Армейские рассказы

– Ну тогда хотя бы половину улова ему оставил, – предложил я.

– Предлагаешь рыбу обратно в сети запихнуть? Это конфискация браконьерского промысла.

Добытую рыбу положили в садки. У Толи был настоящий садок, а у меня – металлическая сетка с крышкой, которую дома я использовал для хранения картошки. Лодку Толя поставил на место, чтобы морду не набили, когда хозяин сетей приедет. Рыба клевала плохо, но рыбы у нас уже было достаточно, и это нас мало волновало, вот только жара доставала, ожидая поклевку, приходилось в тени дерева прятаться. Насколько холодно было ночью, и насколько жарко сейчас, наверно не зря казахи все время ходят в теплых халатах и шапках. В обед обнаружили, что колбаса начала портиться, вода в моей канистрочке стала теплой, и жажду больше не утоляла. Надо было сразу поставить ее в воду, может не так бы нагрелась, но мы не догадались. Пообедали обжаренной на костре колбасой, выпив только по одной рюмке разведенного теплого спирта, пить его было настолько противно, что больше не хотелось. Только после двух кружек чая наше настроение немного улучшилось. После обеда я поймал очередную плотвичку и пошел положить ее в садок. Половина рыбы в садке плавала кверху брюхом, вот этого нам только и не хватало. Сказал об этой неприятности Толе, тот меня немного успокоил, сказав, что он взял с собой пачку соли. Всю рыбу, кроме недавно пойманной, выпотрошили, посолили, а еще я предложил переложить ее крапивой, которой вокруг росло великое множество. Выкопали в тени под берегом небольшую ямку, и сложили туда эту рыбу, прикрыв сверху охапкой крапивы.

Вечером на велосипеде приехал какой-то мужик, поинтересовался клевом и уловом. Сказали, что клев очень плохой, поэтому поймали мало. Он посмотрел на наши садки и согласился, что действительно маловато поймали. Оказалось, что он и есть хозяин сетей. Он проверил сети и сказал, что у него тоже маловато, только в одной сети нормально, а в остальных только по две три рыбки. Мы ему тоже посочувствовали. Толя спросил его, можно ли завтра взять его лодку для рыбалки, он разрешил, с условием, что мы поставим ее на место. Браконьер оказался нормальным сговорчивым мужиком, мне даже жаль стало, что мы так бездарно его пограбили, и при этом даже рыбу не смогли нормально сохранить.

Вторая ночь прошла более комфортно. Мы заранее заготовили дров, поужинали колбасой и чаем, выпив почти весь оставшийся спирт. Всю ночь спали не просыпаясь. Утром проснулись опять не очень рано, позавтракали поджаренным на костре салом. Толя попросил налить ему немного выпить, но я не смог найти флажку. Куда она могла деваться, я так и не понял, но ее нигде не было, обшарил кусты вокруг нашего костра, но так ничего и не нашел. Запили чаем, и пошли ловить рыбу. С утра клев был не плохой, по килограмму плотвы мы поймали, но к обеду опять стало очень жарко, и клев совсем прекратился. Толя предложил собираться домой. Разделили посоленную рыбу, примерно килограмм по пять получилось. Мне показалось, что мой портфель стал еще тяжелее чем был, когда мы ехали сюда. Толе было хорошо, он надел рюкзак, и с крейсерской скоростью двинул на автобусную остановку, даже не оглядываясь назад, а я еле тащился далеко сзади, обливаясь потом. Было только одно желание, выпить пару глотков холодной воды. Наконец-то пришли в деревню и попросили попить воды. Какое же было мое удивление, когда мне ответили на украинском языке.

– А откуда вы украинский язык знаете? – спросил я.

– Какой украинский? – в свою очередь удивился мужик. – Мы здесь все так разговариваем, это русский язык.

В то, что это украинский язык, он мне не поверил. Наверно здесь жили люди, предки которых были переселенцами с Украины, поэтому в языке и осталось много украинских слов.

Рыбалка была успешной, рыбы было много, хотя почти вся она была с душком, как в прямом, так и в переносном смысле слова. А вот мой отпуск, так же хорошо, как рыбалка, не закончился. Когда пришло время забирать дочь, которую мне пришлось оставить в Вертиевке, откуда меня телеграммой вызвали на работу, Анатолий Дмитриевич, у которого я спросил разрешения на эту поездку, сказал, что это не в его компетенции, нужно обратиться к заместителю начальника штаба, полковнику Шаморкину, к которому мне и пришлось обратиться.

