Вера и рыцарь ее сердца. Книга третья. Играть с судьбою в поддавки

На место Веры нашлись желающие увидеть мир океана и горы Португалии, а Вера никогда не узнает, почему судьба именно ей предложила эту путёвку в Португалию.

– Иго-го балля!» – сказала годовалая Катя своему папе перед сном. Это был ее первый детский рассказ про лошадку, которая не могла вылезти из ямы.

В тот день, Вера с Катей ехали в автобусе и увидели из окна, как в степи белая лошадь отчаянно барахталась в яме с жидкой оранжевой грязью. Шофер остановил автобус, и мужчины, все как один, выскочили из автобуса, чтобы вызволить несчастное животное из ямы с жидкой глиной. Лошадь из ямы вытащили, но подняться на ноги она не смогла. Автобус поехал дальше, и пассажиры молчали, понимая, что, если спасенная ими белая кобыла так и не поднимется с земли, то ее пристрелит хозяин …

Глава 3

– Верочка, ну, не смотри ты на меня так сердито. Я не приставучая, а очень забывчивая. Сама себя ругаю, как я могла забыть расспросить Антона о самом главном?

На дворе стоял трескучий мороз, но в доме Веры было тепло и уютно. Радостные лучи восходящего солнца преломлялись в зимних узорах на окне и радужными бликами гуляли по кухне. Запах пригорелой каши щекотал в носу, и, хотя манная каша на тарелках имела аппетитный шоколадный цвет, но на вкус она горчила.

Все это утро Мила Попова надоедала Вере, упрашивая ее пойти против правил, но та упорствовала и ни на какие уступки не шла, пока окончательно не потеряла терпение.

– Мила, – взмолилась Вера, – не порть мне с утра настроение, оставь бедного Чехова в покое, ешь поскорее кашу, пока она ещё тёплая. От твоего кислого вида Катенька может поперхнуться.

– Катюша скорее поперхнется от желтеньких комочков в каше, а мое желание судьбоносное и вполне обосновано. Тебе будет хорошо, если по твоей милости я никогда не выйду замуж? … Ох, и строгая у тебя мама, Катенька. Вот, вырастешь большая – пребольшая, то сама будешь кашу варить, вкусную – превкусную.

Катя любила, когда о ней говорили взрослые, она разулыбалась перемазанными кашей губами и увлеченно завозила ложкой по тарелке, раздавливая противные комочки, чем очень досаждала Вере.

– Катька, ешь кашу без фокусов! – ворчливо проговорила Вера и добавила для острастки, – Будешь за столом баловаться, буду кормить, как тётя Лариса своего сынишку!

Угроза подействовала мгновенно. Катя послушно доела остаток каши и побежала играть в зал.

– Вера, ты знаешь волшебные слова? Кто такая «тетя Лариса», которая так положительно влияет на ребенка.

Вера приостановилась с суетой на кухне и с удовольствием перевела разговор на воспоминания о Ларисе, своей школьной подруге, которая приезжала в Зеренду погостить прошлым летом.

С ее приездом каждое утро начиналось с кухонной баталии, отзвуки которой были достоянием всего двора. Каждое божье утро Ларисин четырехлетний сын Алеша объявлял голодовку. Как можно было не есть такую аппетитную кашу, сваренную по особому рецепту Ларисиной бабушки, Вере было непонятно, но мальчонка привередничал, и есть кашу с оранжевым оттенком отказывался. Он каждый раз перед ложкой с кашей закрывал рот руками, в его выпученных глазах отражался страх, словно, в каше ползали тараканы, но его мама профессионально заговаривала ему зубы, так что каша, так или иначе, проскальзывала в рот мальчика.

Послушать утренние речитативы Ларисы, доносившиеся из Вериной кухни, приходили люди, как в театр одного актера.

