Потерянные

У самой двери накатил страх такой, что просто ноги ослабли. Витя, как почувствовал что-то – обнял, удерживая на ногах. Так мы и предстали перед секретаршей проректорского блока – мадам Дитмар, внешне похожей на эсэсовку из американских фильмов. Лично я с ней не сталкивалась еще никогда, вот и пришлось в первый раз.

– Мы бы хотели оформить официальное партнерство, это возможно? – вежливо интересуется Виктор.

Глава 7

Виктор Кох

Я точно поверю в Бога.

Светка отреагировала совсем не так, как я ожидал – сходу согласилась. Почему-то она очень боится поездки с классом, это заметно. Видимо, опасается не удержать себя в руках и раскрыться. Все мы этого боимся, на самом деле, потому и натягиваем лицемерные улыбки.

Но вот то, как Светка реагирует – обреченно, мне не нравится. Надо будет попробовать ее разговорить, хотя она вряд ли мне доверится. Готов ли я ей так довериться? Пока у меня ответа на этот вопрос нет. Но сейчас и не нужно отвечать, а вот то, что надо… надо оформить бумажки. Чтобы каждый, коснувшийся удостоверения личности сенсором, знал, что мы находимся рядом по доброй воле, являясь совершеннолетними партнерами. Это защитит Светку, да и меня, честно говоря.

Мадам Дитмар внимательно посмотрела на нас, будто оценивая решительность. Почему-то от этого взгляда хочется передернуться, а то и помыться. Мне, парню, и то противно, а Светке каково? Вон как впечатлилась, даже из объятий не вырывается.

– Безусловно, возможно, – наконец кивает мадам, закончив разглядывать нас двоих, как мартышек в зоопарке. – Вам нужно поставить свою подпись.

Нужно расписаться на десятке бумаг. Я это знаю, теперь узнает и Светка. Унизительно это, на самом деле, просто унизительно. Делаю шаг вперед к столу, где в папке они и лежат. Мадам Дитмар будет свидетелем, пока мы подписываем. Такое ощущение, что это и есть самая важная часть происходящего. Нужно собраться с духом.

Бланк о том, что все добровольно. Легко ставлю свою подпись, передаю ручку Светке. Внимательно прочитала, кивнула, расписалась. Эх, девочка, это было самым простым, если верить тому, что я прочитал.

Следующий бланк – о типе отношений. Самый, пожалуй, унизительный, с моей точки зрения. В нем указывается все то, что можно и что нельзя. Тип отношений, общее или нет хозяйство, хождение на сторону и самая противная для меня часть – та, которая связана с половой жизнью. Решительно вычеркнул все, что приносит боль. Ну и обмен, групповые – все вычеркнул, остальное…

С остальным нужно осторожно – может повлиять на характеристику. Дописал под зачеркнутыми: «традиция семьи». Это абсолютный аргумент – Швейцария чтит традиции. Поэтому отрицательно на характеристику не повлияет. А вот все остальное…

Светка, читая, аж задрожала, но это я чувствую по ее руке, на лице девушки все та же вежливая улыбка. Хорошо, если расписаться сможет. Надо подумать, была же нейтральная формулировка, исключающая насилие. Пока думаю, ставлю свою уверенную подпись, а в графе примечания: «половая жизнь в соответствии с традициями обеих семей, только по обоюдному письменному согласию».

Выглядит, как подстраховка, мадам криво ухмыляется. Эта бумага – огромная ловушка, на самом деле, но я обо всем заранее прочитал, в том числе, что на форумах пишут. Поэтому и дописал этот комментарий, заставивший мадам Дитмар скривиться, а Светку робко улыбнуться.

Развязались, последняя бумага – о сохранении тайн друг друга. Вот именно она ничего и не значит, потому что за не донос о «социально опасном поведении» полагается депортация. И никакая бумага этот пункт не отменит, поэтому спокойно подписал, кивнув Светке. Надеюсь, она не жалеет о том, что согласилась, ибо процедура действительно довольно унизительная.

– Ну что же, поздравляю вас, – скривив лицо в том, что она считала улыбкой, сообщила нам мадам Дитмар. – С сегодняшнего дня вам разрешено ночевать в комнатах друг друга.