– А какое отношение Вы имеете к дочери? – спросил меня полковник. – У нее что, матери нет? Дополнительный отпуск за свой счет Вы можете взять только в случае смерти близких родственников, и то, если будет заверенная телеграмма.

Жене пришлось брать отпуск за свой счет и ехать за дочерью. Вот такая армейская справедливость, и благодарность за испорченный отпуск.

Второй раз на Ишим я попал летом. В тот год я больше месяца находился в этой дивизии, контролировал реконструкцию узла связи. По выходным работы не велись, и в эти дни мне делать было совершенно нечего. Сходил в палатку, где местный казах торговал пивом, но пиво было отвратительное, теплое и сильно разбавленное. Сделав пару глотков я вернул кружку казаху, сказав, что таким пойлом только свиней поить. Поболтался по городку и вернулся в гостиницу. На рыбалку бы выехать, удочки у меня всегда с собой были, так не на чем. Начальнику связи дивизии и начальнику узла связи служебная машина по штату не положена, а старых моих знакомых Славки и Николая здесь уже не было, Славка уехал на должность начальника связи дивизии в Нижний Тагил, а Николай перевелся служить куда-то на Украину. Все следующие выходные я провалялся в гостинице читая книгу, и мне это окончательно надоело. Решил по поводу рыбалки поговорить с начальником узла связи, Сергеем Ивановичем Горбенко, моим старым знакомым еще по одной из южных бригад, где он тоже был начальником узла связи. При нашей первой встрече, он мне, честно говоря, не понравился, показался высокомерным, барин, как про него говорил Анатолий Дмитриевич. Я тогда приехал к ним в бригаду чтобы помочь настроить аппаратуру каналообразования П-304, которую они самостоятельно не смогли настроить. Чтобы в дальнейшем обеспечить преемственность обучения, я предложил, чтобы на моих занятиях кроме специалистов, которые будут обслуживать аппаратуру, присутствовали еще начальник отделения, старший инженер и начальник узла связи, чтобы тоже имели представление об этой аппаратуре. Я в то время считал, да и сейчас считаю, что командир должен уметь делать все то, что должны делать его непосредственные подчиненные. Но у Горбенко на этот счет были свои представления, отличающиеся от моих.

– А зачем офицерам все это знать? Вот Вам два прапорщика, их и обучайте, – сказал он мне, и ушел, и больше я его в тот приезд не видел, хотя пробыл там еще три дня.

На новом месте Сергей проявил недюжинные организаторские способности, заставив полноценно трудиться старых бесперспективных капитанов, которые, при его предшественнике, вообще ничего не хотели делать, считая, что дальше Державинки их уже не пошлют. Вникнув в жизнь местных офицеров, Сергей понял, что для них здесь золотое дно, осенью, за счет охоты на гусей и уток, они запасались мясом на весь год, а зимой, в их холодильниках не помещалась пойманная рыба, перевод отсюда был бы для них наказанием. Двум, самым наглым капитанам, он вручил их личные дела и предложил в течении недели найти себе новое место, иначе он их уволит по служебному несоответствию. Через неделю оба капитана слезно молили Сергея оставить их служить на узле связи, и обещали добросовестно исполнять свои обязанности. Таким образом, вопрос с дисциплиной среди офицеров был решен. Зная эту историю, я и решил, что может он и с рыбалкой что-нибудь придумает.