– Денис, не играй с огнем, Открой рот и спрячь руки за спину, … а то свяжу. Нет, так не пойдет, открой свой рот широко! Ещё шире. Достаточно. Так … ну, вот, и хорошо. Теперь без фокусов жуем кашу, она вкусная! … Жуй кашу, как следует. Давиться кашей не надо, надо двигать челюстями. … Так, гулять не пойдёшь! … Ведь можешь, если хочешь. Теперь глотай. Проглотил? Хорошо. Возможно, у тебя ещё будет время погулять с Катюшей во дворе. … Опять откроем широко рот. … Жуем … жуем с аппетитом! Так, что ты скривился? … Если вырвешь, получишь добавки! … Вот, и хорошо. Запомни, мама печется о тебе, эта очень вкусная и полезная каша, она с морковочкой.

Как можно жевать Ларисину кашу, Вера не знала, потому что каша её подруги елась сама собой. Еду, которую готовила Вера, вкусной назвать было трудно, но она тоже была полезной и в большинстве случаев съедобной.

От этих летних воспоминаний, настроение Веры заметно улучшилось, и этой переменой тут же воспользовалась Мила в своих интересах.

– Верочка, ну, что тебе стоит погадать мне блюдце? … Ну, и что, что утро? Я уверяю тебя, что в этом нет ничего предосудительного. Где это написано, что нельзя вызывать духов утром? Духи всю ночь с нами болтали, то почему бы им не продолжить общение после завтрака?

Вера молчала, не обращая внимания на подругу. Она убирала со стола, мурлыкая себе под нос песню: «Утро красит, нежным светом стены древнего Кремля, …»

– Кстати, о древности, – перебила ее Мила, – Помнишь у Пушкина: «Раз в крещенский вечерок девушки гадали …», если есть крещенский вечерок, то почему бы не согласиться, что есть и крещенское утро, и крещенский денек. Послушай, как это красиво звучит. «Раз, в крещенье, рано утром, девушки гадали». … Нет-нет, я не коверкаю Пушкина, боже упаси, я его поэтически приспосабливаю под сложившуюся ситуацию. … Духам самим очень хочется с нами говорить, ведь они знают то, что не знаем мы. … Неужели, ты не понимаешь, как это важно для меня!? А еще подругой называешься! … Но я не обижаюсь, а прошу помоги. Пусть духи только скажут мне, знакома ли я с моим будущим мужем или еще нет. Я бы не забыла это спросить, если бы не Роза. Она рассмеялась не ко время, а дух Чехова обиделся и замолчал. … Как все складно получается, Женя ушел в кочегарку, а Катя может поиграть у Людмилы. Верочка, ну, пожалуйста.

Уже несколько месяцев подряд, каждый божий день, Мила хотела выйти замуж. Это желание вызывало у девушки затяжную лихорадку, но в ее субфебрилитет на почве затянувшегося девичества никто из коллег верить не собирался. Это обижало Милу, и тогда она выглядела такой несчастной, что не пожалеть ее было просто невозможно.

– Я думаю, Милочка, – обратилась Вера к подруге, но уже более покладистым тоном, – что днём духи спят, поэтому не будем нарушать их сон.

– А, я думаю, что они ещё в периоде засыпания. Давай попробуем их разбудить, а что тут такого, до следующего крещения время будет отоспаться. … Смотри, я всю кашу съела, тарелочку хлебушком вылизала. … Нет-нет! Добавки не надо. Это не каша, а … здоровая пища. Верочка, давай погадаем?

– Ох, и надоела ты мне, Меланья. Хорошо. Отведи Катюшу к Люде, а я пока уберусь со стола.

Теперь и самой Вере захотелось попробовать то, что выходило за рамки дозволенного, вызывать днём духов умерших знаменитостей.

В студенческие годы Вера гадала на блюдце с подругами. Каждый раз, когда блюдце бегало в кругу от одной буквы к другой и по складам составлялись пророческие слова, ей казалось, что души мертвых знаменитостей играют с живыми людьми в поддавки.

– Не может блюдце двигаться само по себе, но есть вероятность, что не духи, а я сама неосознанно двигаю блюдце. Если это так, то выходит я по собственному усмотрению гадаю подругам их будущее! А вдруг нагадаю чего лишнего, чем черти не шутят.

