Избранные труды (сборник)

Недостаточный учет этой связи между шайкой и повторностью, с одной стороны, и ущербом хищения – с другой, может привести к неправильной индивидуализации наказания. Такую ошибку допустил, например, суд в деле С. Работая в колхозе заправщиком горючего, С. за период в 13 дней похитил с поля совхоза 303 кг ржи. За повторное хищение социалистической собственности он был осужден по ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» на двадцать пять лет лишения свободы. Верховный Суд СССР приговор отменил и указал в частном определении, что Верховный Суд УССР незаконно оставил в силе явно несправедливый по суровости наказания приговор: наказание было определено без учета личности виновного и не в соответствии с тяжестью причиненного социалистической собственности ущерба[305 - См. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1953 г. № 4, стр. 33–35.].

С. и Г. были осуждены линейным судом за хищение шайкой по ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Отменяя приговор, Пленум Верховного Суда СССР указал, что из материалов дела видно, что стоимость похищенного составляет 400 руб., а поэтому у суда не было оснований к назначению наказания С. в виде двадцати пяти лет, а Г. – в виде двадцати лет заключения в местах лишения свободы, обоим с последующим поражением в правах, предусмотренным пп. «а», «б» и «в» ст. 31 УК сроком на пять лет. «Пленум считает, что к определению меры наказания осужденным по данному делу суд подошел формально, без учета требований ст. 30 Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик…»[306 - «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1954 г. № 1, стр. 3–192.]

В составе с альтернативными последствиями отдельные ущербы по тяжести, как правило, не одинаковы. Особенно это касается составов с альтернативными последствиями в виде создания реальной возможности причинения вреда и фактического наступления вредных последствий (ст. ст. 59

, 59

, ч. 3 ст. 133 и другие статьи Уголовного кодекса РСФСР). При прочих равных условиях одно лишь создание опасности ущерба является менее тяжким вредом нежели фактическое его причинение.

Преступное последствие в форме создания возможности наступления вреда варьируется по своей тяжести в зависимости от серьезности ущерба, который должен наступить при реализации этой возможности и от близости наступления ущерба. Проводники вагона П. и С. на протяжении всего пути пьянствовали, оставив вагон без присмотра в течение целого рейса. Они создавали своими действиями возможность наступления тяжких последствий (несчастные случаи с пассажирами, задержка поезда, порча вагона и т. д.)[307 - См. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1949 г. № 11, стр. 35–36.].

Создавал опасность безопасности движения поезда и пьяный машинист К., который забравшись на паровоз пассажирского поезда, пытался вести состав, вопреки законным требованиям дежурного машиниста немедленно покинуть паровоз[308 - См. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1949 г. № 9, стр. 9.]. Однако степень возможной опасности причинения тяжких последствий в обоих случаях различна. Прежде всего потому, что размеры ущербов, которые могли наступить при реализации этой опасности, неодинаковы. В деле проводников П. и С. наиболее возможен был ущерб в виде остановки поезда или несвоевременной отправки его и менее вероятен случай причинения вреда пассажирам в виде увечий и т. д. В деле же машиниста К. мог наступить весьма тяжелый ущерб (авария с человеческими жертвами, нарушение движения на данном участке дороги и т. д.). Поэтому Верховный Суд СССР отменил чрезмерно мягкий приговор по делу К., указав в своем определении: «Доводы Коллегии не являются убедительными, так как учитывая повышенную общественную опасность действий К., создавших серьезную угрозу безопасности движения, положительный отзыв о К., в соответствии со ст. ст. 9 и 45 УК РСФСР, не мог служить достаточным основанием для применения к нему ст. 53 УК РСФСР»[309 - Там же.].