Для Сергея это не было проблемой. На следующие выходные меня вывезли на один законсервированный объект узла связи, расположенный на самом берегу Ишима, на котором постоянно находились только прапорщик и один солдат. Там мне дали лодку, подсачек, садок для рыбы, и палку для удилища, червей я накопал в кошаре жившего рядом казаха. Рыбачил я здесь же, буквально напротив этого домика. Клевало хорошо, но уж слишком много мелочи, в садок я клал только то, было больше ладошки. Я наслаждался рыбалкой, такого клева у меня давно не было. Когда меня позвали на обед, от него я тоже отказался, не хотелось уходить от такого клева. Подсачек не пригодился, крупной рыбы не было, но к вечеру, ведро рыбы я наловил. Прапорщик сказал, что нам столько не нужно, поэтому полведра более мелкой рыбы я отпустил, а из остальной он сварил тройную уху. Пол-литра спирта, которые Сергей выделил мне на рыбалку, оказались как нельзя кстати. На следующее утро я проснулся пораньше, чтобы не пропустить утреннюю зорьку. Правду говорят: «Кто рано встает – тому Бог дает». У меня сразу клюнул крупный линь. С большим трудом я дотащил его до лодки и подцепил подсаком, по моей оценке, в нем было килограмма полтора. Потом клюнул мелкий окушек, а пока я его вытаскивал, его проглотила довольно крупная щука, примерно на килограмм. Пытаясь вырваться, она сделала несколько кульбитов, но я, все-таки, дотащил ее до лодки. С первого раза взять ее подсаком не удалось, подтянул ее еще раз к борту лодки и хотел уже повторить попытку, но щука ударила хвостом о борт лодки и сбежала. Адреналин зашкаливал, уже то, что я подержал ее на крючке, для меня было счастьем. А через час еще одна хорошая поклевка, тоже линь, примерно такой же, как и первый. Пять минут упорной борьбы – и он у меня в подсачке. Мелкую рыбу я теперь вообще не брал, а крупная больше не брала, поэтому, когда позвали на завтрак, я сразу поплыл к берегу. Позавтракали вчерашней ухой, которая казалась еще более вкусной, чем была вчера. После завтрака прапорщик предложил пожарить пойманных линей в газете, обещал, что это будет очень вкусно. Я такого блюда еще никогда не пробовал, поэтому сразу согласился.

Прапорщик приступил к приготовлению блюда. Пока солдат разжигал костер и поддерживал его, чтобы нагорали угли, он выпотрошил линей, посолил их снаружи, без очистки чешуи, а внутрь заложил мелко нарезанный зеленый лук, петрушку и укроп, все перемешанное и подсоленное. Затем завернул каждого линя в три или четыре большие газеты, типа «Правды», и положил под нагоревшие угли костра. Я с интересом наблюдал за всеми этими действиями, мне казалось, что газеты сейчас сгорят, и рыба окажется в пепле, но ничего подобного не произошло. Обгорел только верхний слой бумаги, нижние слои бумаги пропитались жиром и слиплись в единое целое, образовав своеобразный панцирь. Через полчаса прапорщик сказал, что рыба готова, он достал ее из костра, разрезал газеты и развернул рыбу. Теперь я понял, почему не нужно было очищать ее от чешуи, шкура, вместе с чешуей, прилипла к газете, и перед нами лежала уже полностью очищенная и от чешуи, и от кожи рыба. Рыба действительно оказалась очень вкусной, такой вкусной рыбы я еще никогда не ел. А пара рюмок разведенного спирта сделали ее вообще шедевром кулинарного искусства. Пригласили на пир и солдата, конечно же, для него без спиртного, и от этого деликатеса вскорости остались только косточки. Прапорщик рассказал мне о своей мечте, сделать электрическую удочку, чтобы не тратить много времени на рыбалку, а быстренько наловить сколько нужно рыбы, и уехать. Я сказал, что мне такая рыбалка была бы не интересна, ведь сам смысл рыбалки именно в том, чтобы сидеть и ждать поклевку, а затем, если клюнет приличная рыба, вываживать ее, здесь уже соревнование, кто кого победит. Если все это убрать, то что останется? Ничего. Как в магазине, только бесплатно. Нет, это не интересно.

Через пару месяцев после этого, когда я дежурил на командном пункте армии, к нам пришло сообщение, что в державинской дивизии погиб солдат, зашел по пояс в воду, стало плохо, и он утонул. Поскольку сообщение было довольно странным, начали разбираться подробнее. Оказалось, что солдат, который жил на законсервированном объекте, пошел на Ишим купаться и нырнул в воду с высокого берега вниз головой, но, в месте ныряния, оказалось очень мелко, он ударился головой об дно и сломал шейные позвонки. Я понял, что такую смерть нашел себе тот солдат, который помогал нам жарить линей, жаль парня, до дембеля ему оставалось служить пару месяцев.

