Западня для генерала

Даже в кошмарном сне Егор не мог подобное представить…

– Как?!

– Выбросился из окна Следственного комитета, когда вели на очередной допрос.

Глава 10. На зоне

Впереди был долгий срок в колонии строгого режима. Но кое в чём Егору повезло – эта «зона», в основном, предназначенная для бывших сотрудников полиции и прокуратуры, находилась недалеко от Москвы, так что Элен могла регулярно его навещать. Работы в колонии на всех не хватало, поэтому Егор пристрастился к чтению – изучал историю второй мировой войны, анализировал детали военных операций, а Элен привозила ему нужные книги. Но как-то раз во время прогулки встретил странного мужика – череп лысый, зато огромная седая борода. Надень на него картуз и кафтан, подпоясанный верёвкой, и тогда уж точно не отличишь от классика – ну, вылитый граф Толстой. Там, за колючей проволокой подобных персонажей, наверное, уже не встретишь, да и в колонии этот зэк по прозвищу Фома держался особняком – даже на прогулке, если есть возможность, садится и читает – похоже, и спит в обнимку с книжкой. На этом они и сошлись.

В отличие от Егора, Фома отдавал предпочтение не военной истории, а философии и экономике. Макиавелли, князь Кропоткин, Михаил Бакунин, Фрэнсис Фукуяма, Сэмюэл Хантингтон… Благодаря помощи друзей с воли ему удалось собрать богатую библиотеку из трудов, в той или иной степени посвящённых одному из самых страшных явлений нашего времени – коррупции. Причина этого увлечения была непосредственно связана с пребыванием Фомы в исправительно-трудовой колонии. Дело в том, что Терентий Павлович Фомин, профессор юрфака одного из престижных университетов, направил в правительство аналитическую записку, в которой на конкретных примерах была показана роль семейственности и кумовства в разрушении моральных устоев общества. Убедившись в том, что его записку «положили под сукно», профессор написал книгу и через знакомого редактора добился её опубликования. Тут и началось!

Власти всполошились, уже когда весь тираж разошёлся по рукам. Наверняка кое-кто пожалел об отсутствии цензуры в книгоиздании. По инициативе фракции коммунистов в Госдуму был внесён законопроект о возрождении Главлита, ну а профессора обвинили в клевете на уважаемых людей и по приговору суда отправили на перевоспитание в колонию. Эта грустная история мало чем отличалась от того, что выпало на долю Егора. В сущности, Фома тоже устроил провокацию – надеялся, что публикация книги вызовет резонанс в обществе, а когда против него возбудят уголовное дело, возмущение жителей России заставит власти мобилизовать все силы для борьбы против кумовства и разъедающей общество коррупции. Наверное, так бы оно и случилось, если бы профессор был завсегдатаем телевизионных ток-шоу или хотя бы придерживался либеральных взглядов. Да и тираж книги был мизерный – всего три тысячи. Неудивительно, что злоключения ещё одного правдоборца не вызвали сочувствия ни в России, ни за рубежом. Даже нанятый им адвокат только беспомощно пожал плечами после вынесения обвинительного приговора:

– А чего вы ждали? В вашем возрасте пора бы уже понять, в какой стране живём.

Фома не мог согласиться с этим утверждением, поэтому, уже оказавшись на зоне, поставил перед собой цель – разобраться в истоках коррупции и найти способы устранения этого явления из нашей жизни. Егора эта идея заинтересовала – прежде он считал, что эффективны только карательные методы, но кто знает, возможно, Фома что-нибудь ещё изобретёт.

– А вот скажи, Фома, почему одни люди соблюдают нравственные нормы, принятые в обществе, а другим на всё на это наплевать?

– Тут дело в том, сохранилось ли в человеке доброе начало или под давлением обстоятельств со временем угасло. На этот счёт выдвигались разные гипотезы. К примеру, князь Кропоткин полагал, что нравственные начала присутствуют во всём животном мире, и именно они стали истинным двигателем эволюции.

– Но ведь и дикие звери, и человек подчиняются инстинктам. Инстинкт продолжения рода, инстинкт самосохранения… А вот инстинкта, который бы отвечал за нравственность, нет.

– Я тоже считаю, что Кропоткин ошибался. Однако человек, в отличие от других обитателей Земли, способен на время подавлять свои инстинкты, следуя неким нравственным принципам, которые заложены в него воспитанием или возникли на основе жизненного опыта. Проблема в том, что он не обязан использовать эту способность, особенно, если нравственные принципы вступают в непреодолимое противоречие с основными инстинктами, на которых основано существование рода человеческого. Тогда приходится выбирать, и выбор далеко не всегда оказывается в пользу высоконравственного поведения.

– Так что же делать?

– Надо найти способ, как разрешить это фундаментальное противоречие.

– Легко сказать – найти…

– Ты прав, коррупция существует многие века, и никто до сих пор не предложил надёжного способа, как от неё избавиться. Метод устрашения не сработал. Повышение зарплат чиновникам тоже малоэффективно. Была попытка материально стимулировать доносчиков, но провалилась из-за недостатка средств на выплату вознаграждений.