Степень опасности реальной возможности наступления вреда зависит, далее, от близости наступления вредных последствий. Так, проводник вагона З. был осужден по ст. 59

УК УССР (59

УК РСФСР). Суд признал его виновным в том, что он явился на работу в нетрезвом виде, в то время как его работа непосредственно связана с безопасностью движения. Генеральный прокурор принес протест на приговор, считая его неосновательным. З. явился на работу до заступления на дежурство и был своевременно заменен другим работником. Верховный Суд СССР приговор отменил[310 - См. «Социалистическая законность» 1951 г. № 2, стр. 91–92.]. В данном случае близость наступления вредных последствий с учетом характера работы проводника создавала столь малую вероятность аварии, простоя и других последствий, указанных в ст. 59

УК УССР (59

УК РСФСР), что субъекта надлежало наказывать не в уголовном, а в дисциплинарном порядке.

В другом случае старший стрелочник М. заступил на дежурство в нетрезвом виде. Близость наступления последствий с учетом тяжести возможного ущерба послужили основанием для осуждения М. по ст. 59

УК[311 - См. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1949 г. № 2, стр. 11–12.]. В составах с альтернативными последствиями при чинение относительно более тяжкого ущерба является основанием для назначения в пределах санкции более повышенного наказания. Так, ч. 1 ст. 142 УК предусматривает потерю важнейших органов человеческого организма, обезображивание лица, душевную болезнь, ранение, опасное для жизни. Причинение душевной болезни по своим далеко идущим последствиям можно считать, при прочих равных условиях, более тяжким, нежели, например, потеря слуха на одно ухо.

В преступном нарушении дисциплины на транспорте последствия выражаются и в уничтожении, повреждении подвижного состава, и в авариях с человеческими жертвами, и в простоях, и в нарушениях графика, но самыми тяжкими из них являются аварии с человеческими жертвами. Поэтому по всем делам по ст. 59

УК, где наносится ущерб здоровью, жизни человека, Верховный Суд СССР требует применения самых высоких мер наказания[312 - «Суд должен, – указывал Верховный Суд СССР по делу Б., – применять суровое наказание к шоферу, допустившему грубое нарушение правил вождения автомашины, повлекшее аварию с человеческими жертвами» («Судебная практика Верховного Суда СССР» 1949 г. № 9, стр. 36).].

Вообще во всех тех преступлениях, которые допускают возможность причинения ущерба в виде лишения жизни человека, без квалификации их по совокупности со ст. ст. 136, 137, 138, 139 УК, наступление смерти является тягчайшим ущербом из всех возможных. Так, смерть работника в результате поставления его в опасные условия труда (ч. 3 ст. 133 УК), нарушение правил техники безопасности с причинением вреда гражданам (ст. ст. 108, 108

УК), уничтожение имущества с человеческими жертвами (ч. 2 ст. 79, ч. 3 ст. 175 УК) и в других подобных случаях причинение смерти является самым тяжким ущербом и служит веским основанием для применения максимальных мер наказания в пределах санкции соответствующих статей закона.

В свою очередь, каждый из ущербов имеет различную степень тяжести. Так, простой вагонов может исчисляться временем от нескольких часов до нескольких суток. Материальный ущерб в результате транспортных аварий – от нескольких сотен до нескольких десятков тысяч рублей. Ю. был осужден по ст. 59

УК к шести годам лишения свободы за то, что, работая шофером автомашины, в результате нарушения трудовой дисциплины, допустил аварию, ко торой был причинен ущерб в размере 1403 руб.

На приговор суда председатель Верховного Суда СССР принес протест по мотивам чрезмерной суровости приговора. Суд не учел степени вины и степени тяжести причиненных последствий. Верховный Суд СССР снизил Ю. наказание[313 - См. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1954 г. № 1, стр. 20–21.].

Помимо конкретного размера ущерба, являющегося элементом состава данного преступления, суды при индивидуализации наказания принимают во внимание и те наступившие вредные последствия, которые не являются элементами данного состава преступления. Это последствия, которые субъект причиняет на стадиях предварительной преступной деятельности или которые наступают уже после окончания преступления.