Еще раз я попал на рыбалку на Ишиме в составе группы проверяющих, когда мы проверяли дивизию по частным вопросам. Нашу группу тогда возглавлял член военного совета армии, генерал Устинов. В воскресенье у нас был выходной, и нам разрешили отдыхать по своему плану, а генерал собрал в доме офицеров всех прапорщиков дивизии, чтобы не пьянствовали в выходной день, и провел с ними двух часовую воспитательную беседу. Поздно вечером жены прапорщиков начали, обрывая телефоны, названивать командованию дивизии и спрашивать, куда дели их мужей, почему они до сих пор домой не вернулись. Мероприятие у генерала оказалось крайне неудачным, после воспитательной беседы прапорщики весь день пропьянствовали, благо у жен теперь не нужно было отпрашиваться, их ведь на работу вызвали.

А нас пригласил на рыбалку наш старый знакомый, Юра, бывший адъютант командующего армией, а ныне молодой командир полка. Юра не ударил в грязь лицом, обеспечил всех и удочками, и наживкой, а еще накрыл на берегу Ишима приличную поляну с шашлыками. Большинство от этой поляны так и не отходили, а мы с Сергеем Сергеевичем, офицером из отдела химзащиты, и Колей Заболотневым, офицером из нашего отдела ловили рыбу с лодки, но Коля вскоре попросился на берег, ему досталось место посредине лодки, а оттуда неудобно было ловить, его удочка все время путалась то с моей удочкой, то с удочкой Сергея Сергеевича. Он стал ловить с берега, а для нас двоих в лодке было полное раздолье. Как всегда, клевали окушки с ладошку и такая же плотва. У меня опять клюнул мелкий окушек, а его догнала небольшая, с полкило, щучка. Я подтянул ее к лодке и уже хотел вытащить из воды, но и она провернула свой знаменитый щучий финт, ударила хвостом о борт лодки и была такова. Наловив полведра рыбы на уху, мы с Сергеем Сергеевичем тоже присели к поляне. Я рассказал Юре про щуку, которая ушла от меня, и вспомнил, что такой же финт щука проделала и в прошлом году, когда я рыбачил на Ишиме, вспомнил и про прапорщика, который тогда приготовил вкуснейших линей в газете. Так он же погиб, сказал Юра. Делал электрическую удочку, для чего перегородил Ишим двумя, находящимися на расстоянии десяти метров друг от друга сетками «рабица», и подключил их к напряжению 380 В. Но где-то был плохой контакт, и удочка не работала. Он крикнул солдату, чтобы тот отключил напряжение, полез в воду и поправил соединение провода с сеткой. Дал команду включить напряжение, но удочка снова не работала. Так продолжалось несколько раз. В очередной раз он полез в воду забыв дать команду на отключение напряжения. Вот так погиб второй мой знакомый по прошлогодней рыбалке.

Коля Заболотнев с рыбалки на поляну пришел последним. Ему сказали, чтобы сам себе наливал и закусывал тем, что видит, так как уха еще не готова. Коля налил себе в стакан из фляжки спирта, разбавил его водой из пол литровой банки, и залпом выпил, глаза его округлились, лицо вытянулось, он схватил стоявшую рядом литровую банку и глотнул из нее, глаза его еще больше округлились, в них застыл ужас. Ми смотрели на него и ничего не могли понять. А Коля схватил трех литровую банку, сделал глоток из нее, и чуть ее не бросил, еле успели подхватить, побежал к реке и стал пригоршнями пить воду из реки. Мы начали догадываться, что произошло, во всех банках, из которых пытался запить Коля, был спирт. Вода стояла в десяти литровой канистре, но он об этом не знал, так как слишком поздно пришел к поляне и не слышал, когда объясняли, где и что стоит.

Потом пошли купаться. Здесь не повезло уже мне. В воде я напоролся на разбитую бутылку и сильно разрезал ногу. Рану промыли спиртом и замотали бинтом, который нашелся в автомобильной аптечке. После окончания пикника, меня завезли в госпиталь, где мою рану обработали уже профессионально.

Еще одна замечательная рыбалка была на небольшой речушке Кумак, протекающей вблизи городка Ясный, где мы, в составе целой комиссии, состоящей из представителей заводов-изготовителей, НИИ-4, меня, и возглавляющего эту группу полковника Долиненко, офицера начальника войск связи РВСН, искали причину не прохождения команд аппаратуры АСУ по каналам радиосвязи. По проводным каналам аппаратура работала прекрасно, а вот по каналам радиосвязи, организованным по аппаратуре «Брелок», отказывалась работать напрочь. Три дня прошли безрезультатно. Поиском неисправности сначала пытались руководить промышленники, потом представители НИИ-4, но так ничего и не нашли, только переругались, и никаких светлых мыслей, на мой взгляд, в их умных головах не было. Крика было много, а толку никакого.