Тут Егор решил высказать догадку, возникшую после того, как телевидение все уши прожужжало про пандемию, про вирусы, про их мутацию.

– Мне иногда коррупция представляется в виде вируса, который приспосабливается к окружающей среде. Какой бы способ борьбы ни изобретала власть, он мутирует и благополучно выходит из-под удара.

– Очень точное сравнение! – поддержал эту мысль Фома.

– Но тогда нам его не победить. Если проводить аналогию с природой, то ситуация безрадостная. Стоит медикам создать лекарство против одного вируса, как на его место приходит другой, нередко более опасный. Такое впечатление, что природа обозлилась на людей, мстит нам за то, что мы пытаемся приспособить её под свои собственные нужды.

– С коррупцией всё несколько иначе. Её невозможно искоренить, поскольку она в какой-то степени устраивает власть. А всё потому, что в нынешних условиях невозможно управлять государством, не позволяя чиновникам тем или иным способом использовать служебное положение в корыстных целях. Конечно, тем, кто зарвался, вышел за допустимые пределы, дают по рукам. Но вот представь, что чиновник, занимающий ответственную должность, приносит значительную пользу государству. Тогда на его «шалости» стараются не обращать внимания, при том условии, что они не наносят явного ущерба экономике. Ну а нравственная сторона мало кого теперь волнует.

– Получается так, что чиновник вынужден все силы отдавать работе только для того чтобы не потерять доходное место…

– В том-то и парадокс! Лиши его этой нелегальной надбавки к зарплате, и он уйдёт на солидную должность в коммерческую фирму. Понятно, что там гораздо меньше возможностей работать на свой карман, но зато зарплата выше, если высоко поднялся по карьерной лестнице.

– Замкнутый круг?

– Что-то вроде этого. Кстати, пытаясь разорвать этот порочный круг, кое-кто на Западе доходит до маразма. К примеру, предлагают ликвидировать чиновников как класс, мол, тогда и взятку будет некому давать…

– Да уж, смешно, когда бы не было так грустно.

Тут Фома задумался – видимо, сомневался, стоит ли говорить… Но вот решился:

– Знаешь, Егор, есть у меня последняя надежда. Это надежда на генетиков. Только они смогут изменить к лучшему природу человека. Вот если встроить в ДНК человека некий ген, ответственный за нравственность, тогда…

В генетике Егор не разбирался, о методах улучшении работы карательных органов с Фомой бесполезно говорить. Поэтому брякнул, не подумав:

– А я вот слышал мнение, что необходимо больше уделять внимания нравственному воспитанию…

Фома даже подскочил на месте:

– Утопия! На это потребуются сотни лет, причём нет никакой гарантии, что, оказавшись перед сложным выбором, человек совершит нравственный поступок.

Примерно на такой же грустной ноте заканчивался каждый их разговор. А впереди были долгие годы жизни за колючей проволокой, но кто знает, возможно, профессор ещё что-нибудь придумает.

Глава 11. Ход конём

Зэки не имели доступа к интернету, поэтому приходилось довольствоваться тем, что сообщали федеральные телеканалы. Источником более подробной информации стала Элен – свидания с ней разрешали довольно часто. Эти короткие встречи проходили втайне от остальных зэков и большей части персонала – и то лишь благодаря расположению начальника колонии. Возможно, он и впрямь испытывал симпатию к бывшему генералу, который осмелился пойти против всесильной ФСБ, либо Тортенберг подсуетился, проплатив такое отступление от правил.

И вот они сидели в комнатке для свиданий, и уже в который раз Элен завела разговор о том, что двадцать лет – это огромный срок и надо что-то предпринять, чтобы вызволить Егора из колонии. Говорили тихо, боясь, что их подслушают, но когда Элен предложила организовать побег, Егор прикрикнул на неё так, что стены задрожали:

– Ты что, совсем сдурела?!

Подобных слов Егор никогда себе не позволял, но тут простой логики было недостаточно – нужны радикальные методы, чтобы напрочь выбить из её головы всю эту хрень. Впрочем, увидев реакцию Элен, Егор понял, что перестарался:

– Родная, выкинь эти мысли из головы!

– Но я так не могу! К тому времени, когда ты выйдешь, я уже состарюсь…

– Я всё равно не перестану тебя любить. Да и свидания нам пока что позволяют.

– Вот именно, пока. А если сменится начальник?

– Тогда что-нибудь придумаем.

– Будешь слать мне воздушные поцелуи, а я, стоя где-то там, за забором, буду ловить дуновения ветерка, несущие мне весточку от тебя…

Элен улыбалась, но видно было, что вот-вот заплачет. Поэтому Егор поспешил уйти от лирики:

– С Савеличем не обсуждала эту тему?

– Говорит, что надо пождать. Возможно, настроения там, в верхах когда-нибудь изменятся, – Элен замолчала, а потом, словно решившись высказать то, над чем уже много думала, прошептала: – Может быть, обратиться с просьбой к Идельсону?

Егор так и отпрянул от неё, еле сдерживая раздражение:

– Ни в коем случае! От него я никаких подачек не приму.