Западня для генерала

Первым нарушил молчание Идельсон:

– Антоша! По-моему, всё не так безнадежно, как нам кажется.

– Брось, Михаил! Если Дума создаст парламентскую комиссию, тогда дело швах. Там такого могут накопать! И то, что было, и чего даже в мыслях никогда не появлялось.

– Да уж, они на всё способны. Опять же у них в Думе большинство, – присоединился к разговору Либерзон.

Снова помолчали. Антон Евгеньевич всё думал, как бы осторожно затронуть тему компромата. Софочку не удалось разговорить – сказала только, что надо пересмотреть дело генерала, иначе будут большие неприятности. А спросишь, в чём там дело, кому что разболтала, она тут же в слёзы… Понятно, что связь с фондом «Благо» трудно утаить, когда чуть ли не каждую неделю отдыхаешь в Любовке, но одно дело россказни обнаглевших журналюг, и совсем другое, если появились доказательства его деловых связей с Идельсоном. Кто знает, возможно, записали их переговоры, но это было лет семь назад. Чего ж так долго ждали?

В свою очередь, гости Антона Евгеньевича, проанализировав сложившуюся ситуацию, так и не решили, стоит ли сообщать о том, что выяснили сотрудники управления «М». Оказалось, что Софью Павловну накануне вечером посетила некая дама – было это на квартире, которую не охраняет ФСО, так что личность дамы установить не удалось. Судя по всему, эта встреча и стала причиной той истерики, которую Софья Павловна закатила, когда муж вернулся домой. Уж если эта «железная леди» прослезилась, тогда вывод однозначен – кому-то стало известно, как Идельсон стал миллиардером и почему фонд «Благо» выбрал такой необычный, можно сказать, уникальный объект для благотворительности. И вот теперь дошло до того, что он, то есть Антон Евгеньевич, готов подать в отставку.

Тут следует иметь в виду, что сам «виновник торжества» в те годы, когда всё началось, делами почти не занимался, оставаясь на своём посту чем-то вроде королевы-матери, которая обязана позировать перед телекамерами и демонстрировать свою заботу о народе. Только давал указания: обеспечить, помочь, а обо всём остальном, то есть о конкретике, Идельсон договаривался сам. Поэтому следовало ожидать такого вопроса, обращённого к гостям: «Где же это вы, голуби мои, так напортачили?»

Наконец, Антон Евгеньевич решился:

– У меня такое предложение. Давайте отмотаем всё назад, посмотрим, что было сделано не так. Тогда наши потомки, даст бог, смогут избежать апокалиптических ошибок.

– Ты уж очень трагично излагаешь всё, Антоша, – не согласился Идельсон. – Из любого положения есть выход.

– Нам с тобой уж точно ничего не светит. Вот Яша – этот выкрутится, если очень повезёт.

– Да мне без вас и жизнь не в радость, дорогой Антон Евгеньич! – зашмыгал носом Либерзон.

– Спасибо, Яшенька!

Премьер расчувствовался, стали вспоминать о первых встречах, когда только появилась идея модернизации страны, когда начали сколачивать своё ядро во власти – либералов «наверху» всегда хватало, но раньше каждый думал только о себе. А тут объединили всех одной идеей. Как же они радовались, когда что-то получалось! Самое трудное заключалось в том, чтобы дискредитировать других кандидатов на должность президента. Для этого дела любые методы годились – даже подставы на дороге.

– А помните, как ловко получилось с тем сынком? Попал вроде бы случайно в ДТП, там женщина какая-то пострадала, а у папаши сразу рейтинг рухнул. Куда ему в преемники с таким пятном? – ухмыльнулся Либерзон.

– С Дубковым тоже удачно всё сложилось.

– Я что-то не припомню, – Антона Евгеньевича и прежде подводила память.

– Это была личная инициатива Яши. Нашептал кому надо, что избиратель не поймёт, если Дубков станет президентом, а зять при нём останется министром обороны. Но что ещё опаснее – захочет ли Дубков отдать власть через четыре года, если вся армия будет за него?

– Уверен, это опасение и сыграло основную роль.

– А что было с Черкашиным? – поинтересовался Идельсон.

– Там всё гораздо проще, – со знанием дела взялся разъяснить ситуацию Антон Евгеньевич. – Он из системы МВД, а у гэбистов до сих пор есть опасение, как бы прежняя неприязнь не возникла с новой силой. В общем, они и отговорили, естественно, не без моего участия.

– Да, слишком борзый. Это ведь он настаивал на пересмотре итогов ельцинской приватизации.

– Ну, у самого Черкашина тоже рыльце в пушку. Помните, три месяца он был во главе правительства? – напомнил Либерзон.

– Разве? А я уже забыл, очень уж короткий срок.