– Товарищ полковник, – обратился я к Долиненко на четвертый день, – возьмите власть в свои руки и прекратите этот бардак.

– И что я буду делать с этой властью? – спросил меня Долиненко.

– Как что? Мне ее передадите, а я попробую еще один вариант, – ответил я.

– Ладно, попробуй еще и ты покомандовать, – согласился Долиненко, – все равно никто не знает, что дальше делать.

– Внимание всем! – сказал он. – Умные головы, Вы все свои идеи уже исчерпали, пусть теперь армейский майор покомандует, говорит, что у него есть какая-то идея.

Я предложил пустить сигнал, предназначенный для радиоканала, по проводному каналу, изменив его регулировку под более низкий уровень сигнала. В таком виде сигнал прекрасно дошел до нижнего звена, значит дело было не в сигнале, ситуация немного прояснилась. После этого, я взял у радистов наушники для прослушивания двух разных сигналов, и подключился ими к прямому и обратному каналам. Было четко слышно, как идет передача по прямому каналу, а затем, по обратному каналу, идет короткая квитанция. Теперь нужно было то же самое прослушать в радиоканале. Здесь картина отличалась, две короткие посылки шли одновременно по прямому и обратному каналу, и все пропадало. При этом сигнал до нижнего звена не доходил.

– А в каком виде у вас передается квитанция на сообщение? – спросил я представителей завода-изготовителя АСУ.

– Та же кодограмма возвращается, – ответили мне.

Картина для меня стала понятной, и я объяснил ее присутствующим. В аппаратуре «Брелок» затухание между передающим и приемным каскадами недостаточное, поэтому, передаваемый сигнал проходит на прием, и воспринимается как квитанция, после чего, передача сразу же прекращается, а нижнее звено получить сообщение за это время еще не успевает. Поскольку быстро улучшить параметры аппаратуры «Брелок» не реально, то нужно что-то делать с квитанцией, чтобы она отличалась от передаваемого сигнала. Представители завода подумали, и предложили квитанцию передавать в виде инвертированного сигнала, тем более, что такая инвертированная комбинация в аппаратуре уже существовала, но не использовалась. На следующий день они съездили в полк и где-то в одном из блоков перепаяли два проводка к другим клеммам. Передача сообщений по радио пошла без проблем. В субботу мы писали акты с предложениями о доработке аппаратуры АСУ, а в воскресенье нам предложили выехать на рыбалку.

Речушка, на которую мы выехали, была метров двадцать шириной, и до двух метров глубиной. В одном месте, на середине речки, лежал огромный валун, примерно на метр торчащий над водой. Вода в речке была прозрачной, и было видно, что за этим валуном стоит стайка рыб. Несмотря на то, что был конец августа, было достаточно жарко, и умные головы предложили две бутылки водки, которые мы привезли с собой, поставить в воду, чтобы они не нагрелись, что и сделали. Местные товарищи достали бредень и спиннинг, а я раздал имевшиеся у меня удочки без удилищ. Удилища вырезали здесь же на берегу из верболоза, коротковатые конечно получились, но другого материала здесь не было. На червя рыба практически не клевала, а вот на скакавших вокруг кузнечиков, небольшие двухсот граммовые голавлики клевали с жадностью. За два часа на четыре удочки мы наловили ведро рыбы. На спиннинг была поймана только одна щучка, грамм на триста, а в бредень вообще ничего не поймали. Но всех удивил подполковник из НИИ-4, который ловил рыбу руками, такого я еще никогда не видел. Он взял в руки метровую веточку верболоза, с листиками на конце, и пошел к валуну. Правую руку с веткой, он аккуратно заводил за валун, стая рыбок смещалась от этой ветки в противоположную сторону, и когда она была достаточно близко от его левой руки, он хватал ею одну из рыбок и выбрасывал на берег. Так он поймал с десяток приличных рыбок. Это было настолько просто и непринужденно, что остальным тоже захотелось так половить, но увы, этот фокус больше ни и кого не получился.