А вот это уже не совсем обычно и звучит намеком. Я насторожился, потому что эта сельдь точно что-то знает. Неужели готовится какая-то пакость по отношению к Светке? Насколько мне известно, из всего класса только она до сих пор ни с кем не была. Аж потом прошибло.

– Благодарю вас, мадам, мы обязательно воспользуемся разрешением, – ответил спокойно, тщательно контролируя интонации голоса.

Не вижу Светкины глаза, а чувствую только руку, но она, похоже, поняла. В каком же мы зверинце живем! Осторожно вывожу ее, руку девушка почему-то вырвать не пытается, поэтому мы очень спокойно начинаем спускаться, когда вновь начинает орать сирена гражданской обороны. Как они мне надоели, слов просто нет! Уже б бомбили эту Швейцарию и оставили нас в покое!

Впрочем, в убежище тоже можно поговорить. Закуток у дверей – он для важных персон, если война, и никем не занят, если просто учебная тревога. Но самое важное, что я узнал – этот закуток не прослушивается. Поэтому важно успеть его занять.

Потянув Светку за руку, помчался в направлении убежища. В этот час в гимназии народа немного, большинство уехали в супермаркет – закупаться для поездки в новое и красивое, по их мнению. Раздолье для куратора, на самом деле. Можно просто смотреть и записывать в тетрадку. Поэтому в этот час в убежище почти никого и не было.

– Ну как ты? – задал я самый, по-моему, идиотский вопрос, когда массивные двери с лязгом захлопнулись.

С каждым разом тревога проходит все серьезнее и серьезнее, уже и угадать трудно, учебная она или нет. Впрочем, раздумывать на тему тревоги не хочется. Вряд ли кто-то рискнет нажать кнопку, все же знают, чем это закончится. Поэтому нужно просто усадить чего-то сильно испугавшуюся девушку и дать ей успокоиться.

– Я нормально… – ответила Светка. – Спасибо тебе.

Тоже голос контролирует. Знаю я твое «нормально», такое же, как и мое. Нужно поговорить, обоим нужно, но она еще не расслабилась. Что же за демоны такие у этой хорошо, вроде бы, устроенной девочки? И в этом ее «спасибо» гораздо больше вложено, чем просто благодарность за беспокойство. Просто ощущение такое.

– Мадам не зря сказала о ночевке, – сказал я ей самое, по моему мнению, главное. – Я на полу могу переночевать, а тебе возвращаться может быть опасно.

Темнота закутка в школьном убежище. Неверный свет автономных ламп. Я смотрю прямо, не в силах вдохнуть от силы захлестнувших чужих эмоций. На меня смотрят блестящие Светкины глаза, при этом освещении кажущиеся черными, а в них жуткая смесь страха и… благодарности?

Светлана Фишер

Самое странное в том, что Витькина рука не вызывает мгновенного омерзения. Я совершенно себя не понимаю. Когда он держит меня за руку, мне не хочется ее немедленно вырвать, чтобы сразу же помыть. Когда обнял, не давая упасть – тоже не было ощущения чего-то мерзкого. Это для меня очень странно.

Партнерство, предложенное Витькой, защищает нас обоих – от слухов, дополнительного контроля, осмотров. После того, как мы поставим подписи, физическое здоровье станет нашей внутренней проблемой, безо всякого контроля извне. И в гимназии, и в Университете. Так что да, это защита. Конечно, при этом я лишаюсь защиты закона, в случае если меня…

Но, положа руку на сердце, ее и так не было, потому что таких скандалов в нашей гимназии сроду не было, а вот сами случаи были. Я здесь иностранка, а тот же Уве – швейцарец, так что его будут защищать в первую очередь, и я совсем не хочу знать, как именно.

При взгляде на формуляр, на котором равнодушно перечислялись все виды полового взаимодействия, я почувствовала поднявшийся, казалось, из самого подсознания ужас. Тратя все свои силы на то, чтобы не выдать обуревающие меня эмоции, я замерла. Со стороны казалось, наверное, что я доверилась Витьке, хотя это было не так. Мне просто стало страшно, ведь эта бумага позволяет ему сделать со мной что угодно.

