Приказано уничтожить

– Он же доверенное лицо. От имени того самого лица и действует!

– А если кто проверит? – задал я естественный вопрос.

– Что ж, вопрос резонный, – сказал полковник Климов. – Ответ прост – вопросом на вопрос! А кто может, будет или посмеет приказы самого председателя КГБ проверять и подвергать сомнению полномочия его помощника? Тем более, все проходит под грифом «совершенно секретно». Блеф имеет место быть, но, как говорил один умный человек: «Цель оправдывает средства».

– Значит, как говорится, я смогу работать по своему усмотрению и по собственному плану, полная свобода? – опять спросил я, обращаясь к генералу.

– Конечно! Только без самодеятельности и глупостей, – ответил тот.

– Ну, это ведь совсем другой коленкор, – обрадовался я, – так бы сразу и сказали. А сколько человек в курсе дела?

Иван Федорович поднял сжатую в кулак правую руку и распрямил, поочередно и молча, указывая на каждого из присутствующих в комнате, три пальца. Это значило, что он, полковник Климов из Комитета и я. Немного помолчав, генерал добавил, глядя пристально мне в глаза:

– Помощи тебе, полковник, ждать будет неоткуда, надеяться тоже не на кого, только на себя, поэтому подобрать нужно людей надежных и самых толковых. Приказывать не могу, на серьезное дело идете. Выбраться оттуда будет крайне сложно, но, правда, содействие пограничного спецназа Владимир Александрович обещал. У него там командир отряда – хороший друг, однокашник. Здесь, на территории Союза, мы будем ждать вас во всеоружии, когда обратно пойдете. Ох, и сложно же там будет! Кого думаешь взять с собой?

Я ответил быстро:

– Три человека, думаю, будет вполне достаточно для решения поставленной задачи.

Генерал и полковник из Комитета переглянулись и вопросительно посмотрели на меня, видно, их смутило решение взять с собой только двоих бойцов. Но не мог же я взять весь отряд?

– Чем больше народу, тем сложнее остаться незамеченными.

– Один из троих, конечно, ты! – сказал генерал. – Второй, бесспорно, Дед, то есть прапорщик Сокольников, а третий кто?

– А третьим будет майор Чернышев, наш с прапорщиком крестник!

Глава 4. Майор Чернышев Алексей Николаевич

Группы армейского спецназа действовали всегда одиночно и скрытно. Они не выходили в эфир, и вертолеты забирали их по сигналу радиомаяка, вылетая в заранее обозначенный район.

В тот день после завершения работы мы возвращались на базу, до района ожидания, откуда нас должны были забрать вертушки[5 - Так на военном жаргоне называют боевые и транспортные вертолеты.]. Желая сократить дорогу, я повел группу несколько иным маршрутом, через заброшенный кишлак. Еще не поднявшись на гребень гряды, с которой начинался спуск в долину, мы услышали ожесточенную перестрелку. Где-то недалеко шел бой.

У прохода, ведущего на сопредельную территорию, держали оборону наши десантники. Почему их было не более взвода и отчего солдат не поддерживали с воздуха, нас тогда не интересовало. Мы видели, что десантники несут потери от превосходящего впятеро, а может, вдесятеро, противника, а мы не можем им помочь. Ведь расстояние в горах – это не на равнине! Здесь километр можно пройти за пятнадцать минут, а можно и за час или за сутки, как повезет! Мы наблюдали в бинокли за происходящим, но добраться смогли лишь через двенадцать часов, когда было уже поздно. Мне не пришлось увидеть, как молодой капитан, когда закончились патроны, поднял бойцов в рукопашную и сам лихо рубился с душманами[6 - Душманами в Афганистане называли мятежников и бандитов, воевавших против законного правительства и советских войск ограниченного контингента.], калеча и убивая их саперной лопаткой.

