– Чур меня, чур! Ты же умер, дедушка! Я тебя в землю закапывал.
Солдат сел на камушек и обхватил руками голову.
– Сам ты умер! – ответил мужичок. – Сам ты дедушка!
Третий солдат, видя, что у его товарищей ничего не получается, решил действовать решительный. Он подошел к хлипенькому с длинными волосиками и с размаху шарахнул его прикладом. Волосатенький беспомощно закрыл руками голову. При всей своей хлипкости он остался стоять на ногах. Мало того, ружье каким-то макаром вырвалось у солдатика из рук и улетело в сторону. Солдат оглянулся – ружья нигде не было.
Офицер проявил сообразительность. Он развернулся в сторону лагеря и во весь голос закричал:
– Колдуны! Здесь Колдуны! Хватайте их!
Широкоплечий щелкнул пальцами, и офицер закашлялся, как будто подавился, и перестал кричать.
– Коллеги, нам нужно быть осторожней, – сказал широкоплечий. – Нас уже заметили.
Действительно, от лагеря в их сторону бежали несколько солдат. Там увидели, что у рогатины творится что-то неладное.
– Давайте воспользуемся невидимостью, – предложил хлипенький.
– Надо было сделать это раньше, – проворчал тот, который со странным лицом.
– Исчезаем! – подытожил широкоплечий.
И трое пришельцев растаяли в воздухе.
Подбежавшие солдаты увидели повозку с двумя мулами, а рядом трёх солдат. Один стонал, как наемная старушка-плакальщица на похоронах – у него была вывихнута рука. Другой сидел на травке, обхватив голову, и бормотал: «Дедушка, дедушка!» Третий ходил по обочине на полусогнутых ногах и всматривался в траву, будто хотел поймать кузнечика. Он искал ружье.
Офицер тоже был не в себе. Он взволнованно махал руками и беззвучно открывал рот, пытаясь что-то объяснить. Наконец он успокоился, достал из планшета блокнот с карандашом и написал: «Колдуны. Трое».
Глава 42. Вспоминай, вспоминай, мама!
– Вот я тебя сейчас!
Графин ударился в стену и разбился в мелкие кусочки. Аттила успел увернуться. Он сиганул с комода на пол и рванул через комнату.
– Ах, так! – закричала мама и швырнула в Аттилу стакан с остывшим чаем. Чай с чаинками вылился ей на блузку. Стакан в Аттилу не попал. Он угодил в открытый платяной шкаф, выкатился наружу на ковер и, замерев, развалился на две половинки. Аттила юркнул под диван.
– Я хвост тебе оторву, гадкий котишка! На шапку отдам, на помойку выброшу!
Мама легла на живот рядом с диваном и попыталась схватить за лапу забившегося туда героического кота. Руки не хватало, чтобы достать его, надо было взять что-то длинное.
– Попросишь ты у меня чего-нибудь вкусненького! – зловеще прошипела мама.
Она вскочила, побежала в туалет, схватила ершик для унитаза, вернулась в комнату и снова легла на пол. Гадкого котишки под диваном уже не было.
Поднявшись, мама воинственно оглядывала комнату, держа перед собой ершик наготове.
– Где ты, паразит? Выходи, хуже будет! Убью!
Паразит затаился. Мама медленно обходила помещение.
–Ай! – вдруг вскрикнула она.
Это в ногу впился осколок графина. Ершик выпал из рук на ковер. Мама захромала к дивану.
Опустившись на диван, она вытащила из пятки стеклянную занозу, протянув руку, взяла со столика бумажную салфетку и промокнула выступившую кровь.
Минуту она сидела с отрешенным лицом, потом плечи ее мелко затряслись и она расплакалась. Непонятно откуда взявшийся Аттила мягко запрыгнул на диван и стал тереться о мамино бедро.
– Они вернутся, – сказал Аттила. – И ты вернешься. И все будет хорошо.
– Правда? – спросила мама, шмыгая носом.
– Правда! – ответил кот и лизнул ее руку шершавым языком.
– А если не вернутся?
И она снова разрыдалась. Одной рукой она вытирала слезы, а другой прижимала салфетку к пятке.
Сегодня героический кот Аттила сделал то, чего все это время так страшился. Он рассказал маме, кто она такая, что у нее есть муж и сын и куда они делись.
После трех неудачных свиданий, мама совсем сникла. На людях она продолжала быть красивой и веселой, а дома садилась в кресло и смотрела в одну точку.
Прошел ровно месяц с того времени, как чудесный муж усыпил ее поцелуем в затылок. Если бы гантимурские чары были произведены качественно, а не сляпаны наспех, сегодня она бы проснулась у себя дома на диване и начала новую счастливую жизнь.
Вместо этого сегодня утром она почувствовала себя особенно гадко. Голова горела, в груди как будто что-то застряло, а поясницу ломило. Время от времени сквозь туловище словно проползали холодные змейки.
Видимо, тому виной были гантимуровы чары, которые, хоть и были низкокачественными, но заложенный в них будильник сработал и они поменяли характер.
Вечером мама вернулась в гостиницу сама не своя. Лицо было землистого цвета, взгляд затравлен. Не сказав Аттиле ни слова, мама, одетая, едва скинув туфли, упала на постель и спрятала лицо в подушку.
Аттила понял, что терять уже нечего.
– Эй! – промурлыкал он, заскочив на кровать и проводя хвостом по маминой шее. – Тебе плохо, потому что ты хочешь что-то вспомнить, а что – не знаешь.
– С чего ты взял? – в подушку ответила мама, настороженно.
– Помнишь мальчика-школьника и мужчину с бородой?
– Не знаю я никакого школьника и никакой бороды!
– А ты вспомни! Я тебе сейчас помогу.
Аттила зашел маме на спину и сквозь блузку начал колоть ее коготками, как будто месил тесто.
– Вспоминай! Мужчина такой высокий и задумчивый. Мальчик такой забавный, русоволосый с голубыми глазами… Вспоминаешь?
– Нет…