«Половая жизнь в соответствии с традициями обеих семей, только по обоюдному письменному согласию». Одна-единственная фраза, записанная Витькой в примечания, совершенно переменила для меня взгляд на парня. Возникло ощущение, что он чувствует мое состояние, а, может, и мысли читает. Разве так бывает? Как и в далеком детстве, возникло такое чувство, как будто все сейчас происходит не со мной. Я просто сторонний наблюдатель и все.

Все воспринимается, как кадры какого-то фильма: вот мы подписываем бумаги, вот нас поздравляют, причем я даже не понимаю, что мне говорят, а вот мы уже на лестнице. И тут, как избавление – тревога гражданской обороны. Не надо ни о чем думать, только бежать, бежать куда-то вниз. Витька тянет меня за руку, но и придерживает, как будто заботится.

Обо мне кто-то заботится? Да нет, не может быть, мне, наверное, просто показалось. Хотя мы сейчас уже партнеры и должны демонстрировать это на публику. Это объяснение мне кажется самым логичным.

Вот и убежище, уже знакомый закуток, жест Виктора, показывающего, что тут нас никто не слышит. Стальные толстенные двери с лязгом захлопываются, позволяя нам побыть в тишине, покое и безопасности. Хотя здесь мы нигде и никогда не будем в безопасности. Каждый шаг регламентирует какая-нибудь бумажка, какая уж тут… Тяжело вдохнув, вслушалась в то, что говорит Витька. Что? Что он сказал?!

– Повтори, пожалуйста, – попросила я парня, с надеждой на то, что ослышалась.

– Мадам не зря сказала о ночевке, – спокойно и без всякого раздражения в голосе повторил Витька. – Я на полу могу переночевать, а тебе возвращаться может быть опасно.

Вот почему мне показался таким странным взгляд Маттиаса! Неужели они решили не ждать до поездки? Господи, страшно-то как. Меня почти захлестнуло этим самым ужасом, когда я поняла, что мне сказал Витька. Он готов уступить мне свою кровать, только чтобы… Чтобы что?

– Почему? – прямо спросила я его, ожидая честного ответа.

В конце концов, я так устала от притворства, могу же я попросить хоть немного искренности? Ну, пожалуйста!

– Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, – ответил мне парень, глядя прямо в глаза, будто пронизывая своим взглядом насквозь.

Я вглядывалась в него, но так и не увидела фальши. И что-то внутри еще сказало, что это – правда. Но разве так бывает?

– Как скажешь, – согласилась я с ним.

Он прав, нас действительно предупредили, хотя делать это мадам Дитмар была не обязана. Пренебрегать таким предупреждением – мысль очень плохая, и не только потому, что от него сквозит могильным холодом. Просто нельзя, поэтому Витька прав. Но вот почему он не говорит о ночевке на одной кровати? Мне будет, конечно, очень страшно, но ведь Витька этого не знает, тогда почему?

Пусть он не соврал сейчас, но и на вопрос же не ответил на самом-то деле. А если Витька хочет близости и пользуется моментом. Я попыталась представить, как парень накидывается на меня ночью, вызывая в памяти то… то, что нельзя вспоминать. Почему-то с Витькой такая сцена мне не представлялась. С Уве, Маттиасом, да с кем угодно – легко, а вот с Витькой – никак. Что это значит? Ведь значит же что-то?

– Не бойся, – вздохнул будто читавший мои мысли парень, сидевший совсем рядом. – Не надо меня бояться.

Это просьба. Не приказ, а просто обычная просьба, как карандаш передать. Почему же мне тогда становится тепло внутри от этой вполне обычной просьбы? Кажется, я близка к истерике просто от непонимания себя, своих реакций, своих мыслей. Но здесь нельзя. В убежище людей совсем немного, но они есть, и показывать какие-либо эмоции – очень плохо.

Прижавшись спиной к холодной стене, закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Я прожила шесть последних лет в состоянии постоянного страха. Эти очень хорошо умеют пугать, поэтому я просто делала, что они говорили и ни словом, ни жестом не смела возражать.