Например, совершая хищение, субъект повреждает чужое имущество, избивая лицо в месте нахождения многих людей, ранит других граждан, злоупотребляя властью, подделывает документы, совершая изнасилование, наносит жертве телесные повреждения и т. д. Все эти дополнительные, помимо основного, ущербы наносятся на стадии приготовления или исполнения преступления, они не образуют самостоятельного преступления, но учитываются как отягчающие наказуемость обстоятельства.

Еще более разнообразны вредные последствия, которые наступают после совершения лицом преступления. Например, в результате крупного хищения продуктов на какое-то время перестал работать магазин, что создало некоторые перебои в снабжения населения в отдаленном от районного центра пункте. В результате хищения важных деталей из мастерской последняя прекратила работу. Вследствие убийства при разбойном нападении сына тяжело заболел отец, в связи с болезнью которого затормозилась проводимая им важная исследовательская работа и т. д.

Все эти дальнейшие последствия ближе или дальше отстоят от основного преступления и могут быть весьма разнообразны. Причем эти ущербы не всегда носят уголовно-правовой характер, то есть не всегда представляют собой объективные вредные изменения в объектах, охраняемых уголовным законодательством. Сфера дальнейших последствий весьма широка и может относиться к области ад министративных, гражданских, дисциплинарных и моральных отношений.

Ущербы, которые наносятся объектам на стадии приготовления или исполнения преступления по своему содержанию тесно связаны с ущербом основного преступления. Вменение их в ответственность при индивидуализации наказания не представляет труда: лицо умышленно (с прямым или косвенным умыслом) идет на их причинение, избирая соответствующий способ совершения преступления и потому должно нести ответственность за эти вредные последствия.

Сложнее обстоит дело с вредными последствиями, которые следуют после окончания преступления. Они носят весьма разнообразный характер и подчас далеко отстоят от самого совершения преступления. Встает вопрос, все ли фактически наступившие дальнейшие последствия могут быть вменены лицу в качестве отягчающих наказуемость обстоятельств. Понятно, что не все. Вменяются те вредные последствия, которые: а) объективно и б) субъективно связаны с действиями лица. Объективная связь наступивших последствий с действиями лица может выражаться либо в том, что субъект сам их непосредственно причиняет, либо в том, что он создает благоприятные условия для их последующего наступления. Так, З., дважды судимый за хулиганство, убил по мотивам ревности жену ударами специально для этого изготовленного железного стержня. «Переходя к избранию меры наказания, Судебная коллегия считает, – указано в определении по этому делу, – что З. совершил убийство своей жены при особо отягчающих обстоятельствах, лишив матери четверых малолетних детей»[314 - Архив Московского городского суда 1956 г., дело № 2-209-56.]. Лишение четверых детей матери является таким вредным последствием, которое лежит за составом убийства, но непосредственно связано с действиями виновного. При этом З. сознательно шел на причинение такого вреда. Потому суд с полным основанием посчитал этот вред серьезным отягчающим наказуемость субъекта обстоятельством.

Л. хранил без разрешения сильнодействующий яд – сулему. Этим ядом отравилась Ю. при следующих обстоятельствах: находясь с Л. в близких отношениях, Ю. решила порвать с ним эти отношения, о чем сказала Л. Последний в ответ на это пригрозил Ю., что он отравится и стал разводить сулему в стакане. Ю., видя это, изъявила желание также покончить с собой, и, попросив у Л. часть яда, тут же выпила его и умерла. Сам же Л. яда не принял. Возник вопрос об ответственности Л.

