конечно, был у себя дома, кто-то – на улицах местных многочисленных кварталов. Воздух весь был пронизан запахами реки и её обитателей, а также многочисленных водорослей, что здесь добывали и использовали на разные нужды: от кулинарии до врачевания. На прилавках продавали свежих и варёных раков, в котелках бурлили похлёбки, которые продавцы-повара разливали в простенькие деревянные плошки всем желающим.

Рядом потрошили рыбу, вывешивали сушиться, а ещё продавали снасти для рыбалки: крючки, удочки, сети и все в таком духе. По краям рыночных рядов даже торговали небольшими лодками, вёслами или же занимались их ремонтом, если что-то можно было ещё починить.

Большая часть зданий была здесь из грубого камня, что привозили с ближайших шахт либо с той стороны моста с земель соседей. В скалах гойделов много различных минералов водилось, а вот с рыбой там как раз было туго. Идеально налаженная выгодная торговля давала свои плоды. Процветали и горные деревеньки остроухих, и портовый Аргус, куда постоянно прибывали корабли, пришвартовывались шхуны да подходили рыбацкие лодки, а потом отправлялись вниз по течению, продолжая свой путь.

Вильгельм, серьёзно подойдя к заданию изобразить гостя-аристократа с визитом к лорду, важничал и манерно расшагивал. Его мечтательный полуприкрытый взор выглядел сейчас надменным и пренебрежительным. Он просто вообразил себе, что попал не в имперский город, а в захолустье к цвергам, где все горожане выглядели один в один как Аргон. Что мужчины, что женщины.

Женщинам же сам низкорослик почтительно кланялся, придерживая шляпу. Одиноких прогуливавшихся дам любого сословия осыпал комплиментами, к каждой находя свой подход. Кому-то нахваливал шляпку, другим – ослепительную улыбку, третьим и вовсе вызывался помочь что-либо донести, но незнакомцу, да ещё гному, местные девушки не шибко-то доверяли.

– Никогда не встречала такого галантного гнома, – отметила Шанти.

– Как интересно, любезная, вы завуалировали слово «подхалим», – тихо усмехнулся Вильгельм.

– Просто я большой ценитель женской красоты, – гордо заявлял гном.

– Большой? – усмехнулся Вильгельм. – А по тебе и не скажешь, – примерил он ладонью рост гнома по отношению к себе.

– А тебе команды «голос» не было, усатый-хвостатый. Молчал бы… На женщинах весь наш мир держится! Кто б ещё нас, таких мужиков, мог терпеть да лелеять. Матери, бабушки, сёстры, тётки, жёны… Родня для каждого гнома – святое! И хорошо б, чтоб не только для гнома. Женщина – объект поклонения. И желания. Культ! Краса! Эталон! Если уж молиться кому, то не каким-то каменным истуканам в храмах, а на прекрасных дам, благослови их всех Фригга! Молодые, зрелые, худощавые, пухлые, высокие, низкие… Некрасивых женщин не бывает! Бывает мало бражки! Правильно я говорю? – посмеиваясь, потыкал бард локтём в бедро Бернхарда. – Ну, почтенная публика, чем займёмся-то в городе? – поинтересовался он, шагая по улице. – Кто пиво пить, кто девок кадрить, я полагаю? Цыганка – по ладоням гадать. Ну, а пёс наш – лапу подавать! О!

– Как смешно, а-ха-ха, – с сарказмом в голосе закатил глаза к небу Вильгельм. – Я прямо-таки готов похлопать… хворостиной тебя по заднице или лучше по голове чем-то тяжёлым.

– Сковородку дать? – предложила Шанти.

– С ума сошла?! – возмутился Аргон. – Он ж не готовить на ней собрался!

– Хм, интересно даже, – манерно погладил свой подбородок анимаг, – есть ли народы, которые едят гномов? Минотавры вот человечину любят, насколько знаю. Интересно, пробовали ли они низкоросликов?

– Ха! Ну, ты, Вилли, и хорёк, конечно! Сравнил, хитёр-бобёр! Где Кернана, а где гномы! Картографию надо было учить, а не игральные карты осваивать! Шулер недоделанный. Не пробовали никогда гномов эти твои минотавры. Встретишь в столице, там кто только не шляется, сам спросишь. А цверги, между прочим, небось самые вкусные… – осёкся гном, глядя как зловеще облизнулся звериным языком Вильгельм.

– Так, ну я на местное стрельбище или в гарнизон стражи, перетереть с солдатами, не было ли каких происшествий, рассказать про Ставрида, а красавица наша пусть своим милым личиком нам лучшие комнаты обеспечит! – заявил Берн.

– Я?! – прикусив губу, вытаращила глаза смутившаяся Ассоль.

– Да не ты, мелюзга, анимаг наш! Шевелюра каждой бабе на зависть, – хлопнул экс-капитан Вильгельма по плечу, подталкивая к крыльцу таверны. – Заодно поинтересуешься там, у стойки, где «надёжных людей» поискать. То бишь, наёмников.

– Лучше б к лекарю его, ногу осмотреть, – беспокоилась Шанти.

– Ну, тащите его, глянем, где тут у них врачеватель, – вздохнул Бернхард. – Если не дрыхнет ещё.

– Дивный город, конечно, – любовался улочками анимаг. – Как там у поэта? Вечер в Аргусе. Томно вдыхаю блюд ароматы, сонм скошенных трав… Зной отступает с вечерней прохладой…. Что-то там, что-то там… Как же… Ветер кудрявый лютует с долины, гонит стрекоз под поклон камышей…

– Гнать надо бражку, зачем гнать стрекоз?! – не понимал Аргон.

– На чьём там гербе стрекоза была… – попыталась вспомнить Ассоль. – Я уже всё забыла… – с досадой опустила она голову, глядя, в основном, себе под ноги.

Изрядно прошагав под обрывки строк из стихотворений по прямой от трактира, компания на одном перекрёстке заметила, как группа хулиганов в клетчатых курточках и лёгких шапках обирает нищего. Их голоса сразу же привлекли внимания путников. Один из негодяев выгребал из жестяной миски всю мелочь, что попрошайке побросали за день. Сам же тот лежал, постанывая и согнувшись. Судя по всему, его ударили в живот, и хорошо ещё, если б только туда и всего разок.

– Ну? Сколько там? Сколько там? – восклицал слегка лопоухий тип с обилием татуировок на руках и шее.

Не громила отнюдь, но поджарый, с крепкими руками, явно работяга. Не столь рослый, как Петрус, но накостылять бы своими кулачищами мог даже тому, если бы захотел. У него не хватало пары зубов, может, даже в драке с кем-то их и потерял, а волос из-под коротенькой скромной шапки совсем не виднелось, что свидетельствовало, скорее всего, о короткой стрижке, либо же молодой мужчина и вовсе был лысым. Голос его был высокий и надрывистый, а всем своим видом, мечась и прыгая с ноги на ногу, он производил впечатление человека крайне нетерпеливого.