Каждую гипотезу надо было проверить на опыте, так сказать, провести спиритический эксперимент, и Вера во время гадания задала духам вопрос, ответа на который она не знала сама.

– Когда родился Наполеон?

Блюдце не двинулось с места. После этого случая Вера перестала участвовать в гадании подруг.

Прошли годы. Крещенские традиции в деревне жили и поэтически процветали. Гадание в ночь на крещение поощрялось даже такими церковными старушками, как баба Катя. Правда, о гадании по утрам в наследии прошлого ничего не упоминалось.

За окном по небу лениво катилось зимнее солнце, за окнами было слышно, как поскрипывал снег под шагами случайных прохожих, а в зале у Лебедевых началось гадание.

На столе в зале лежал картон, на картоне простым карандашом был нарисован круг, а в кругу выписан алфавит. Подруги знали, что нельзя смеяться во время ворожбы, потому что вызываемые духи насмешек не переносили. Нагревая блюдце над свечкой, Вера концентрировалась духовно, отрешаясь от домашних дел, чтобы говорить с душами мертвых, а противная Мила фыркала в кулачок, от еле сдерживаемого желания похихикать. Трудно комсомольцам серьезно воспринимать мистические выдумки деревенских бабок. Вере чуть ли не с сотой попытки удалось вызывать самый популярный у гадальщиц дух Чайковского.

– Духи отдыхают, – ответил им знаменитый композитор, и Вере почудился чей-то глубокий вздох.

– Мила, я права была. Теперь ты убедилась, что духи отдыхают? Ты обязательно выйдешь замуж, только наберись терпения и не кидайся на шею к каждому встречному поперечному.

– Нет, Верочка, я не кидаюсь ни к кому на шею, потому что этой «шеи» в моей жизни просто нет. … Я точно знаю, что такой хулиган, как Есенин, не спит. Он и при жизни ночами гулял напролёт, и, сейчас, когда все нормальные духи отдыхают, он бодрствует и рад покуролесить!

Милины глаза разгорелись от предвкушения магии. Скоро-скоро она узнает всю правду о своем женихе!

– Дух Есенина, ты спишь? – с вежливой осторожностью, поинтересовалась Вера.

Блюдце поползло к слову «нет», написанному внизу картона. Мила встрепенулась, как воробышек, завидевший хлебные крошки.

– Вот, видишь Вера, я была права. Так спроси духа Есенина сначала о том, знаю ли я своего жениха, а потом …

– Мила, успокойся с вопросами. Сначала мы спросим одно, а потом – другое.

Вера спросила у духа повешенного Есенина то, что так хотела узнать ее подруга. Блюдце, стало ритмично двигаться от одной буквы к другой. Затаив дыхание, женщины произносили буквы, к которым приближалось блюдце.

– О-т-с-т-а-н-ь-у-р-о-д-и-н-а.

Вера сложила буквы в слова, и побоялась произнести эти слова вслух.

– Отстань уродина? – прошептала Мила, и от испуга зажала рот ладонью. Такое унижение стерпеть было непросто, теперь девушка смотрела на блюдце в упор, словно оно было не блюдцем, а шипящей коброй.

Задёрнутые плотные гардины не пропускали в комнату солнечные лучи, на душе у Веры и Милы стало скверно, ведь их только что обругали духи мертвецов.

Вскоре крещение сменилось масленицей, зима – весной, а летом Мила переселилась в старый домик на краю села. Она стала жить вместе с Вериной коллегой Юлей. Юля работала участковым педиатром и отличалась от других педиатров статью красавицы, практичностью домоправительницы и хорошим знанием законов по охране труда. Первое, что она потребовала от администрации, больницы, чтобы ей не ставили ургентных неделей, хотя это требование казалось Вере нечестным по отношению к другим педиатрам, но она понимала его обоснованность, хотя уже не раз оставляла спящую Катюшу одну ночью, а сама уезжала в больницу по вызову.

Юля и Мила стояли в очереди на получение врачебного жилья, а пока и они сговорились снять домик на двоих. Всё было замечательно придумано, но Вера слишком привязалась к Миле, чтобы отпустить девушку от себя.