На двух высотах, расположенных по сторонам прохода, мы вскоре обнаружили наших десантников. Живых среди них не было. У нас не было с собой радиостанции, поэтому вызвать вертолеты мы не могли.

Я собрал бойцов группы на импровизированное совещание.

– Товарищи офицеры! По всей видимости, наши коллеги-разведчики случайно обнаружили этот проход в горах и поняли, что через него можно уйти, вот они и оседлали господствующие высоты. Мы видели, что их было здесь около взвода или чуть более. Погибших двадцать человек. Значит, остальных захватили в плен. Будем искать все, что может указать, куда их потащили, – приказал я бойцам.

После небольшой паузы добавил:

– Живых или мертвых! На карте этого прохода нет. Ведет он предположительно в Пакистан. Свою задачу мы выполнили. Можем по прибытии на базу доложить, что здесь произошло, а мажем заняться поисками сейчас. У кого какие соображения?

Все офицеры группы высказались за поиски, невзирая на то, что мы сами неделю лазали по горам и почти не выходили из боев. Таков закон боевого братства – не бросать своих. Мы сложили тела погибших ребят в одном месте, забросали их камнями и ветками. После чего установили радиомаяк, по которому сюда должны прибыть вертолеты, закрепленные за моей группой.

– Командир, а ты не думаешь, что при отходе «духи» могли заминировать проход? – спросил один из офицеров.

Вопрос был вполне резонный.

– Не думаю, хотя я, например, заминировал бы, – вступил в разговор прапорщик Сокольников.

– А почему ты так думаешь, Дима?

– Потому, что «духи» уходили впопыхах, торопились, разведчики их здорово потрепали. К тому же они боялись, что их могут атаковать с воздуха.

– Логично! Но соблюдать надо все меры предосторожности. А потом, они захотят сюда вернуться. Проход-то замаскирован. А разведчиков они уничтожили. Вот и получается, что свидетелей нет. Зачем же им тогда всякий раз мины ставить, снимать, ставить, снимать? Утомительно это и нецелесообразно.

Я выслушал соображения всех бойцов и сказал:

– Думаю, что мины они не ставили, но максимальное внимание – это главное при передвижении. Тогда вперед!

Мы устремились в горный проход, который напоминал лабиринт Минотавра, заблудиться в нем можно было в два счета. Несколько раз мы упирались в тупик, приходилось возвращаться. Сил и времени было потрачено очень много. Мы ходили, ползали, рыскали, кружили по горам, словно волки, но след наших ребят все-таки обнаружили.

К исходу дня мы вышли к кишлаку. Бандиты забрались сюда для отдыха после боя. Пленных солдат они держали в глубокой яме, вырытой под домом в самом центре кишлака. Я лежал за камнем и наблюдал за деревней.

– Командир! – зашептал мне на ухо Димыч. – Ребят надо вызволять! Для них каждый проведенный час, день в плену – смерти подобен.

– Один ты среди нас такой сердобольный нашелся, а то я без тебя, что ли, не знаю, поучи курицу яйца нести! Как их только вытаскивать? Думаешь, мне их не жалко? – огрызнулся я, обидев ни за что ни про что своего друга. – Извини, Димыч! Но ты знаешь, что мы на пакистанской территории? Это ж потом скандал на международном уровне.

– Да прекрати ты! – ничуть не обидевшись, горячо зашептал Димыч. – Пропади он пропадом, тот скандал. Скажем, чуть что, мол, случайно здесь оказались. Командир! На войне как на войне! Я и один могу пойти, а там пусть хоть под трибунал отдают, мне будет уже наплевать.

– Случайно отклонились на тридцать верст? Горячку-то не пори! Один он пойдет! Тоже мне, Рембо Шварцнегеров. Все вместе пойдем. Даже если ты один пойдешь, отвечать мне придется. Помереть – дело нехитрое, особого ума не надо. Вот ребят вытащить – это совсем другая работа! А то один, умру, хоть под трибунал! Короче, всю ответственность беру на себя, а там, как судьба положит! Победителей не судят, так, что ли, говорят?

