За время ее декретного отпуска в больнице произошли перемены.
Главный врач Жакибеков отдал свой пост заведующему хирургическим отделением Ибраеву Омару, а тот на свое место районного хирурга поставил своего друга Исинбаева Мурзу.
Врачебным коллективом эти перемещения по службе не обсуждались по этическим соображениям, ведь, когда твой товарищ выбивается в лидеры, перед ним положено снимать шляпы, а это не просто акт уважение, это скорее всего прощание с другом.
Если Омар был человеком маленьким, щуплым и серьёзным, то его друг Мурза был тоже маленьким, но толстым и весёлым. Теперь друзья не сидели рядом на врачебной пятиминутке по понедельникам. Ибраев восседал на кресле за дубовым столом, а Мурза – по его правую руку на простом кресле у стены.
С руководством Ибраева врачей обязали выполнять такие заумные отчётно-статистические формы, с которыми и программисту по компьютерам было бы трудно справиться. Толку от такой статистики не было никакой, ведь информацию собрать по району, где плохо работала телефонная связь, было невозможно.
Новшеством были и часовые пятиминутки по утрам в кабинете главного врача, после которых очереди больных стояли уже на улице. Новая метла всегда по-новому метет, только зачем надо было отменять чаепитие для врачей в полдник Вера не понимала и не одобряла. Как райпедиатр она видела пользу этих коротких пауз для отдыха, на которых участковые педиатры и педиатры стационара пили чай и говорили о работе.
Хорошо, что у природы есть только один хозяин, поэтому она подвергалась реформам и не подчиняясь перестройкам, а летом согревала людей теплом, как это было положено по сезону.
Однажды, в солнечный понедельник, на утренней пятиминутке кресло заведующего хирургическим отделением осталось не занятым. Слух о том, что хирург Исинбаев новоиспечённый заведующий хирургическим отделением, проигнорировал отчётную пятиминутку у главного врача, пронесся по всей больницы.
Такое скандальное поведение друга и подчиненного сильно сердило Ибраева Омара. К концу рабочего дня, его узкое лицо от недовольства сделалось ещё более узким. Из полученной информации выходило, что Мурза после того, как он в воскресенье побывал на ковре у главного врача, домой не приходил, не явился он на работу и на следующий день.
Во вторник, за чаепитием в ординаторской педиатрического отделения, каждый из присутствующих высказался по поводу пропавшего коллеги. Кто-то вспомнил, как в прошедшую пятницу, счастливый Мурза шел домой, готовясь отметить юбилей своей жены. Вера в этом разговоре не участвовала, она не могла отвязаться от страшной мысли, которая лезла в ее голову, что Мурзы нет в живых
Как раз в те прошедшие выходные Вера несла ургентное дежурство.
В субботу её срочно вызвали к температурящему ребёнку в детском отделении. После консультации больного, она по привычке заглянула в диагностическую палату приёмного покоя. Там, в большой холодной палате, одиноко лежал мальчик, лет десяти. Родителей, сопровождающих ребёнка, не было. Вера осмотрела мальчика и наметила план дальнейшего наблюдения. Потом она вызвала дежурную медсестру по приемному покою, чтобы отдать ей свои распоряжения.
– У меня есть подозрение на острый аппендицит. Как жаль, что Ибраев больше не консультирует детей. Кто сегодня дежурный по хирургии? Новый хирург? Мм-м .... Попросите лучше анестезиолога Мендыбаева осмотреть ребенка, он лучше понимает хирургическую патологию у детей. Но сначала нужно сделать развёрнутый анализ крови, а потом повторять его по часам …
– «Потом» не будет! – перебила Веру, влетевшая в диагностическую палату, новый заместитель главного врача по административной работе, Камилла Рахметовна. Как административный работник, Камилла Рахметовна была знакома с трудом врача только по отчётным статистическим формам и решениям медицинских советов. Видимо, к летнему отпуску она решила подкопить деньжат и взялась подрабатывать дежурным врачом по выходным дням.
В ту субботнюю ночь на воскресенье, обычно подтянутая и застёганная на все пуговицы, Камилла Рахметовна выглядела, как застигнутая врасплох любовница должностного лица. Ее белый халат был помят и распахнут. Белая блуза под халатом была застёгнута вслепую, потому что одна половина халата оказалась короче другой. Высокий медицинский колпак скособочился на голове.
– Так вот, Вера Владимировна, – продолжила Камилла Рахметовна тоном начальницы, – этот мальчик переводится в детское отделение, а если ему будет нужна консультация хирурга, то я сама разберусь. Вы, Вера Владимировна, научитесь соблюдать субординацию. Я дежурный врач по больнице, и я буду отдавать распоряжения по больнице.
