Загадка Бомарше

Феоктистов смотрел на пустую сцену, он думал о том, что когда-то в молодости отдал бы все за репетицию его пьесы где угодно. А сейчас он с удовольствием бы забрал свое произведение и послал бы все к чертям, но не может, у него договор с театром, а ему по зарез нужны деньги. В последнее время его работа приносила их невероятно мало. Пьесы вдруг почти в одночасье перестали ставить, а те, что шли, словно бы по команде после двух-трех спектаклей исчезали из репертуаров театров. Долго он не мог понять, что происходит, даже подозревал кое-кого в интригах. Пока один доброхот, почти не скрывая радости, что может его ужалить, объяснил ему, что он более не современен, что сейчас в моде совсем другие драматурги, а ему пора на покой.

Тогда Феоктистов едва не ударил его бутылкой коньяка, который доброхот с огромным удовольствием поглощал за его счет. Но в последний миг сумел сдержаться, просто вычеркнул этого человека из списка своих знакомых. При этом он не мог не признать его правоту, он, в самом деле, утратил некую таинственную связь с действительностью. Раньше она у него была, и он этим даже гордился, а с какого-то момента вдруг исчезла. Когда и почему это случилось, он, Феоктистов, не заметил, скорей всего это происходило постепенно. Но когда он это осознал и попытался восстановить утраченное, то увидел, что ничего не получается. Никто не желал всерьез иметь с ним дела. Пьесы больше не ставились, их даже не хотели читать. И однажды Феоктистов почувствовал, что на нем клеймо человека, который вышел в тираж. Все его видят и соответственно себя и ведут.

Феоктистов посмотрел на часы. Было уже довольно поздно, скоро театр закроют, и он тогда не выберется отсюда. А уже хочется есть. Он встал и направился в вестибюль.

Внезапно он остановился. Прямо перед ним в фойе театра Аркашова с ведром и шваброй мыла полы.

– Что это вы тут делаете? Вас что, лишили роли в спектакле, и вы решили переквалифицироваться?

Аркашова на миг оторвалась от своего занятия и посмотрела на Феоктистова.

– Нет, не лишили. Я же вам говорила, что подрабатываю.

– Ах, да. Что-то припоминаю. И часто вы тут трете полы?

– Каждый вечер.

– А нельзя это делать хотя бы через день?

– Нельзя.

– Можно узнать почему?

– Таково распоряжение администрации.

– А вы всегда следуете чужим инструкциям? Даже если они нецелесообразны?

– Не вижу никакой нецелесообразности в чистоте, – пожала плечами Аркашова.

– Да я сейчас не об этом. Просто все правила и инструкции создаются людьми, которые не способны на что-то более значительное. Вот они и ограничивают других. А удел серой посредственности подчиняться всем этим глупостям.

Вместо ответа Аркашова повернулась к нему спиной и молча продолжила работать.

– Вот вы сейчас, очевидно, обиделись, – продолжил Феоктистов, слегка закипая. – Но в глубине души вы понимаете, что я прав.

– Я не обиделась. Мне просто неприятно ваше высокомерие.

– Что поделать, если я на самом деле высок, а другие малы. К тому же у меня нет никаких причин скрывать это.

– Иногда об этом лучше просто промолчать.

– Чем же это лучше?

– Тем, что при этом вы не задеваете других.

– Ха-ха, – рассмеялся он. – Буду я заботиться о каких-то мелких людишках.

– А я не говорю о мелких, я говорю о выдающихся.

Феоктистов демонстративно оглянулся вокруг.

– Здесь, кроме нас с вами, никого нет. Уж не себя ли вы имели виду?

– Нет, свое место я знаю.

– Ну, да помню. Свой шесток и все такое – философия маленького человечка. Вы мне лучше скажите, кого вы имели в виду? Кто это у нас такой выдающийся, которого я невзначай задел.

– Если его сравнить с вами, то все ваше величие не разглядишь даже в лупу.

– Вы меня заинтриговали. Так кто же Он?

– Бомарше.

– Чем же я его задел?

– В вашей трактовке он слишком самодостаточная личность. А он не был таким.

Феоктистов деланно рассмеялся.

– Может, вы еще скажете, что он был неполноценен?

– Ну, зачем же так утрировать. Он просто был не достаточен. В нем не было полноты. И он никогда не ставил себя на пьедестал. Он к нему лишь стремился. И немало в этом преуспел. А одна из причин этого – именно в ощущении своей недостаточности. Если бы было иначе, он черпал бы силы только из самого себя и быстро бы выдохся, сгорел.

– Браво, бис, – захлопал в ладоши Феоктистов. – На сцене актриса второго плана. Да кто вы такая, черт возьми, чтобы клеить на всех ярлыки. Походя, непринужденно махая половой тряпкой судить о том, в чем вы не имеете ни малейшего понятия.

– Да нет, это вы все время всех расставляете по росту. Я просто отвечаю на ваши вопросы. Несмотря на то, что вы мне мешаете работать. Для вас это праздная болтовня, а я из-за этого на целый час позже пойду домой.

– А куда вы торопитесь? Вас все равно дома никто не ждет. А если боитесь возвращаться одна, я могу вас проводить.

– Чтобы лишний раз обозвать посредственностью? Я вижу, вам это доставляет особое удовольствие.

– Моя бывшая жена тоже ставила мне это в упрек.

– Где она теперь?

– Она меня бросила. – Чтобы избавиться от нахлынувших неприятных воспоминаний, Феоктистов достал сигареты и закурил.

– Вы жалеете о ней?

– Мне ее не хватает. А может не ее. Просто нужен родной и близкий человек.

– Вам тоже не достает полноты. Я бы на вашем месте повнимательнее присмотрелась к Бомарше, раз уж вы взялись за эту тему. Он эту проблему решал долгие годы. И кто знает, стал бы он так знаменит, если бы не нашел на нее ответ.

– Причем тут это. Бомарше мечтал о славе, признании, о всеобщем уважении. Вот какую проблему он решал.

– А это все звенья одной цепи или разные ступени одной лестницы. Нельзя попасть наверх, не пройдя последовательно всех ступеней этой лестницы.

– И много ступеней у этой лестницы?