В поисках рыбы мы отошли метров на двести от того места, где оставили вещи и водку для охлаждения, поэтому решили возвращаться назад и начинать варить уху, рыбы уже было предостаточно. Навстречу нам попались два мужика, которые, глядя на нас, как-то дурковато хихикали.

– Что за придурки? – сказал кто-то из наших.

Причина их хихиканья открылась, когда в воде мы не нашли свою водку. Больше спиртного у нас не было, поэтому предстояло попробовать уху без традиционной водки. Среди рыбаков существует поверье, что в уху обязательно нужно добавлять водку, поэтому ребята приуныли, как же теперь уху без водки будем готовить. В командировках в Капустин-Яр, меня научили готовить прекрасную двойную и тройную уху, поэтому я пообещал приготовить уху без водки, объяснив, что настоящие рыбаки водку в уху не добавляют, водка добавляется по вкусу, прямо в горло, но поскольку ее уже нет, то попробуем обойтись без нее. И я приготовил вкуснейшую тройную уху, она была настолько вкусной, что о водке никто даже и не вспомнил, ведро ухи съели без остатка.

Капустин Яр

За время службы в Оренбурге, я побывал в Кап-Яре пять раз. В то время я был членом государственной комиссии по приемке ракетных комплексов. Командировки были длительными, до сорока пяти суток. Вместе со мной все время ездили Боря Баранцев, со службы главного инженера, и Костя Павленко, с автослужбы. Председателем комиссии был полковник Петров, заместитель главного инженера армии. Жили мы в гостинице на второй площадке, чтобы было не очень далеко ездить к месту испытаний комплексов, а ездили на УаЗике, который на все время командировки предоставлялся председателю комиссии. Рабочий день длился с девяти до восемнадцати часов, после чего в течение часа шло подведение итогов работы, проделанной за день, и ехали на ужин на вторую площадку. Обедали в столовой на той же площадке, где проходили испытания, но в этой столовой кормили гораздо хуже, чем в столовой на второй площадке. Лучше всего, конечно, кормили в столовой на десятой площадке, то есть в жилом городке, но туда было далеко ездить, порядка тридцати километров. Туда можно было только в выходные на рейсовом автобусе съездить, что мы иногда и делали. В этой столовой всегда была свежая жареная рыба, особенно мне нравился сом, и я всегда, если была такая возможность, брал две порции сома. После блюд, которые можно было взять в столовых на площадках, это было просто объедение, да к тому же, здесь еще и пару кружек пива можно было взять.

На десятой площадке жило много моих однокашников. Прежде всего, я разыскал Колю Микулу, который служил здесь на вычислительном центре. Он и пригласил меня к себе в гости. За обедом Коля рассказал мне, какая здесь замечательная рыбалка (а мы с ним еще в Харькове вместе на рыбалку ездили), что недалеко от того места, где мы жили, есть деревня Солянка, возле которой в проточных озерах очень много рыбы. Поведал мне также о том, что вместе с ним здесь служит Александр Уздемир, который все выходные проводит в библиотеке, так как готовится поступать в адъюнктуру, Володя Максименко стал замполитом, а Гена Мерзлов стал осведомителем у командира, Сережа Петров служит на той площадке, где мы проводим испытания, но после того, как попался на пьянке, стал замкнутым и держится от всех подальше. На второй площадке еще служит Коля Железняков, который до сих пор ходит старшим лейтенантом, так как женщины и водка ему нравятся больше, чем служба. На следующий день мне удалось встретиться с Уздемиром, и даже побывать у него в гостях. Позже встретился и с Петровым. Он сухо со мной поздоровался, не выражая никаких эмоций и всем своим видом показывая, что общаться со мной он не намерен.

О рыбалке на Солянке я рассказал Боре и Косте, хотел их этим удивить, но они удивили меня, сказали, что пока я отдыхал на десятке, как называли жилой городок, на Солянке они уже побывали, и все разведали. До деревни по полю шесть километров, в деревне есть продуктовый магазин, в котором продается и водка, и колбаса. До прудов от деревни еще километр, неподалеку есть лесок, в котором можно вырезать удилища. Оставалось только дождаться выходных. В следующую субботу мы пошли на Солянку. Идти конечно было далековато, но ведь впереди была долгожданная рыбалка, и это придавало сил. В магазине купили хлеба, колбасы, и две бутылки водки. Прошли метров двести к озеру, как Боря вдруг что-то вспомнил, сказал, что мы не все купили и побежал обратно в магазин. Вернулся он с еще одной бутылкой водки.

