Делион. По следам древней печати

Он жаждал встать в один ряд с теми, о ком ему рассказывали учителя в детстве, про кого пели трубадуры на ежегодных представлениях, о ком барды складывали свои красивые сказания. Он желал быть могучим, как Риньеро Медведь, хитрым как сар Фруа, воинственным, как рыцарь Дежо. Теперь мечта его исполнится. Он чувствовал ее волшебное дуновение, словно она незримо своим фибрами касалась глубин его души.

Крепкая дубовая дверь открылась и внутрь вошел человек, на чьем лице постоянно была сонливость и некоторое отчуждение из этого мира. Одет он был в дорогой и украшенный цветными лентами кафтан, сапоги его были покрыты позолотой, а запонки на кафтане были сделаны в виде ревущего льва.

– Сар Аувин? – обратился слуга к своему хозяину.

– Аньи, милостью Девы! – рыцарь позволил себе улыбку на лице. – Зови ко мне цирюльника, не могу же я предстать перед герцогом косматым, словно медведь только восставший от спячки.

– Слушаюсь, милорд, – слуга с меланхоличным выражением лица сделал небольшой поклон и был готов удалиться, чтобы не мешать беседе двух знатных людей.

– Постой, – остановил его Аувин. – Вели конюху наутро седлать мою лошадь, мне надо будет отправиться в свое поместье. Ты останешься в Рэвенфилде, до моего приезда из Дагнетвиля.

Слуга повторил свой поклон.

– Как прикажите, милорд.

Когда дверь закрылась, Аувин вновь посмотрел на своего собеседника. Рыцарю показалось, что бывшему стражу было не уютно в его опочивальне, хотя Аувин не мог понять от чего это, то ли от стеснения, то ли Винарий попросту не любил компаний. Про Винария нельзя было сказать, что он был затворником, но и общительным человеком его не назовешь.

«Может быть ему просто не уютно у меня в покоях?»

Но комната была по своему великолепной, и до Аувина ей пользовались по назначению все магистры Рэвенфилда. Высокий потолок поддерживался арочными дугами, на которые были подвешены светильники со свечами. В центре помещения, у южной стены стояла шикарная кровать, с резным изголовьем и буковым изножьем. Балдахин свисал по всему периметру ложа, а напротив него стоял широкий письменный стол, за которым сидел гость сенешаля.

– Вы мне можете доверять, – подтвердил слова рыцаря Винарий. – Однако, ваши вести подойдут больше для чутких ушей герцога Ордерика, чем для моих.

Аувин еще раз осмотрел свой стол, на котором были разложены различные письменные источники, как новые, написанные рукой ровесников сенешаля, так и древние, сродни возрасту этого самого замка, а может быть эти книги, написанные на древнем речноземном наречии, были старше самого Рэвенфилда. И это была лишь малая часть, которая была в распоряжения рыцаря. Аувин был доволен тем, что собрал так много источников, которые привели его к великой цели, и он готов был поделиться своей радостью со своим гостем.

– Вот, – он указал пальцем на все те пыльные фолианты, ветхие книги, порванные и отреставрированные бумаги, записки с непонятными каракулями, свитками, повязанные красной нитью. – И это еще не все то, что удалось мне раскопать за последний десяток лет, сар Винарий.

Под руку Аувина попалась старая на вид книга, с ободранной обложкой серого цвета. Годы, десятки лет, а может быть и века хорошо потрепали этот многостраничный труд и брать в руки его можно было только с великой осторожностью.

– Воспоминания Анри да Вилля, ученика Лемье да Бурга, коей являлся сподвижником Девы Битвы, – произнес магистр, осторожно взяв в руки книгу и затем положив его на место.

Далее Аувин взял в руку что-то похожее на письмо, написанное на старом наречие Риверланда. Ветхое наречье Речноземье кануло в бытие и в результате симбиоза этого языка с имперским наречием возник современный диалект. В сегодняшнее время имперцы без труда понимают речноземцев, а те в свою очередь могут говорить на имперском языке. Отличается только произношение и интонация, а также малая толика некоторых слов.

– Это письмо сара Лонга к королю Вире да Буле, – это письмо выглядело так, будто его откопали из старинного камина, где оно пробыло под несколькими пудами золы. – Здесь сар Лонг, рыцарь его королевского величества говорит о том, что он знает где находится копье Девы Битвы и готов его показать.

