– Именно так и решаются дела на этой войне, генерал!
– Я рассказал вам то, генерал, что видел своими глазами, – парировал Науменко. – Если у вас есть боеспособные части, то в моем корпусе их нет.
– Но почему же никто не остановит предателей? Или больше никто не желает спасать Россию?
– Господа! – сказал офицер контрразведки полковник Вольский. – Я знаю, что красные в листовках заверяют кубанцев, что они признают независимость Кубанской республики. Потому воевать им больше не за что. А какое им дело до России?
– Мы оставляем Украину, господа, – прервал начавшуюся перепалку генерал Романовский. – Наши пехотные части отступают почти не встречая красных. Морозы и небольшое количество снега позволяют пехоте делать громадные переходы. Но нет снабжения продовольствием. Тыловые службы совершенно не справляются со своей задачей.
– Нет к тому никакой возможности, – сказал начальник тыла генерал Деев. – Подвижного состава на железных дорогах нет. Госпиталя в катастрофическом состоянии. Никаких лекарств нет. Медперсонала не хватает. В городах свирепствуют тиф и холера.
Деникин понимал, что красным даже не было необходимости усердствовать в своем наступлении. Ему ежедневно докладывали неутешительные вести с фронта. Главнокомандующий хорошо понимал, что его ударной силой была кавалерия. А основу её составляли казачьи части с которых и начался развал. Кубанцы награбив достаточное количество добра в начале осени воевать больше не хотели. Они рвались обратно в свои станицы. Сепаратистские настроения среди них нарастали…
Станция Чалтырь, недалеко от Ростова.
22 декабря, 1919 год.
Поручик Лабунский наблюдал за тем, что происходило на станции из окна штабного вагона. Полковник Кальве пристроил его к штабу тыла к генералу Дееву, и они отступали с комфортом.
– Как вам все это нравится? – спросил Кальве, подойдя к Лабунскому со спины.
– Вы уже вернулись, Густав Карлович? Какие новости?
– Был в армейском штабе на станции. Первый Дроздовский полк отходит походным порядком. Наши оставили Краматорскую и отходят по направлению Константиновка – Ясиноватая.
– А что будет с этим? – поручик показал на многочисленные склады с разным военным имуществом. – Смотрите сколько здесь вагонов. Солдаты таскают тюки с обмундированием, которого так не хватает на фронте. И сколько боеприпасов.
– Я и сам это вижу. Но эвакуировать всё это возможности нет. Сотни вагонов, но подвижного состава нет. А вон те тюки, про которые вы упомянули, будут сожжены.
– А раненые? – спросил Лабунский. – Нет паровоза и для эшелонов с красным крестом?
– Кто станет думать в такое время о раненых, поручик. У нас о живых и боеспособных никто не думает.
– А наш поезд?
– Нас скоро отправят. Наше штабное начальство только погрузит ценности, и мы тронемся.
– Ценности?
– Несколько ящиков золота и разное там барахло. Архивы и еще кое-какое имущество.
– В этом поезде можно было разместить несколько сотен…
Кальве прервал его:
– Я все знаю, поручик. Но не я здесь командую. Я и вы временно прикомандированы к штабу тыла Добровольческой армии. И распоряжаются здесь тыловики. Ни одного лишнего человека мы взять права не имеем без приказа генерала Деева.
– А вы…
– Я говорил, поручик. Все говорил и не один раз. Но мне указали на мое место.
В вагон запрыгнул офицер в потертых шароварах, Лабунского поразили его сапоги, полностью развалившиеся с подошвой перевязанной бечевкой. Вместо шинели на нём была куртка инженера путей сообщения с погонами подполковника.
– Командир артдивизиона подполковник Гиацинтов! – представился он.
– Полковник Кальве.
– Поручик Лабунский.
Подполковник внимательно смотрел на чистые дорогие мундиры и хорошие сапоги штабных офицеров.
– Имущество штаба тыла охраняете, господа? – усмехнулся Гиацинтов. – А у нас пушки вывозить не на чем, господа. Или в армии больше нет нужды в пушках?
Кальве пожал плечами.
– Я три месяца на передовой! Три! Без смены и отдыха. Ничего нет. Ни сапог для артиллеристов. Ни снарядов. А здесь, сколько всего, господа! Валенки обливают бензином и сжигают. Мои солдатики с отмороженными ногами ходят. Говорят, нет в наличии!
– От нас с поручиком ничего здесь не зависит, подполковник.
– А от кого хоть что-то зависит?
– Задайте этот вопрос начальнику тыла генералу Дееву. Если сумеете добиться приема у его превосходительства.
– А я вас знаю, поручик, – Гиацинтов вдруг вспомнил, что видел Лабунского в Новочеркасске. – Вы служили в Дроздовской дивизии?
– Я и сейчас офицер этой дивизии, – поручик показал на Дроздовский знак на своей груди. – Временно прикомандирован к штабу тыла Добровольческой армии.
– Здесь собралось много наших из Новочеркасска. Вот судьба, – сказал Гиацинтов.
– Много?– не понял Лабунский.
– Я совсем недавно видел на станции капитана Штерна.
– Штерн здесь? – удивился Лабунский.
– Во главе пулеметной команды.
– И где он сейчас?
– Да сразу за складами. Вон там, где костры. Видите? Идите туда и вы его застанете. Все равно скорой отправки вашего поезда ждать нельзя.
– Это еще почему? – спросил Кальве.
– Конница Будённого прорвала фронт в Дебальцево. Марковская дивизия в полном окружении. Это дополнение ко всем нашим бедам, господа офицеры. А вы сами понимаете, что это значит.
– Красные станут продвигаться к Ростову! – Кальве посмотрел на Лабунского. – Наши армии оставят Донбасс.
– Ну, зачем так мрачно, полковник. Мы отойдем, и сможем провести перегруппировку войск. Красные также растянули фронт и их части несут большие потери. Нам бы порядок навести в тылу.