Суд первой инстанции привлек Л. к уголовной ответственности по совокупности – за хранение яда и за содействие самоубийству. Вышестоящий суд не нашел признаков содействия самоубийству (ст. 141 УК), так как Ю. совершеннолетняя и вменяемое лицо. Самоубийство Ю. было признано отягчающим наказуемость Л. обстоятельством, которое должно быть учтено при назначении наказания по ст. 179 УК. Верховный Суд СССР с этим не согласился по тем причинам, что «…то, что не могло быть вменено Л. как самостоятельное преступление, – говорится в определении по делу Л., – не может быть вменено ему в качестве обстоятельства, отягчающего его вину в совершении преступления, предусмотренного ст. 179 УК РСФСР.

Хотя ст. 179 УК РСФСР карает нарушение указанного в ней запрета независимо от того, повлекло ли оно вредное последствие или нет, однако это не значит, что такие последствия не должны приниматься во внимание при определении степени вины нарушителя.

Но это может относиться только к тем последствиям, которые непосредственно связаны с данным нарушением. В настоящем же случае непосредственной связи между отравлением Ю. и правонарушением, совершенным Л. нет, так как отравление Ю. произошло не в результате этого нарушения, а в результате других действий Л., и действий самой Ю., связанных с их личными отношениями»[315 - «Судебная практика Верховного Суда СССР за 1946 г.», М., 1947, вып. V (XXIX), стр. 3–4.]. Верховный Суд СССР снизил наказание Л. с пяти до трех лет лишения свободы.

Определение коллегии представляется спорным. Прежде всего нельзя согласиться с исходным положением определения, что не может быть вменено в качестве отягчающего наказуемость обстоятельства то, что не вменяется в качестве самостоятельного преступления. В этом утверждении допущено очевидное смешение элементов состава и отягчающих наказуемость обстоятельств. Как раз наоборот, только те из причиненных лицом последствий могут вменяться как отягчающие наказуемость обстоятельства, которые не образуют самостоятельных преступлений. Если бы в деле Л. самоубийство Ю. было последствием доведения жертвы до самоубийства, тогда бы Л. отвечал по совокупности двух преступлений: незаконного хранения яда (ст. 179 УК) и за доведение до самоубийства (ст. 141 УК). В случае же, если бы под самоубийством скрывалось замаскированное убийство, Л. отвечал бы по ст. ст. 136 и 179 УК.

Л. своим преступлением – хранением яда – создавал благоприятные условия для отравления этим ядом других лиц. Поскольку при указанных обстоятельствах дела Л. достаточно ясно предвидел возможность отравления Ю., последнее должно быть вменено ему как отягчающее наказуемость обстоятельство[316 - Вполне основательно критиковал определение по делу Л. проф. М. Д. Шаргородский. См. Вопросы общей части уголовного права, Л., 1955, стр. 48–50.].

Из всех связанных с действиями лица последствий только те могут вменяться в вину в качестве отягчающих обстоятельств, которые охватывались виной субъекта. В отличие от определенной (формы вины на причинение ущерба (элемента состава) субъект может относиться к последствиям (отягчающим обстоятельствам) в любой форме вины. Он либо соглашается с неизбежностью наступления вредных последствий, либо сознательно допускает возможность наступления этих вредных последствий, либо относится к их наступлению неосторожно. Если же субъект не предвидит и не должен предвидеть дальнейшие вредные последствия, они не могут ему вменяться как отягчающие наказуемость обстоятельства. Так, в приведенном выше примере с разбойным убийством сына, преступник не может отвечать ни за одно из последующих за убийством тяжких последствий и прежде всего потому, что он не предвидел и не должен был их предвидеть.

При анализе дальнейших вредных последствий необходимо прежде всего учитывать возможность ответственности лица за эти последствия не в плане отягчающих наказуемость обстоятельств, а по совокупности как за самостоятельное преступление. Это зависит от: а) характера этих последствий, а именно, образуют ли они объективно самостоятельное преступление и б) от наличия умысла у лица на их причинение. Так, например, похищение дефицитных материалов вызвало дальнейшее вредное последствие – приостановку работы предприятия. Это последствие предусмотрено и ст. 109 и ч. 2 ст. 79 УК. Если лицо, причиняя эти дальнейшие вредные последствия, желало их вызвать или соглашалось с неизбежностью их наступления, оно должно отвечать не только за хищение, но и за должностное преступление, если оно должностное лицо, либо за умышленное повреждение имущества, связанное с приостановкой или перерывом производства. Когда же лицо не предвидело, но должно было предвидеть дальнейшие эти последствия, они учитываются как отягчающее наказуемость обстоятельство.