– Но даже этого крохотного срока вполне хватило, чтобы тот банк, где работала его жена, сделал несколько весьма выгодных приобретений в самом центре Москвы. Ну а жена нашего героя увеличила свой пакет акций банка сразу в несколько раз и стала мультимиллионером. Такая вот занимательная арифметика.

– Да ладно тебе, Яша! Чего привязался к людям? Никто ведь не упрекает твою Нелю в том, что она богаче тебя. Так что давай родню не будем трогать.

– Ты прав, Михаил! – поддержал соратника Антон Евгеньевич. – Женщины это святое! Что касается Черкашина, как я припоминаю, он здорово репутацию себе испортил, когда своих аудиторов натравил на госкомпании.

– Да, этого ему не простили до сих пор. Пожертвовал репутацией, а толку кот наплакал. Разве что на последнем деле отыгрался.

– Ты о махинациях в военном ведомстве? Так ведь на Федюкина всем скопом генералы навалились, очень уж он всех достал. А в результате только его дамы пострадали.

– Да уж, известно – женский батальон. У Аркаши губа была не дура, умел себе кадры подбирать.

Помолчали. Конечно, разговор о женщинах мог бы продолжиться по известной всем колее, но только не в этих обстоятельствах.

– А вот странно! – обратился к собравшимся Антон Евгеньевич. – Ведь никого из важных лиц ни по одному из коррупционных дел он так и не счёл нужным наказать.

– Не решился, так оно точнее, – усмехнулся Идельсон. – Да потому что не хотел плодить себе врагов. Думаю, только благодаря этому и держится у власти.

– Мне кажется, враги тут ни при чём. Он больше опасается обиженных.

– Так ведь от обиды до вражды… Тебе, Антон, это лучше нас известно.

– Пожалуй…

Антон Евгеньевич не стал дальше развивать эту тему. Хотя здесь были все свои, снова бередить раны, вспоминать об унижении – нет, сейчас это вовсе ни к чему. У него так и не возникло желания покаяться, признаться в том, что не оправдал возлагавшихся на него надежд, не сделал то, что обещал уходящему президенту накануне выборов. Тут ничего не поделаешь, поскольку есть вещи более важные, чем честь или мужская дружба. Это не он сказал, но кто же станет отрицать, что истина всего дороже?

Снова немного помолчали. Каждый думал о своём. Либерзон о том, допустит ли жена к управлению активами, которые он вынужден был записать когда-то на неё. Идельсон прикидывал, кого бы ему теперь прикормить в правительстве, ну а Антон Евгеньевич своих мыслей не скрывал:

– Честно говоря, до сих пор удивляюсь, как же он решился сделать ставку на меня?

– Ты о чём? – не сразу понял Идельсон.

– Я о предпоследних выборах.

– Так больше никого и не было, кроме тебя и этих трёх.

– Нет, я слышал, что рассматривалась ещё одна кандидатура. Это нынешний московский мэр.

– Не может быть? Он же не из Питера, и с ГБ никогда связей не имел. Они бы его никогда не пропустили.

– Да, так и случилось.

В сущности, Идельсону с Либерзоном только этого и надо было – увести разговор от скользкой темы. Если уж отматывать назад, так постараться обойти вопросы дележа бюджетных денег, выделения кредитов нужным фирмам и так далее. Можно конечно поговорить, но ведь с этой бухгалтерией одна тоска – подобные разговоры только на любителя. Да и опасно – а вдруг опять кто-нибудь подслушает?

Когда уже вспомнили все приятные моменты из героического прошлого, Идельсон предложил вернуться к трагическому настоящему. Ведь, по сути, Антону Евгеньевичу предстояло войти в клетку льва, а вот удастся ли выйти невредимым – этого никто из них не знал.

– Я вот о чём думаю, – Антон Евгеньевич с надеждой посмотрел на своих партнёров, видимо, ожидая дружеской поддержки и доброго совета. – Вот, скажем, Федюкина он простил, Кайманского на свободу выпустил. Я бы ещё многих министров и бизнесменов тут упомянул, из тех, что избежали расплаты за свои «художества». Единственное исключение – Аникеев, но вам не хуже меня известно, почему он «сел». Так неужели сейчас не обойдётся без радикальных мер? Ну скажите откровенно, чем я хуже этого Федюкина?

Идельсон с Либерзоном покосились друг на друга – никто не решался высказаться первым. Но вот наконец-то Либерзон созрел:

– Видите ли, Антон Евгеньевич, в чём дело. Вся наша жизнь состоит как бы из двух основополагающих частей – это удовольствия и воздержание. И правда, нельзя же постоянно есть, тут могут быть самые ужасные последствия – ну что-то вроде заворота кишок. Так вот и в политике, и в бизнесе примерно то же самое – надо знать меру, свой предел, выше которого не стоит прыгать. Видимо, мы где-то это не учли…