– Да вроде те слова Наполеону принадлежали, хотя, возможно, я и ошибаюсь, и они твои, – зашептал прапорщик, повеселев.

Ну что делать, любил Димка повоевать.

Душманов, по моим расчетам, было около шестидесяти-семидесяти человек, а может, и больше. Нас – в пять раз меньше. Силы, конечно, неравные, но мы же ведь спецназ, поэтому наше преимущество – внезапность, подготовленность и вера в себя. Я нащупал на переговорном устройстве кнопку вызова и трижды нажал ее. В наушниках каждого бойца группы прозвучал зуммер, который означал работу исключительно на прием. После получения ответных сигналов о готовности я передал всем команду: «Внимание! Начнем под утро! В оставшееся время вести наблюдение и проверить оружие!» Я понимал, что отдыхать бойцы не будут, какой бы приказ и от кого бы ни получили, ибо не то время и не та обстановка, чтобы лечь и спокойно уснуть. Все думали о наших парнях, которых предстояло освободить, причем желательно живыми.

С наступлением утра, когда рассвет только забрезжил, мы начали спускаться с гор. «Духи» тоже поднялись очень рано. Они, по всей вероятности, не собирались здесь задерживаться, а торопились уйти подальше, ведь граница-то с Афганистаном – рядом. Видимо, тащить с собой раненых наших солдат представлялось им весьма тяжелым и хлопотным делом, поэтому они решили от них избавиться. Бандиты стали добивать восемнадцатилетних мальчишек контрольными выстрелами в затылок. Мы были потрясены до ужаса. Я ненароком посмотрел на Димыча и увидел, что по его щекам текут слезы. Плакал не один он, плакали все, плакали, не стесняясь, ибо слезы те были слезами негодования и бессилия оттого, что мы слишком далеко и не можем спасти своих, наших солдат. Последними словами я ругал себя за то, что не дал приказ вечером, хотя в темноте мы навряд ли смогли бы успешно провести операцию. Слишком уж темна была ночь накануне трагического утра. По цепочке я передал бойцам приказ: «Пленных не брать! Подонков этих, всех до единого, карать жестоко, казнить без жалости и сострадания. Акцию проводим тихо, без стрельбы. Ножи к бою! Я и капитан Лебедев замыкающие! После рукопашки действовать как всегда. Все в стороны, и мы с Сергеем начинаем работать из автоматов! Действовать четко по расписанию и расчету! Вопросов нет? Тогда вперед!»

Это означало, что после нападения бойцы отряда должны постараться максимальное количество противника уничтожить тихо и без шума. Мы, то есть я и капитан Лебедев, после того, как «рукопашники» закончат, должны положить из автоматов оставшегося в живых противника на землю и не давать ему поднять головы. Опустошив магазины, мы быстро отходили, дабы не помешать стрельбе отработавших ножами бойцов и не попасть в зону поражения их автоматов. Такие нападения мы тренировали не один раз, причем в различных вариациях, но на практике как-то не довелось применить и проверить свое умение. Сейчас же такой случай подвернулся.

«Духи» даже не успели ничего понять, когда через глиняный забор во двор, где они расстреливали наших ребят, посыпались неизвестные люди. Бандиты и стрельбу ответную не смогли открыть, ибо каждый из наших бойцов за минуту расправился с тремя душманами. Толчеи не было. Мои офицеры действовали слаженно. Не зря, стало быть, тренировались на полигонах до седьмого пота. Но только все равно мы опоздали.

Все наши пацаны лежали дружно в одном месте. Зрелище было страшное. Я не буду пересказывать подробности, ибо не всякий человек сможет выдержать такой рассказ, да и мне самому вспоминать увиденное тогда в горном кишлаке не хочется, горько становится, горько и печально.