Таким образом, все формы вины[317 - Употребление термина «вини» здесь не должно пониматься в уголовно-правовом смысле. Вина – субъективное отношение к преступным последствиям, а в этих случаях речь идет не о преступных последствиях.] вплоть до прямого умысла допустимы в отношении вредных, но не преступных последствий, то есть последствий, объективно не образующих преступление. Это ущербы в области гражданско-правовых, семейнобрачных, родительских, профессиональных, административных и т. п. отношений. Если же дальнейшие ущербы объективно образуют преступление, то наличие объективной связи с ними действий лица и умысла на их причинение образует совокупность двух преступлений – основного, которое лицо непосредственно совершило, и дальнейшего, которое оно сознательно допустило. Поэтому можно говорить лишь о неосторожном причинении дальнейших преступных последствий, учитываемых как отягчающие наказуемость обстоятельства, если неосторожное их причинение не образует преступления (например, неосторожное повреждение государственного имущества).

При индивидуализации наказания суд учитывает не только фактически наступившие, но и дальнейшие возможные тяжкие последствия. Пункт «б» ст. 47 УК прямо устанавливает, что отягчающими обстоятельствами являются: «Возможность нанесения совершением преступления ущерба интересам государства или трудящихся, хотя бы преступление и не было направлено непосредственно против интересов государства или трудящихся».

Так, при оценке бесхозяйственности, халатности и ряда других преступлений важно учесть те последствия, которые наступят в будущем вследствие упущенного для проведения необходимых хозяйственных мероприятий времени[318 - См., например, дело Г. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1963 г. № 1, стр. 20–21; дело Ш., там же, стр. 21–22.].

Особенно широко учитывалась возможность нанесения ущербов различным общественным отношениям судебной практике военных лет. Н. Д. Дурманов писал по этому поводу: «Каждое общественно-опасное действие в условиях военного времени вызывает сложные и многообразные вредные последствия…

В условиях военного времени для оценки опасности деяния еще больше, чем в мирное время, значение имела самая возможность причинения вреда, хотя бы в силу стечения обстоятельств вред реально и не наступил»[319 - Н. Д. Дурманов. Понятие преступления, стр. 164–165. М.-Л, 1948,].

К сожалению, требуя учета в качестве отягчающих обстоятельств возможности наступления ущерба, действующие уголовные кодексы не упоминают в перечне отягчающих и смягчающих обстоятельств размер фактически наступившего ущерба. Это – очевидный пробел в законе, и судебная (практика давно заполнила его необходимым содержанием. Последствия, лежащие за составом преступления и выполняющие роль индивидуализирующих наказуемость обстоятельств, имеются почти во всяком преступлении. Это и понятно: существует неразрывная связь между различными социалистическими общественными отношениями как уголовно-правового, так и не уголовно-правового характера.

Так, Г., работая председателем районного комитета Общества Красного Креста, получил из центрального комитета общества 65 предметов одежды и обуви для бесплатной раздачи семьям погибших на фронтах Отечественной войны, инвалидам войны и активистам общества. Г. присвоил эти вещи. Вышестоящий суд отменил приговор народного суда за мягкостью наказания по тем основаниям, что несоразмерно мягкое наказание не соответствовало тяжести совершенного Г. преступления и не обеспечивало борьбы с хищением общественного имущества. Кроме того, наказание было назначено без учета того, что расхищаемое имущество предназначалось для инвалидов Отечественной войны и членов семей погибших фронтовиков, а эти обстоятельства придают преступлению Г. особо злостные черты, находящиеся в непримиримом противоречии с элементарными принципами коммунистической морали. Г. помимо основного ущерба хищения – корыстного присвоения государственного имущества, причинил дальнейшие вредные последствия: под рыв авторитета деятельности Общества Красного Креста, нанесение вреда важной работе государственных и общественных организаций по материальному обеспечению семей погибших воинов и инвалидов, причинил последним известный материальный ущерб.

