Синдром веселья Плуготаренко

Трёхкомнатную квартиру на первом этаже получили всего за полгода до его гибели. После расселения Голубятни на Комсомольской в 71-ом году. Как и Зиминым, им полагалась двухкомнатная. И на нормальном, втором, третьем или четвёртом там этаже. Но неожиданно всплыла вот эта квартира, на первом, трёхкомнатная, и Офицер сразу загорелся, не стал слушать жену, добился какой-то справки в военкомате и въехал сюда. В трёхкомнатную на первом этаже. Словно тогда уже знал, что сын станет калекой.

За полгода обставил квартиру неплохой крепкой мебелью. Вот этот большой обеденный стол, шкаф на полстены для книг, трельяж – всё это он успел купить сам. Да и две другие комнаты почти обставил.

И теперь – что: разменять, раздербанить эту его квартиру? Оставшуюся памятью о нём? Полученную им с таким трудом? После стольких лет мытарств в коммуналке с семьёй?

Вера Николаевна дико смотрела в телевизор, где вокруг вчерашней ночной городской ёлки веселились, прыгали мужчины и женщины, где по низу экрана аккомпанементом им быстро ползла «бегущая строка»: «Комплексный приём у гинеколога. 4000 рублей. УЗИ в подарок. Телефон».

Схватила пульт, выключила всё.

Опять смотрела на мужа.

Вспомнилось вдруг, как он тащил с грузчиками от машины громоздкий тяжеленный книжный шкаф. Как уже в подъезде зацепился за что-то и распорол своё галифе. Но ношу не бросил и дальше кажилился – с растерзанной штаниной и белой, до боли тощей ногой в коротком сапожке. Елозящим и елозящим для опоры по ступеньке… У Веры Николаевны навернулись слёзы. Бедный Иван.

2

Проков после встречи Нового года лежал на диване в лёжку. И не от похмелья, нет – опять с пустой головой. Голова ощущалась пустой комнатой. Через которую изредка вроде бы что-то протягивало, продувало.

В тёплом туалете в конце коридора Валентина убирала, чистила всё, гремела ведром. Слышался её сердитый голос:

– Опять вонючие бумажки свои везде накидали! Что сын, что отец!

Кричала по коридору виновникам:

– Для чего я ведро вам ставлю? А? Слышите или нет? Грязнули? – Добавила ещё одно слово. Не очень приличное.

Женька и Пальма ходили тихо. Конфет на ёлке больше не было. Обдёргали все, вчера. Проков колупал сальную обивку.

Валентина вернулась в комнату. В длинном прорезиненном фартуке и резиновых перчатках по локоть – натуральный дезактиваторщик, работающий на местности. Поражённой химической или атомной атакой.

Начала сбрасывать в таз с водой грязную вчерашнюю посуду со стола. Проков пробубнил, что сегодня 1-ое января, праздник. И не следует затевать генеральную.

– Да что вы говорите! – тут же подбежала жена. – Мешаем размышлять вам о вчерашнем? Что вы делали вчера?

Женька и Пальма деликатно пошли из комнаты.

– Куда?!

Женька и Пальма так же деликатно вернулись и присели на диван. Рядом с Проковым. Готовые разделить с ним и свою, и его вину.

Спас всех троих зазвонивший телефон.

Хмуро воительница сняла трубку: да! Но голос сразу сделался медовым – Юра Плуг прямо-таки свет в окошке. Через слово пошло опять – Юра! Юра! Принимала поздравления инвалида. Сама пела: с Новым годом, Юра, с новым счастьем тебя! При ответных словах рот её раскрывался и отвисал сладкой улитой. Никак не брезгливой. И снова: Юра! Юра!

Наконец сказала мужу. Уже через губу. Брезгливо отвешенную:

– На. Нормальный человек звонит…

После разговора с Плуготаренкой, после поздравлений опять лежал, отвернувшись к спинке дивана. Выслушивал про своё вчерашнее, про своё ночное. Выслушивал один – Женька и Пальма под шумок слиняли. Только над его пустой головой зудели злые пчёлы.

