– Нет, есть ещё политэкономия. Во всех ВУЗах обязательно изучают философию, в том числе наследие великих немецких философов – идеалиста Гегеля и материалиста Фейербаха. А также «Капитал» Маркса.
Ганс был слегка удивлён и, чтобы скрыть растерянность, пошутил:
– Кто же не помнит: – «призрак бродит по Европе – призрак коммунизма!» Но «Майн Кампф» – по-моему, перечеркнул весь этот бред, и по Европе сейчас шагает национал-социализм. А вы недурно подкованы в этих вопросах.
– Ничего не поделаешь, предмет «Марксистко-ленинская философия» был вынесен на выпускные государственные экзамены в моём ВУЗе.
– Мы немного отошли от темы, – продолжил Вигман, – в 1933 году в Мюнхене прошла выставка «Дойче аненербе», организованная профессором Германом Виртом, где демонстрировались уникальные экспонаты, собранные со всех континентов. Вскоре выставку посетил любитель мистики и оккультизма рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, питавший интерес к древним сказаниям. Он был потрясён увиденным. Верховное руководство Германии проявляет большой интерес к высшим знаниям, зашифрованным и существующим во всех религиях и мистическим верованиям народов мира.
По инициативе Гиммлера, с благословения Фюрера, создан институт «Наследие предков», называемый для краткости «Аненербе», задачей которого является: – изучение всего, что было связано с историей, культурой, языком, традициями древних германце. Уже через несколько лет после создания в «Организацию Аненербе» насчитывала около полусотни институтов и вошла в структуру СС. Все сотрудники «Наследия предков», начиная с руководителя – Вирта и кончая последним лаборантом, автоматически получили звания СС. Объединённый институт собрал под своё крыло лучшие умы Германии, более трёхсот человек, с блестящим образованием, прекрасной учёной карьерой и учёными степенями. Только здесь многие из них смогли воплотить в жизнь самые грандиозные планы и проекты. Головной институт и резиденция находятся в Баварии. Помимо знаний в истории, культуре, естественных науках, учёные «Аненербе» ищут источники особых знаний, наглядным примеров таких работ является наш поезд призрак, – ещё в начале разговора Вигман встал и прохаживался по проходу возле столика, похожий в этот момент, на профессора университета, читающего лекцию студентам
Михаил сделал вид, что восхищён знаниями немца, и умением удерживать внимание аудитории. В качестве слушателей был только он, и поэтому поднявшись, он протянул Гансу руку и торжественно произнёс:
– Это было прекрасно! Громадный пласт знаний! Спасибо!
Немец смущённо кивнул в знак благодарности.
– Давайте продолжим наш обед, пока пища окончательно не остыла!
Надеюсь, в запале я не наболтал лишнего?
– Не знаю, для меня всё сказанное вами интересно и услышано впервые. Но, как мне известно, в конце нашего маршрута, эти знания, вероятно, умрут вместе со мной. Поэтому вам не о чем волноваться!
Ганс промолчал, разлил остатки из графинчика по бокалам. Молча, выпили. После кофе, немец, вытирая салфеткой губы, сказал:
– Я обещал рассказать вам о себе, ну что же – слушайте! Родился в Баварии в феврале 1880 году, кандидат наук, геолог и горный инженер. Преподавал в реальной гимназии в Мюнхене. Вместе с Хансом Брантом занимался разработкой Дьявольской пещеры. Как специалист по пещерам, карстам и тоннелям участвовал в первой экспедиции штурмбанфюрера СС Эрнста Шефера в Тибет. В 1935 году вступил в НСДАП, в текущем году, в СС. Несколько лет назад, по приглашению Ханса Бранта, – руководителя исследовательского отдела карстов и пещер Аненербе, перешёл в его отдел. Последние два года являюсь старшим сотрудником филиала Ананербе в Италии, по разработке темы – Ломбардский тоннель – «Исчезнувший поезд» и, как видите, не без успехов. Женат, двое детей. Оберштурмбанфюрер СС
Всё это было произнесено ровным без эмоции голосом диктора за кадром. Мише неожиданно вспомнился эпизод доведения послужного списка одного из персонажей фильма «Семнадцать мгновений весны», не хватало только финального дополнения – «характер нордический!»
В тридцать восьмом Абакан был тупиком, здесь заканчивалась железная дорога, – вспоминал Михаил, – в конце шестидесятых он служил в этом городе и был немножко знаком с историей магистрали. Проектные работы начались во время войны, в 1942 году, в ходе изыскательских работ погибли инженеры Кошурников, Журавлёв и техник Стафатов они замерзли, прокладывая маршрут будущей дороги. Их именами названы железнодорожные станции. Строить начали, – если память не изменяет, – в 1959 году. Стройка была объявлена «Комсомольской ударной», также использовались железнодорожные батальоны и заключённые, лагеря которых ещё долго существовали вдоль трассы.
Сейчас дорога бежала по широкой просеке, вдоль которой был аккуратно сложен, уже успевший почернеть, спиленный лес. Изредка мелькали небольшие посёлки, железнодорожные станции, окруженные колючей проволокой, с вышками по углам, зоны, где люди в чёрных одеждах грузили в вагоны толстенные брёвна.
Вигман тоже смотрел в окно отсутствующим взглядом, думая о чем-то, о своём:
– Трассу Абакан – Тайшет сдали в эксплуатацию, вероятно, в 1965 году, во всяком случае, в 1969 году она во всю уже работала, – вспомнил Михаил. – В этом немецком поезде, сейчас 1938 год, конец лета. До нападения Германии на Польшу, и начала мировой войны остался год. В марте 1938 года произошёл аншлюс – включение Австрии в состав Германии. В сентябре – 1938 года в разгар Судетского кризиса, Польша, в свойственной ей манере участвовать в любом бесплатном дележе, вместе с Венгрией и одновременно с немецкими войсками, занимавшими Судетскую область, войдут в Чехословакию. Посуди дела, «тихая война» с захватом территорий соседей, через месяц начнётся. Интересно, знает ли Вигман какой за окном сейчас год? И что он думает по поводу событий в Европе? Он старший офицер СС, его звание соответствует званию подполковника Вермахта. Он должен многое знать, или хотя бы догадываться.
Но Ганс молчал, разглядывая незнакомые пейзажи, чужой страны за окном вагона. Вероятно уже считая эти земли неотъемлемой территорией Третьего рейха.
– Как вы считаете, какой тут год? – спросил Михаил.
– Не буду скрывать, в Германии все с нетерпением ждут больших перемен. В состав германской империи вернулась Австрия. Совсем скоро решится вопрос с Судетами, – это испокон веков немецкие земли. Любой немец знает, что наши взгляды всегда были устремлены на Восток, там лежит громадная территория, населённая полудикими славянскими племенами. Я далёк от мысли, что дорога, по которой мы сейчас едем, построена вашими соплеменниками самостоятельно. Вам всегда не хватало грамотных инженеров, в создании вашей экономики, не без собственного умысла, участвовали многие наши специалистов. Мы предполагаем, что рано, или поздно эти земли и предприятия будут нашими. Я верю, что мечтам фюрера и чаяньям немецкого народа суждено сбыться. Мы едем по землям Третьего рейха, предположительно в восьмидесятых годах нашего столетия. Даже при умелом немецком руководстве, рачительности и порядке, построить дорогу раньше этого времени, просто технически невозможно, – впечатлённый своей речью, Ганс остановился, чтобы перевести дух, показывая в окно, – продолжил. – А вон и подтверждение моей гипотезы, видите территорию обнесённую колючкой, это, по-моему, лагерь для военнопленных русских солдат и лиц не желающих подчиняться новому порядку. Я не согласен с некоторыми нашими учёными – славян не надо убивать, они должны работать на наше благо, иначе нам никогда не освоить эти громадные земли, – сменив пафосный тон на обычную речь, закончил:
– Ночью мы будем переходить в другой временной канал, надо подготовиться. Поужинаете без меня в своём купе. Хайль Гитлер!
Повернулся и ушёл в хвостовой вагон.
Тут же, как будто из воздуха, возник индус и начал собирать посуду. Михаил отправился к себе.
Тайшет
Глядя на прекрасные пейзажи сибирской тайги, проплывающие за окном, Миша мысленно возвращался к последней эмоциональной речи оберштурмбанфюрер Ганса Вигмана. В советских кинофильмах именно так показывали фанатиков, одурманенных фашисткой пропагандой немцев, свято веривших в превосходство арийской нации и её священному предназначению по переустройству мира. Он не верил, что нормальные, образованные люди, могут, как идиоты, выбрасывать вперёд руку и орать, выпучив остекленевшие глаза, – «Хайль!» Считая это обычным режиссёрским приёмом, для показа приверженцев фюрера в неприглядном виде.
Но он, даже представить себе не мог, что по странному стечению обстоятельств, ему придётся ехать, разговаривать и даже кушать за одним столом с настоящим эсэсовцем, фашистом. Слушать его сумасшедшие речи и деланно восхищаться его начитанностью и ораторским искусством.
Все предыдущие дни Вигман выглядел вполне вменяемым человеком, хотя и нёс какую-то околесицу, про оккультные науки, опыты и верования в то, что существуют скрытые и неизвестные науке силы, явления в человеке и космосе, опыт которых доступен лишь людям с «особыми способностями». К коим он себя, несомненно, и относил. Но это можно было понять – человек, известный в своё время учёный, многие годы занимающийся этой темой, действительно свято верил в то, что создавал. И этот реально существующий поезд-призрак, дело, в том числе, и его рук.
Но сегодня его, как подменили, говорил подчёркнуто громко, эмоционально, как будто хотел быть услышанным ещё кем-то? Но кем? Как однажды обмолвился сам Ганс, пассажиров в поезде всего трое: – он, слуга индус и Михаил. Но индус глухонемой! Может, есть ещё кто-то, до поры до времени скрывающийся в вагоне с аппаратурой, или в одном из купе? Надо быть осторожным, что у этих фанатиков на уме? Никто не знает!
Перед сном Миша решил принять душ. Стоя под струёй тёплой воды, он впервые ощутил свою полную незащищённость:
– Зачем Вигману нужны лишние глаза в поезде? Зачем кормить меня до конца поездки? Чтобы лишний раз продемонстрировать людям, встретившим его в Южной Америке, свою глупость, в результате которой, в поезд проник посторонний человек? А если встречающие, захотят поговорить с этим случайным пассажиром, и он расскажет им, что-то лишнее, из того, что ему поведал Вигман? Известно, что «умельцы» с черепами на фуражках, способны «разговорить» любого! Сдерживать устранения случайного пассажира, может лишь одно, – труп некуда будет деть, в окно не выбросишь – прилетит назад, или прилипнет к окну. Убрать в вагон с аппаратурой? Пока доберутся до конечной станции – завоняет, – как о ком-то постороннем размышлял Михаил. Не думаю, что сам Ганс способен кого-то убить, но «тихушник» индус, вполне справится!
Вернувшись в купе, он обнаружил скромный ужин на столике под окном и чистое надельное бельё, уложенное ровной стопочкой. А также брюки и рубашка на вешалке, хотя он оставлял их на постели.
– Вошёл тихонько и вышел! Вот так зайдёт ночью и задушит индийским приёмом, тихо и бесшумно. Надо что-то придумать.
Без аппетита поужинал, вынес поднос с посудой в коридор, поставил под дверь корзину для грязного белья, и выключил свет. Не спалось. Отодвинув тяжёлую штору, стал смотреть в окно. Ночь давно вступила в свои права, и непроглядная темень хозяйничала за стеклом. Иногда ветер разгонял плотные облака, и из-за лохматых туч выглядывала бегущая вслед за поездом луна, освещая тайгу бледным мёртвым светом.
Чувствовалось, что поезд на большой скорости поднимается куда-то вверх, дважды плавно поворачиваясь, начиная двигаться как бы в обратном направлении. Пейзажи спящих под светом луны тайги и гор, трижды прерывали тёмные провалы тоннелей. Когда поезд проходил между второй и третьей, как по заказу выглянула Луна, и Михаил увидел далеко внизу деревья, кусты и полевую дорогу. Казалось, что состав парит, летит над землёй.
– Наверное, это знаменитый Козинский виадук, – догадался Миша, вспомнив свои прежние поездки.
Не снижая скорости, коротенький состав промчался мимо освещённого перрона и скромного вокзала на возвышенности, с надписью «Шетинкино». Как заметил Михаил, стоящие на перроне люди, даже не повернулись в сторону поезда:
– Они его не слышат и не видят!
Потом было ещё несколько довольно длинных тоннелей. На каком-то разъезде встретился большой товарный состав, к которому два электровоза были прицеплены с головы, а ещё один в хвосте.
– Сзади толкач, – предположил Миша, – подъёмы большие и крутые. Когда-то такое он видел на Байкале.
Когда тёмное небо начало светлеть на востоке за зубчатой полосой сопок, несколько сбавив скорость, состав миновал длинное здание вокзала со старинной башенкой и шпилем наверху. На башенке видна была надпись «Тайшет».
Устав, Михаил подвинул корзину ближе к двери, так, чтобы она закрывала проход, и лёг спать.
Почему-то не спалось. Вспомнился дом, родители, Сашка. Где, в каком времени он остался? Чем для него закончился неудавшийся побег? Родители, наверное, с ног сбились, мама все глаза выплакала, папе вообще волноваться нельзя. Хорошо, что перед отъездом, догадался сказать отцу, куда мы едем, – может, начнут искать и обнаружат нашу записку под скалой. Хотя, вряд ли кто-то догадается, что нас черти понесли к этой проклятой скале! Четвёртые сутки на исходе, как мы с Сашкой уехали из дома. Вигман сказал, – что вероятнее всего, назад из этих временных воронок, можно вернуться, лишь пройдя путь исчезновения ещё раз, но в обратную сторону. Саня там остался, хотя и в тридцать восьмом году, но всё равно ближе к церкви староверов, откуда вся эта свистопляска и началась. А как я отсюда выберусь, никому неизвестно и выберусь ли, вообще? Интересно, вот приедем мы на конечную станцию, и как они собираются меня убить? Я в их мире ещё не существую, я ещё не родился! А для меня, эти фашисты уже давно умерли, их косточки, вероятно, уже сгнили. Получается, – человека убили пули, прилетевшие из прошлого? Дурь какая-то! Но, до конца поездки, надо ещё дожить, что у этого умного немца и старательного индуса на уме? Одному Богу известно!
В коридоре послышались осторожные шаги. Кто-то подошёл к двери его купе и замер прислушиваясь. Михаил затих, стараясь не дышать, сердце стучало в груди так, что казалось вот – вот выскочит из грудной клетки. А его гулкие удары, вероятно, были слышны даже в коридоре.
Постояв, шаги удалились.
– Наверное, индус за грязной посудой приходил? – догадался Михаил, – нужно хотя бы, чем-то вооружиться! Но ни ножа, ни даже вилки в купе нет. Они на подносе, который забрал индус. Если после завтрака, я тихонько заберу нож из столовых приборов, слуга сразу хватится. Впрочем, таким ножом можно только масло на хлеб намазывать. В душевой есть бритва, но ей никого не зарежешь – она механическая, завёл – побрился. Михаил не стал, ей пользоваться, решив отращивать бороду.
Засыпая, Мише вспомнилась продавщица магазина, рыжая, пышногрудая, любви обильная Наташка, живущая когда-то в посёлке рядом с воинской частью. С которой они тайно встречались почти год, и отношения готовы были перерасти в семейные. Но внезапно, досрочно вернулся из мест не столь отдалённых, её муж, отец дочери. Отношения закончились, но воспоминания о её жарких объятиях на сеновале, ещё долго возвращались Михаилу во снах.
Севернее Байкала
На следующее утро проснулся поздно, когда солнце за окнами купе приближалось к полудню. Его никто не тревожил, телефон не звонил, услужливый индус не приглашал на завтрак. В вагоне было непривычно тихо. Лишь лёгкое покачивание вагона говорило о том, что поезд движется.