– А это еще на хрена? – спросили мы его.

– А вдруг двух не хватит, с озера то бежать дальше будет, – резонно ответил Боря.

В лесочке накопали червей и вырезали удилища. К нашему большому сожалению, орешника, из которого получаются длинные и тонкие удилища, здесь не было, в основном рос корявый карагач, изредка встречались березки и осинки, но они были довольно толстыми. После долгих поисков нашли какие-то небольшие деревца типа черемухи, из них и вырезали сравнительно тонкие, хотя и не очень длинные, удилища. Рыба клевала на червя очень бойко, ждать поклевку почти не приходилось. Клевали в основном небольшие плотвички и окушки, с ладошку размером, частенько попадался небольшой двухсот граммовый жерех. К нам присоединился еще один юный рыбак, местный пацаненок лет шести или семи, который пытался ловить на изогнутую иголку вместо крючка, привязанную к суровой нитке. Я вспомнил свое детство, именно на такую снасть и я пытался ловить рыбу в его годы. Я подарил ему одну из своих удочек, пацан прямо засветился от радости, наловил целый пакет рыбы и счастливый убежал домой. Мы были на озере весь день, солнышко светило яркое, и мы даже позагорать попытались, но холодный ветер нам этого не позволил, пришлось одеваться. Съели всю колбасу и выпили две бутылки водки, третью не осилили, оказалось, что я пью в два раза меньше, чем они, так что зря Боря за третьей бутылкой бегал. Но теперь потребляемая норма была определена, и в дальнейшем можно будет четко определять нужное количество спиртного. Наловили мы много, поэтому более мелкую рыбу сразу выпустили, а более крупную здесь же почистили и выпотрошили, чтобы в гостинице пожарить, средненькую решили посолить и завялить для пива. Вечером у нас был шикарный ужин из жареной рыбы, здесь и пригодилась третья бутылка водки, не зря все-таки Боря за ней бегал. Засоленную рыбу повесили сушиться на балкончике, но через пару дней нас заставили ее снять, сказали, что своей рыбой мы всю гостиницу провоняли.

Работа по приемке комплекса шла к завершению, и мы выехали на четыре дня на полевые испытания. Вот здесь я и познакомился с солончаками, о которых до этого никогда даже не слышал. Я ехал с командным пунктом полка, в состав которого входило пять машин на базе четырехосных МаЗ-543, вес которых был порядка сорока тонн. Была вторая половина апреля, снег уже везде растаял, но лужи стояли везде, в том числе и на полевой дороге, по которой мы ехали. В одной из таких луж первая машина и застряла, да не просто застряла, а села на брюхо, при этом все восемь колес беспомощно крутились в жиже, не доставая до твердого грунта.

– Солончаки, – сказали местные товарищи.

– Какие солончаки? – не понял я.

– Ну это как трясина, – пояснили мне, – сверху немного грунта, а ниже бездонное болото.

