Дрозды. Последний оплот

– Если правда, что конница Будённого прорвала фронт у Дебальцево, то неужели ты думаешь…

– Они прорвались, поручик. Сведения верные. Ныне идет бой у села Алексеево-Леоново. Там Марковская дивизия стоит. И в ней эскадрон штаб-ротмистра Аникеева. Хотя людей у него не больше пятидесяти.

– Я не такой знаток тактики, капитан…

– А и не нужно быть знатоком, поручик. Мы отступаем по всему фронту. Марковцам позиций не сдержать. Они обречены. Им никто не поможет. И скоро мы оставим и Ростов и Новочеркасск. Все города, с которых мы с тобой начинали, поручик.

– В штабе у Деева говорят, что это временно. Даже поговаривают о замене командующего.

– Что? – Штерн посмотрел на Лабунского.

– Многие наши генералы винят во всем Деникина.

– И кто займет его место?

– Кто знает? Кутепов или Слащев. А может Врангель.

– Мне иногда кажется, что армии больше нет, Пётр. Разрозненные части. В большинстве деморализованные. Казаки бегут. Если бы не «дрозды» красные продвинулись бы дальше. Туркулу памятник ставить нужно. Но наши силы также на исходе. Но я же не сказал тебе главного, Пётр! Я видел Софию фон Виллов!

– Где?

– В эскадроне у Аникеева.

– Как же она там оказалась?!

– Я не знаю, времени поговорить у нас не было. Но это была она. Хотя возможно, что она уже и не там, Петр.

– Если она с Аникеевым, то не бросит его. И она с марковцами.

– На первом рубеже обороны.

– Но Марковская дивизия обречена.

– Остатки Марковской дивизии, поручик. Там не больше восьмисот человек осталось. Но мы все ныне обречены, поручик. Может, и я вот здесь умру.

– Погоди хоронить себя, капитан. Можешь выхлопотать для меня место в своем отряде?

– Что? – не понял капитан.

– Я прошу места в твоем отряде.

– Ты сошел с ума, Пётр?

– Нет.

– Ныне места хлопочут в поезде твоего генерала Деева. А в пулеметной команде они есть всегда, тем более для настоящего боевого офицера…

***

Поручик Лабунский вернулся к полковнику Кальве и сказал о своем желании перевестись в пулеметную команду капитана Штерна.

– Мне нужно ваше предписание, Густав Карлович.

– Ты сошел с ума, Пётр?

– Этот вопрос мне уже задавали, Густав Карлович.

– Пётр!

– Я решил, господин полковник.

– Ты готов здесь умереть? Вот здесь на этой грязной станции? Петр ты не ранен и тебе нужно ехать со мной. Мы с тобой долго не останемся в группе генерала Деева. Я получу назначение в штаб Крымского корпуса, и мы окажемся в Симферополе. А затем покинем Россию. Это лучшее, что сейчас можно сделать, Пётр. Эта война уже проиграна.

– Возможно, Густав Карлович. Но я бы хотел остаться здесь. На позициях Третьего Дроздовского полка полковника Манштейна.

– Ты ведь знаешь, кто такой этот Манштейн?

– Много слышал про него. У нас в Дроздовской дивизии он легенда.

– Плохая легенда, Пётр. Этот Манштейн настоящий сумасшедший. Фанатик. Связывать свою судьбу с таким человеком глупо.

– У меня есть причина остаться здесь, Густав Карлович. Поверьте мне на слово…

Станция Чалтырь, недалеко от Ростова.

24 декабря, 1919 год.

Остатки Марковской дивизии попали в плен. У красных оказалось 67 офицеров и 500 стрелков. А также 60 пулеметов и 13 артиллерийских орудий.

Утром про это сообщил своим офицерам полковник Манштейн.

– После боя у Алексеево конники Буденного идут на Ростов и Новочеркасск. Их задача расчленить остатки армии Деникина. Вот так, господа офицеры! Скоро красные пожалуют к нам в гости.

– А где сейчас красные?

– Фронт ныне проходит по линии станция Хопры – село Крым Султан. А это всего в 12 верстах от Новочеркасска.

– А что с остатками Марковской дивизии? – спросил Лабунский.

– Красные не любят наших «ударников», поручик. Ничего хорошего сказать не могу. Особенно это касаемо офицеров. Хотя часть наших кавалеристов штаб-ротмистра Аникеева смогла порваться сквозь заслон.

– Как много? – спросил поручик.

– Говорили около двадцати человек. Но кто может сказать наверняка, поручик? Но и нам скоро здесь будет жарко. Хотя я готов оставаться на передовой и думаю, что мои офицеры станут плечом к плечу.

Лабунский посмотрел на этого кривобокого храброго офицера, которого прозвали «одноруким чёртом». Смерти полковник совсем не боялся. Всегда пытался быть в самом опасном месте. Лично поднимал своих офицеров и солдат в атаку. Пулям не кланялся. Осенью 18-го года, будучи еще капитаном, Манштейн был ранен в плечо. Началась гангрена, и ему ампутировали руку. Но выздоровев, он снова вернулся на фронт к своим солдатам.

В 19-ом году Лабунский много слышал о Манштейне. В войсках его прозвали «истребителем комиссаров». Большевиков он ненавидел и никакой жалости к пленным не проявлял.