– Камилла Рахметовна, – пыталась Вера спасти ситуацию, зная болезненное высокомерие этой женщины, – при всем к вам уважении, обратите внимание на признаки у ребенка симптомов «острого живота». Без консультации хирурга нельзя его госпитализировать в соматическое отделение! А новый хирург …
Вера хотела бы сказать, что новый хирург, ещё не имеет опыта консультации детей, хотя на самом деле она должна была сказать другое, что у нового хирурга больше амбиций, чем опыта и знаний, а расхаживать по отделению в халате с пятнами крови подобает только мяснику в лавке, но это было бы не к месту.
– Вы бы, Вера Владимировна, – перебила ее Камила Рахметовна, – лучше с таким же рвением занялись вашей отчётной документацией, вы уже и так задержали информацию по ревматикам на целых два дня. Теперь вы свободны. «Скорая помощь» отвезёт вас домой.
Уже из дома Вера позвонила дежурной медсестре детского отделения и распорядилась, чтобы та, кровь из носу, но добилась консультации хирурга.
Утро. Воскресенье. Вера входит в палату детского отделения. Рядом с ней находится её друг, сосед и коллега, хирург Мендыбаев, который подтверждает диагноз острого аппендицита у мальчика из диагностической палаты и берет его в хирургическое отделение. Такой расклад вещей успокаивал, и женщина крепко уснула, прямо у себя в кабинете …
Ее разбудили яркие лучи солнца. Оказалось, что на находилась в своей кровати, а рядом посапывала Катюша. Вера тут же выпрыгнула из постели и побежала звонить в отделение. Постовая медсестра детского сообщила, что ребёнка хирург проконсультировал, но он своей записи в истории болезни не оставил. Дело принимало серьезный оборот.
Каждый доктор знает приказ, что ребенок с признаками аппендицита обязан был наблюдаться в хирургическом отделении, а тот уже который час находился в детском отделении.
– Роза, – обратилась Вера к дежурной медсестре, – вы не можете уйти со смены без этой записи хирурга. Его запись должна быть в истории болезни, во что бы то ни стало. Я сейчас же бегу в отделение, дождитесь меня.
Когда Вера зашла в больницу, через большие окна больницы струился в палаты утренний свет, а пряный запах соснового бора наполнял отделение свежестью жаркого лета. В такую погоду просто преступно думать о чем-то плохом, но Вера думала.
В истории болезни ночного пациента стояла короткая запись хирурга. Под диагнозом «состояние аппедиксоида» стояла крутая безобразная закорючка. Вера тут же пригласила на консультацию Мендыбаева, который днями и ночами обитал в хирургическом отделении, словно дома его не кормили. Даже воскресным днем он любил пребывать среди прооперированных больных и хирургических сестричек.
Только к обеду Верин сон воплотился в явь. Она с Мендыбаевым вошли в палату, где должен был лежать ночной пациент, но мальчика в палате не оказалось.
Потом выяснилось, что боли в животе у ребенка под влиянием обезболивающих прошли, и нянечка отвела его в столовую, завтракать.
– Ох, Вера Владимировна, – вздохнул Мендыбаев, осмотрев ребенка. – Это не «аппеликсоид», это настоящий хирургический «шизоид». Думаю, что аппендикс уже лопнул и сальник брюшины локализовал процесс. Надо срочно оперировать!
Оперировали ребенка в срочном порядке командировочные хирурги, приглашенные из столицы в районную больницу поработать на время отпусков в районную больницу. Хотя операция прошла успешно, состояние мальчика оставалось тяжёлым, и об этом был поставлен в известность новый главврач Ибраев Омар.
Омар был человеком гордым, и ему не понравились колкие замечания столичных хирургов, подрывающие не только авторитет главного врача, но и авторитет всей районной больницы. На разборку случая прободного аппендицита был приглашен Исинбаев Мурза, только что вступивший в должность районного хирурга.
Мурза оставил своих гостей за праздничным столом, поцеловал именинницу – жену, поспешил в больницу, как требовала того новая должность. За завтраком он выпил с гостями бокал вина, но это его не беспокоило, ведь у него был выходной день и ургентную службу по отделению нес молодой хирург.
В кабинете у главного врача сидели командировочные хирурги. Они переговаривались между собой, поглядывая на часы. Вошедшего Мурзу никто не поприветствовал, и он быстрым шагом прошел к своему креслу, что стояло подле стола главного врача. Вовремя зачитывания истории Мурза по привычке, сидя в кресле, ритмично болтал своими короткими ногами.