При хищении железнодорожных грузов суды всегда учитывают как отягчающее вину обстоятельство тот факт, что подобными хищениями в какой-то мере срывается порядок и плановость перевозки железнодорожных грузов, нарушается снабжение городов и сел страны[320 - Во время войны признавалось крупным хищением, квалифицируемым по закону 7 августа 1932 г., похищение снегозащитных щитов. Здесь, главным образом, учитывался не материальный ущерб, а те дальнейшие последствия, которые несут с собой эти действия для безопасности движения на железной дороге в условиях военного времени.].

В составе дачи и получения взятки тяжесть ущерба увеличивается от того, как велика взятка, сколь значительно действие должностного лица, которое оно должно было произвести за взятку, авторитет представляемых взяткополучателем органов и т. д. Верховный Суд СССР, например, счел наказание, назначенное за взятку М., В. и др., которые передали бывшему начальнику отдела сбыта С. 57 360 руб., слишком мягким «не соответствующим тяжести содеянного и не способствующим борьбе со взяточничеством»[321 - «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1951 г. № 8, стр. 15–16.].

Отменяя приговор по делу Г., которым он осуждался на два года лишения свободы, Верховный Суд СССР признал наказание «…по своей мягкости не соответствующим тяжести преступления без учета, что взятка была передана адвокатом, т. е. лицом, в обязанности которого входит содействие осуществлению советского правосудия»[322 - «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1949 г. № 3, стр. 35.].

В делах о спекуляции отягчающим или смягчающим наказуемость лица последствием является размер извлекаемой спекулянтом выгоды. Чем больше и ценнее скупленный или перекупленный товар, тем больший ущерб терпит советская торговля и советские потребители. По делу А. Верховный Суд СССР указал, что небольшая материальная выгода, полученная от спекуляции, является смягчающим ответственность обстоятельством[323 - См. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1952 г. № 9, стр. 21. 202.].

При оценке ущерба халатности, разбазаривания имущества, злоупотребления властью в колхозах, например, суды учитывают как отягчающие наказуемость обстоятельства такие вредные последствия, лежащие за составом должностного преступления, как подрыв мероприятий партии и правительства по организационно-хозяйственному укреплению колхозов. Верховный Суд СССР по делу Г. определил: «Учитывая, что своими действиями Г. допустил грубое нарушение Устава сельскохозяйственной артели, идущее вразрез с неоднократными указаниями Партии и Правительства об организационном укреплении колхозов, и что при этих условиях назначение ему условного наказания не соответствует тяжести совершенного им преступления…»[324 - «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1950 г. № 6, стр. 7.]

При выпуске недоброкачественной продукции материальный ущерб, который несут предприятия, срыв графика выпуска продукции и т. п. последствия, не являются элементами состава по ст. 128-а УК, но учитываются как отягчающие ответственность последствия[325 - См. дело У. и др., «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1953 г. № 1, стр. 22–24.].

При оценке вредных последствий, которые лежат за составом преступления и играют роль смягчающих или отягчающих наказуемость обстоятельств, суды иногда ошибочно смешивают их с последствиями – элементами состава.

Рассматривая выше вопрос об ущербе хищения, мы видели, что смешение дальнейших вредных последствий, причиненных соответствующему предприятию в результате хищения, с последствием – элементом состава хищения ведет к неправильной квалификации преступных посягательств на социалистическую собственность.