Подцепили застрявшую машину к другому МаЗу штатным четырехметровым тросом. Здесь обнаружилось, что трос на два метра ушел под первую машину, поскольку кунги у этих машин на два метра нависают над рамой МаЗа, на которой и находится прицепной крюк, поэтому кабина второй машины оказалась в двух метрах от кунга первой, одна ошибка водителя, и первая машина может врезаться в кабину второй, если ее колеса достигнут твердого грунта. Но этого не случилось. Вторая машина попыталась дернуть первую и тут же села сама, точно так же, как уже сидела первая. Решили третьей машиной объехать первые две и дернуть первую машину спереди, поставив машины кабинами друг к другу, чтобы трос не уходил под машину, а, следовательно, они находились бы на большем расстоянии друг от друга. Третья машина села на брюхо сразу же, как только съехала с наезженной на дороге колеи. По радио связались с базой и попросили привезти серьгу, с помощью которой соединяются два троса. Через час приехала автомашина Урал, которая и привезла такую серьгу. Соединили два троса вместе и подогнали четвертую машину к заду третьей, дернули, и посадили и четвертую машину. В кузове Урала нашлась четырехметровая палка, я взял ее и попытался замерить глубину этой трясины, до твердого грунта эта палка не достала. Стало совсем грустно. Вызвали с базы машину Ураган, такой же МаЗ, но с обычным кузовом вместо кунга, поэтому намного легче наших машин. Надеялись, что он сможет сдернуть наши машины, но и ему это не удалось, он тоже безнадежно застрял. А остальные машины, тем временем, медленно но верно погружались в эту жижу все глубже, появилась угроза, что их совсем может засосать. Доложили об этом на базу, и нам прислали гусеничный тягач. На него была вся надежда, он то уж не должен был застрять. Подцепили к нему одну из застрявших машин, он пару раз провернул землю гусеницами, и погрузился в жижу по самую кабину. В отличие от застрявших машин, у которых оставалась не разрушенная полоска грунта между передними и задними колесами, гусеницами он все с боков у себя выгреб и стал быстро погружаться в жижу. Мне эта ситуация показалась критической, но водитель привязал к гусеницам имеющееся у него бревно и сам себя вытащил, бревно при этом, он правда поломал. Поскольку другого бревна у него не было, участвовать дальше в спасательной операции он отказался. Всё, оставалось только ждать, когда жижа засосет машины. И тут свою помощь предложил старый мужик, водитель Урала. К его предложению сначала отнеслись скептически, разве сможет легкий Урал сдвинуть лежащую на брюхе сорока тонную махину, но, поскольку других вариантов уже не было, а Урал спокойно ездил вокруг застрявших машин и нигде не проваливался, решили попробовать. Подцепили самую легкую из застрявших машин – грузовой Ураган. Короткими рывками Урал начал сдвигать его с места, и вскоре вытащил, как я понимаю, по жидкой грязи тащить машину было легче, чем было бы по сухой земле. Появилась надежда, что сможем вытащить и остальные машины. К ближайшей застрявшей машине подцепили сначала Урал, а затем к нему вытащенный Ураган, мелкими рывками, без прокручивания колес, за полчаса они вдвоем эту машину вытащили. С тремя оставшимися пришлось повозиться гораздо дольше, поскольку вокруг них уже все было разрыто, но, со временем, и их вытащили. Не прошло и суток, как мы снова были готовы двигаться дальше. Вот такие здесь солончаки.

Перед отъездом домой решили еще рез сходить на рыбалку. Костя пригласил на рыбалку своих представителей завода МаЗ, которые пообещали принести с собой ведро и картошку, чтобы сварить уху, а Боря пригласил своего непосредственного начальника, полковника Петрова. Мазисты, как называли представителей этого завода, пошли в нами на рыбалку с самого утра, поэтому ведро рыбы у нас было уже к двенадцати часам, приготовить тройную уху сам бог велел. Полковник Петров, вместе с полковником Трошиным, главным инженером тагильской дивизии, приехали, когда уха была уже практически готовой, и привезли с собой фляжку спирта. Трошин, пока уха доваривалась, тоже решил порыбачить, и вытащил на удочку огромного рака, которого решил тут же сварить в ухе. Но рак не хотел лезть в уху, он расставил клешни и уперся ими в края ведра. Такого громадного рака я еще никогда не выдел, с трудом полковнику удалось запихнуть его в ведро. Тройная уха, да еще под рюмку, пошла великолепно, с удовольствием съели не только уху, но и ту рыбу, которая перед этим варилась для навара, и была потом вытащена в котелок. Ее специально оставляли, вдруг кто захочет еще и рыбки покушать. Особенно уха понравилась полковнику Петрову, он говорил, что такой вкусной ухи еще никогда не пробовал.

В следующую поездку в Кап-Яр я взял с собой пяти метровую телескопическую удочку, а Костя две легкие капроновые сети по двадцать пять метров. Теперь может что-то и крупненькое поймаем. На этот раз с нами от службы главного инженера, кроме Баранцева, ехал еще и майор Христенко. Поскольку на этот раз я взял с собой еще и рыбацкую одежду, то вещей у меня в руках было многовато, и он предложил понести мою удочку, самое «тяжелое», из того, что у меня было, но я и на это согласился. После того, как мы вышли из бюро пропусков, где оформляли документы, я заметил, что моей удочки в руках у Христенко нет.

– А где удочка? – спросил я.