Оказалось, ему, пьяному, совать протезом за столом и всех поучать уже мало. Когда соседи Панфиловы начали шмалять ракетами и рвать петарды, он выскочил в одной рубашке во двор и кричал им через забор, что они душманы, жлобы, жулики и что он выведет их на чистую воду. Слышите, гады! С палкой он гонялся за их котом и пытался его убить. Он был просто опасен! Жена, сын и собака повисли на нём, еле успокоили, увели в дом. А Панфиловы так и остались висеть на заборе с раскрытыми ртами. Это – как? Как теперь будешь с ними разговаривать? В какую сторону смотреть?

Валентина продолжала зло убирать со стола. Как? С какими шарами? Ведь ты даже сына, родного сына весь вечер пугал своей ручищей. Собаку, глупую преданную собаку. Да так, что та, бедная, уползла от тебя под ёлку.

– А – ты! – вдруг слезливо выкрикнул Проков и даже взнялся на локоть. – А ты со своим Лёшей! Перед самым Новым годам! Это – как? Ответь! – заклёкнулся голосок униженного петушка.

Да это ж с больной головы на здоровую!

– А ты? А ты сам? Забыл, как к Дашке Громышевой под подол лез? Своей ручищей? Забыл?

– Да кто бы говорил! Кто-о?! Расскажи лучше свой матерщинный анекдот. Расскажи! А мы послушаем да посмеёмся. Ха! Ха! Ха!

И понеслась классическая злая семейная перебранка. Свара. И визгливая, и басистая. Где правых нет, есть только виноватые.

Из дальней комнаты деликатные Женька и Пальма вслушивались. Мужской и женский голоски словно сталкивались где-то вверху и соревновались там по высоте и силе. Серьёзно, как дошколёнок, Женька возил по столу машинку. Тарахтел. Пальма, положив морду на лапы, изредка шумно выдыхала.

Потом Женька оделся и, на цыпочках пройдя с собакой сквозь скандал, бегал с ней во дворе. Лёгкая Пальма перелетала за ним.

Из-за забора высунулась Люська Панфилова. Как февральский, преждевременный сурок из США. Востроглазый. В круглой шапке.

– Что это дядя Коля вчера кричал на всю улицу? Позорил маму и папу?

– А! – махнул рукой Женька, продолжая играть с собакой. – Бывает иногда у него. После Афгана, наверное…

– А пошли на горку? На площадь? И ёлку посмотрим. Там музыка.

Люська училась всего лишь в третьем классе, была малолеткой ещё, вон, в шапке из детсада, но Женька подумал и сказал – ладно. Обожди.

Повёл собаку к крыльцу.

В сенях, перед дверью в дом, Пальма поняла подвох, начала упираться, царапать пол, никак не хотела обратно в жаркую ругань. Безжалостно, будто рыжий бензин, Женька кинул её внутрь. И захлопнул дверь

.Толстенький мальчишка и востроглазая девчонка торопились в сторону площади Города, где вовсю шёл праздник, откуда летала музыка и зазывающий гулкий голос, где была высокая ёлка, ледяная горка, где можно было прямо на морозе съесть по горячему беляшу. А то и по два.

3

Круглов Алексей Сергеевич, открыв на звонок дверь утром 1-го января, спозаранку – не мог скрыть удивления: на пороге стояла Ивашова Наталья Фёдоровна с тортом в коробке.

Однако удивление тут же сменил на широкую улыбку:

– Проходите, проходите, Наталья Фёдоровна, здравствуйте, и вас с Новым годом! Проходите, пожалуйста!

Принял, отложил на тумбочку торт. Потом пальто, шапку.

Переваливающейся утицей, запахивая халат, принесла живот свой Таня. Целовала подругу, тоже поздравляла.

– Проходи, проходи, Наташа!

Муж и жена исчезли в спальне. Видимо, чтобы переодеться.