Конечно, командировочные хирурги постарались с пристрастием оценить хирургическую службу больницы и не обошлось без сарказма. С нарушениями по тактике ведения больного ребенка с болями в животе главный врач согласился и сходу объявил Мурзе, как заведующему хирургическим отделением, строгий выговор, а от себя лично добавил, что ему стыдно за своего друга, который посмел явиться в кабинет главного врача в нетрезвом виде.
От высокомерного тона друга Мурза напрягся, покраснел, болтать ногами перестал и почувствовал в груди жар. Задетое самолюбие не позволяло ему оправдываться. Мурза с поникшей головой вышел из кабинета под презрительные взгляды командировочных хирургов, для которых Зеренда была и оставалась дикой периферией.
Старые обиды, как змеи подколодные, прячутся где-то в сознании человека, чтобы при случаях, ужалить человека в самое сердце.
Мурза вырос в детском доме. Только его жена и друг Омар знали, как обижали Мурзу в детстве такие же сироты, как и он сам. Для детей и для учителей он был всегда толстым тупицей, хотя Мурза так старался доказать, что толстые тоже бывают умными.
После окончания школы он поступил в медицинский институт, и там над ним смеялись ровесники за его детское усердие, хорошее прилежание и волчий аппетит. Доверять друзьям Мурза пытался всю жизнь, как этого желал его отец в последнем письме с фронта, но друзья его постоянно предавали.
И, вот, когда он стал взрослым человеком, женат на красавице с русой косой, получил профессию, высокую должность, и был опозорен. Обида душила его, потому что его принародно позорил лучший друг. Мурза не чувствовал в себе больше сил, стать достойным человеком и еще раз поверить в дружбу. Отец не смог бы гордиться своим единственным сыном, одиноким, глупым и толстым.
Никто не увидел, какой дорогой пошёл Мурза из больницы, но каждому хотелось, чтобы он живым вернулся домой. Через пять дней тело утопленника выкинуло волной на берег озера. Горе пришло в семью Исинбаеваых.
Со смертью Мурзы что-то очень важное надломилось в душе Веры. Может быть, ее беспокоило причастность к этому самоубийству коллеги, или предчувствие пойти по его стопам? Она никогда не читала книги с оборванными страницами, а тут реальная жизнь оборвалась на полуслове.
Как мысль убить себя самого могла овладеть человеком, имеющим веселый характер, доброе сердце, хорошую семью, уважение в обществе и успехи на работе? Такую правду жизни Вера отказывалась понимать, но факт оставался фактом, не всё так хорошо у других, как это кажется окружающим, у каждого есть своя тайна.
Тайна была и у Веры, даже две тайны. Первая детская тайна, тайна ее страданий, уже не так беспокоила, как ее новая тайна. Этой тайной являлось предчувствие, что она живет по сценарию, который был написан не для нее, и это было ее трагедией, потому что Вере ничего другого не оставалось, как доиграть этот чужой сценарий до конца, который вполне может оказаться ужасным.
Теперь любая нестабильность в стране, на работе и в семье пугала Веру, и она не позволяла себе думать о будущем дальше своего отпуска, стараясь жить только одним днём. Любые новшества в жизни приводили ее в смятение, и ей уже расхотелось, когда-нибудь посетить остров Пасхи.
А тут, неожиданно Вере предложили по комсомольской путевке навестить Португалию, страну, которая манила ещё со школьной скамьи.
– Роза, – оправдывалась Вера перед подругой за свою трусость, – меня не надо пускать в Португалию, я слишком политизирована. Дай мне волю, так я все народы приведу к тотальному коммунизму. Об этом ведь мечтал товарищ Ленин? … Но я очень хочу, хоть одним глазком, увидеть заоблачные горы и океан.
Помог расстаться с мечтой детства Женя. Он сказал одну банальную фразу: – Какая Португалия, когда в карманах пусто.
Вера добровольно отказалась от путевки, потом позвонила маме, чтобы та ее утешила, как могут утешать только мамы.
– Доченька, – прервала разговор мама, – почему же ты не посоветовалась с нами. Когда будет у тебя ещё такой шанс побывать за границей, увидеть мир, Португалию, в конце концов? Мы бы, конечно, помогли тебе с расходами. Вера, я тебя не узнаю, ты так легко сдаешься …
Тогда Вера постаралась быстро забыть о путевке, и ей показалась, что она начала стареть, в душе появилась лень и жуткий страх, что-то менять в жизни. Быть, как все, стало ее девизом жизни!