– Командир, – доложил капитан Стэнлер, – это не база отдыха. Здесь у них штаб. Мы обнаружили мощную радиостанцию, склад боеприпасов и медикаментов, телефонный коммутатор на сто номеров и уйму документов.

– Отлично, Владислав! Документы с собой, остальное заминировать и сжечь! По радиостанции свяжитесь с вертолетчиками, дайте координаты, и пусть приходят за нами сюда. Ничего страшного, мы всего-то углубились на девять километров. Думаю, пакистанских пограничников здесь нет. Пока нет! Действуй, Владик!

– Слушаюсь, командир! – козырнул капитан.

Связь была установлена быстро. На базе волновались, по сигналу нашего радиомаяка забрали не мою группу, а погибших десантников. «Вы их все-таки нашли? Молодцы! Только ваша группа на территории Пакистана, вы об этом знаете? Но я высылаю своих разведчиков вам на помощь. Дайте координаты!» – кричал командир полка так, что было слышно всем, кто стоял рядом с радистом. Наши вертушки стояли на аэродроме в Джелалабаде и должны были прилететь через час-полтора – это в лучшем случае. Мы стали переносить тела наших ребят в тень, когда вдруг по нам начали интенсивно стрелять, а группа охранения доложила, что попала под плотный огонь. Этого и следовало ожидать, ведь мы не смогли перебить всех «духов». Поэтому бандиты, вскоре очухавшись, решили, по-видимому, отбить тела расстрелянных ими солдат и пленить или убить еще и нас. Мы знали, что за каждого убитого советского солдата и офицера платили хорошие деньги, причем в долларах США. Кто платил? Ну, я думаю, известно кто – наши «лучшие» друзья.

Мы находились почти на окраине деревни. Оборону держать в таком положении весьма затруднительно, особенно когда в группе всего двенадцать человек, пусть даже очень подготовленных. Одно дело – внезапно напали, сделали работу и отошли, или господствующую высоту оседлали, когда противник внизу, пункт управления захватили, резиденцию чью-нибудь штурманули, а здесь все по-другому. Начинался самый обычный войсковой бой, который, к сожалению, мы не могли долго вести. Не наше это дело и не наша тактика – вести затяжные боевые действия, но так уж сложились обстоятельства, что выбирать не приходилось. Мы очутились хоть и за забором, но на открытом дворе, а «духи» наступали, используя естественные укрытия и деревья, растущие вокруг нашего убежища. Они могли легко забросать нас гранатами, но, видимо, очень уж им хотелось захватить в плен «шурави»[7 - В переводе с языка дари означает «советский». Так в Афганистане называли всех без исключения специалистов из СССР.], жадность к деньгам душила их, поэтому и лезли они упорно и настойчиво, чтобы осуществить свой план. Нужно отдать бандитам должное, воевать они умели, и неплохо. Мы же старались не подпускать «духов» близко к дувалу. Но долго так длиться не могло. У нас появились первые раненые. «Дальше будет больше», – только успел я подумать, как что-то обожгло левую руку и отозвалось тяжелой болью в плече. Пуля, пройдя навылет прямо под мышкой и, к счастью, не задев кость, на какое-то время вывела меня из строя. «Вот тебе и на! Сглазил сам себя, балбес! Ладно, хватить ныть, о деле надо думать! Вертолеты здесь сажать нельзя, их запросто подобьют. Но летчикам не прикажешь, а они без нас отсюда не улетят, будут кружиться, пока керосина хватит, считают себя тоже спецназовцами, работают с нами уже почти год. За подлость посчитают и трусость уйти без нас. Вертолеты нужно встречать наверху, там есть удобная площадка. От деревни до нее полтора километра. Ох-хо-хо! И дорого же будут стоить нам эти две тысячи шагов!» – лихорадочно думал я, тщетно пытаясь перебинтовать руку. Ко мне подполз капитан Андрей Гомонов: