Каникулы

– Да хрен её знает! Вроде из какого-то американского мультика. Видишь – на английском написано: «Дональд Дак».

Из американских мультфильмов мне пришлось видеть только послевоенный трофей из Германии – «Белоснежка и семь гномов». На тот период это был, наверное, единственный американский мультик, доступный советским зрителям.

– Да, Женька! Если ты дома в этой футболке, да ещё и в трусах появишься где-нибудь на улице – тебя точно милиция или дружинники загребут за непристойный вид и пропаганду западного образа жизни.

– Ну, во-первых, это и не трусы вовсе, а такие вроде как короткие брюки – шорты называются. Видишь – даже карманы есть. Для тропического рейса очень подходящая штука. А дома по улице, конечно, я так ходить не буду. Чего гусей дразнить? Ещё из мореходки выгонят!

– А что за книжку ты смотришь?

– Это альбом про подводные лодки. Тоже в Сингапуре купил. Дорогущий, зараза! Всю свою валюту потратил.

– Зачем же ты такие дорогие книжки покупаешь на последние деньги?

– Да что деньги? Деньги – вода. Нам всё равно валюты много не дают. Мужики и ту в портах пропивают. А я альбомы про корабли коллекционирую. Хобби у меня такое.

– Слушай, Жень. А может, у тебя и про парусники чего-нибудь есть?

– Конечно, есть. Парусники – моя любимая тема. Вот – ещё в прошлую практику в Японии купил.

И Женька, нагнувшись, откуда-то из-под койки достал очень красивую, в яркой твёрдой обложке книгу с великолепным старинным парусником с крестами на парусах.

Изображение парусника дополняли красные японские иероглифы.

– Это что за корабль? Вот красота-то!

– Это корабль времён Колумба. На таких испанцы переплывали Атлантику до Америки. А чёй-то ты парусниками заинтересовался?

– Да тут, понимаешь, капитан попросил на картине в кают-компании парусник подрисовать. Даже краски мне для этого купил. А я о парусниках ничего не знаю, не хотелось бы в глазах всего экипажа обкакаться.

– Ну, дело святое. Давай что-нибудь подберём из этого альбомчика. Кстати, а знаешь, что я бы тебе посоветовал – английский чайный клипер. Это самые последние и быстроходные из всех парусников в мире. И они, на мой взгляд, наиболее красивые. И самый известный из них этот – «Катти Сарк».

И Женька открыл разворот в конце своего альбома.

Действительно, корабль был великолепен. Трёхмачтовый длинный и стремительный красавец, с целым облаком белоснежных парусов рассекающий бирюзово-зеленоватую, прозрачную на ярком солнце волну.

– Жень, а что это за название – чайный клипер? Почему чайный?

– На нём в Англию из Китая торговые компании чай возили. А при долгих перевозках по морю чай от влаги портился, и от скорости перевозки зависело его качество и, соответственно, цена.

– А что за название – «Катти Сарк»? Что оно означает?

– Ну, в переводе, по-моему, с шотландского это как бы короткая рубашка. Так звали какую-то ихнюю ведьму. На носу корабля было её изображение.

– А почему эти парусники последние?

– Да потому, что уже прокопали Суэцкий канал, резко сократилось время перехода из Азии в Европу. Появились пароходы, у которых скорость и надёжность перевозок была выше. Можешь взять альбом – употребить. Смотри только не запачкай.

– Жень? Ты, что, по-японски читать умеешь? В книжке же всё на японском языке написано.

– Нет. По-японски читать я ещё не выучился. А про корабли и раньше много чего читал.

– Ну ты даёшь! Ты прямо ходячая энциклопедия какая-то.

– Это хобби называется, – скромно ответил Женька.

Я был очень благодарен моему приятелю. Мало того, что у него так своевременно оказался необходимый к случаю роскошный альбом – так он ещё и разрешил им воспользоваться. В нашем общежитии у некоторых, особо продвинутых студентов тоже попадались неизвестно откуда взявшиеся по тем временам заграничные книги о, мягко говоря, «не рекомендованных» советской идеологией западных художниках. Из этих книг я узнал, что, кроме известных мне с детства Репина, Шишкина и Сурикова, есть ещё много других, странных и малопонятных, но очень интересных художников: – Сальвадор Дали, Марк Шагал, Пабло Пикассо… Ценность таких книг в нашем кругу была настолько велика, что в некоторых случаях смотреть репродукции можно было немногим избранным только из рук хозяина. А тут такая дорогущая книга, да за валюту куплена, и такое доверие!

– Спасибо тебе, Женька. Ты настоящий друг. Такую дорогущую книгу – и не пожалел.

– Да, ладно… – ответил Женька. – Мне с тобой тоже интересно общаться. В прошлом рейсе я совсем было одурел. Чуть спиваться не начал… Поговорить было не с кем… Кстати, в прошлый раз у нас разговор закончился на культуре. Я вот тут подумал… Ведь у Лема в «Сумме технологий» всё взаимосвязано. Ничто не случается ни из чего. Всё ненужное и неоправданное не возникает или отвергается. А культура? Для чего она людям понадобилась? Многие совершенно обходятся без этих всяких церемоний: книжек не читают, в ресторан не ходят, вилкой и ножом не едят, матерятся на каждом шагу – и ничего, живут себе – не тужат. Как же тут быть с Лемом? Выходит, что культура не так уж и необходима?

– Не знаю, что тебе и сказать, – ответил я. – Может, это и так? Может такие, как Серёга, и обходятся без всего этого, да только захотел бы ты всё время быть с такими? Сам ведь сказал, что в прошлом рейсе тоска взяла. Может, культура – каждому своя? Тебе одна, а Серёге совсем другая.

– Ну а тогда от чего это зависит? Наверное, от воспитания! Чем человек более воспитан, тем у него и потребности в культуре больше. Вот смотри – наш капитан… Никогда не матерится, с иностранцами общается, как парадный мундир наденет – так любо-дорого посмотреть. А Серёга? У него и костюма-то приличного нет. Даже на берег сходит – чмо чмом!

– Вот потому-то Серёге никогда и не быть на месте капитана и не решать важные вопросы с иностранцами.

– Ха! Так вот зачем культура! Чем ты культурней, тем больше у тебя возможности общения. То есть диапазон твоего общения резко расширяется.

– Точно! – сказал я. – Я читал в какой-то книжке про англичан, что истинный джентльмен в любой компании свой человек. То есть и в портовом кабаке может по морде кому надо съездить, и на приёме у английской королевы знает, как себя вести. А Серёга – только в кабаке и свой… Вот, наверное, поэтому и не может быть культуры, единой для всех.

– Так это что ж?! Дискриминация получается какая-то. У нас-то все равны! А тут явно – неравенство, – возмутился Женька.

– А кто мешал Серёге в школе напрячься, да окончить, да книжки читать, да в институт поступить? Никто не мешал, кроме его собственной лени. Ты-то вот напрягался, наверное, чтобы школу нормально окончить, да и в мореходке своей напрягаться продолжаешь.

– А может, у него от природы способностей нет. Что ж, его за это дискриминировать?!

– Ну, давай тогда нашего капитана будем дискриминировать. Сделаем его равным Серёге. Будем Серёгу вместо капитана посылать в иностранных портах вопросы решать, а заодно и тебя к Серёге в кубрик подселим, чтобы ты неравенства не чувствовал.

– Так что же? Никакого равенства, что ли, нет?!

– Да есть, наверное. Только я думаю, что это равенство возможностей. Напрягайся, как другие, и будешь равным. А балду пинаешь – получай, фашист, гранату. Так что каждый имеет по способностям и по заслугам. То есть каждый кузнец своего несчастья!

– Да, как же так? Только везде и слышишь: «У нас все равны! Всем равные права! Все одинаковые члены коллектива! Коммунизм – всеобщее равенство!»

– Все члены, конечно, одинаковые, да только члены у всех разные. У кого – побольше, у кого – поменьше, а у некоторых вообще – загнут! Вот смотри: ты разве равен с чемпионом мира по штанге Жаботинским? Ты и десятую часть не поднимешь от того, что он поднимает. Так ему и премию за это дали. А тебе дали? Нет. Где ж тут равенство?

– Слушай, мы так до антисоветчины какой-то договорились. Ведь это всё совершенно не так, как в учебниках по марксизму-ленинизму написано.

– Да, Жень… Теперь, как истинный комсомолец, ты обязан срочно побежать к замполиту и настучать про наши разговоры. Тебя после этого никогда больше в загранку не выпустят и из мореходки отчислят, а меня, как нелегала, просто в море утопят.

– Да ну его в жопу! Ему и без нас стукачей хватает. Ты знаешь, что он всех в «стукачи» вербует? И меня вербовал. Только ты об этом никому не рассказывай, а то узнает – мне кранты. Спишут подчистую. Вызывает он как-то меня к себе в каюту, ласковый такой, и говорит: «Вот ты думаешь, что я просто замполит, а я майор госбезопасности». И суёт мне своё удостоверение, где он на фотографии в офицерской форме. И давай ко мне без мыла сам знаешь куда лезть… Я вроде и симпатичный ему, и умный. И у него только на одного меня надежда… Я должен помогать ему, втихаря выявлять всякие нарушения, так как я комсомолец и это мой священный долг. А за это он для меня похлопочет о распределении на хорошие рейсы после мореходки.

– А что ты ему на это сказал?

– Что, что? Сказал, что как только – так сразу! И что вообще-то экипаж у нас хороший, и что все понимают, что к чему, и ведут себя достойно.

– А он что?