Винарий внимательно слушал своего собеседника, возможно даже с интересом, но не понимал, зачем сенешаль рассказывает ему все это. Бывший член ордена стражей, теперь поселившийся в Рэвенфилде, знал о том, какие обеты дают рыцари Речноземья. И самый основной обет – поиск священной для речноземцев реликвии, копья Девы Битвы, почитавшейся в пределах этой провинции святой. Однако страж не ведал только лишь того, зачем ему вся эта информация?

– Большая часть всех этих источников, свидетельствовавших о копье Девы Битвы находятся в моем поместье, и мне потребовались годы кропотливого труда, чтобы собрать все эти кусочки воедино, – продолжил говорить Аувин. – Клянусь, перед Двенадцатью, сар Винарий, что это воистину титанический труд, но я скрупулёзно воссоздал этот паззл.

Страж понял, без всяких магических штук, по возбужденному состоянию сенешаля, что тот близок к нахождению копья.

– Я вас услышал, сар Аувин, – страж поерзал на стуле. – Но какое отношение это имеет ко мне?

Кажется, этот вопрос оказался более деликатным, чем предполагал Винарий. Аувин ответил на сразу, видимо пытаясь подобрать нужные слова.

– Я открыл местонахождение Копья Девы, достопочтенный Винарий, – улыбнулся сенешаль. – Но одному мне не справится.

Винарий прищурился, пытаясь разгадать уловку Аувина. Он доверял сенешалю, по крайней мере насколько это было возможно, но такого поворота событий он не ожидал. Бывший член ордена Стражей конечно знал об этом древнем могущественном артефакте. Именно благодаря этому копью Дева Битвы смогла одолеть полчища вампиров и убить их бессмертного графа Люция. Каждый из речноземных рыцарей давал посмертный обет, что на протяжении всей жизни он будет искать этот артефакт, который являлся святыней для всего речноземного рыцарства.

– Вы хотите моей помощи, – Винарий произнес совершенно очевидную вещь. – Помощи от стража? Или от того человека, которому можно доверять?

Аувин улыбнулся, стирая указательным пальцем пыль с обложки одной из книг.

– Оба варианта верны, – ответил он.

Винарий медленно поднялся из-за стола и направился к окну, обрамленному железной решеткой. Вид открывавшийся из покоев магистра был прекрасным – большую часть обзора занимали поля, раскинувшиеся перед Рэвенфилдом и спокойная река Холодная, медленно тянущиеся с запада на восток. Гигантская и высокая, словно северный великан стена, казалось с такой высоты небольшим каменным забором.

– Сар Аувин, вы же знаете, что меня с позором выгнали из ордена, – отвечал Винарий. – И за мою голову назначена солидная награда орденом. Если бы не герцог Ордерик, я бы скитался сейчас далеко за пределами империи.

Страж стоявший лицом к окну и разглядывавший вечерние красоты Приграничных земель не увидел, как сенешаль утвердительно кивнул головой.

– Знаю, поэтому мы конфиденциально отправляемся завтра утром из Рэвенфилда, – привел аргумент Аувин. – Тайно и на рассвете мы должны покинуть замок и направимся в мое поместье. Видят боги, сар Винарий, мне нужен ваш меч так же, как и ваше слово. Мне нужны ваши умения. Видят Двенадцать, что копье Девы находится в таком месте, куда может добраться только страж или маг.

Аувин кашлянул и прочистил горло. Он был возбужден и слегка нервничал. Он в шаге от открытия реликвии Девы Битвы, которую искали тысячу лет рыцари до него.

На этом разговор прекратился. Страж обдумывал предложение сенешаля, созерцая окрестные красоты. Аувин не зря не озвучил выгоды и преимущества для павшего стража, ведь он знал, что Винарий не глупец. Искупить собственную вину, найдя одну из самых ценных имперских святынь? Чувство вины снедало Винария изнутри, как какой-нибудь опасный паразит, подтачивая его силы и здоровья. Он уже давно не выходил в эфир лишь потому, что боялся застрять там навечно, никакой практики, только воспоминания о том, как он вступил в орден…Из которого был с позором выгнан.

С тех пор, как Винарий сбежал из Обители миновало много лет и страж был до глубины души благодарен великодушному предложению герцога Ордерика остаться под его протекцией в замке Рэвенфилд. Однако он до сих пор не мог понять, почему он свершил тот поступок, что изменил его жизнь навсегда.

«Реку вспять не обратить,» – размышлял об этом страж.

– Я подумаю, сар Аувин, – ответил Винарий, перебирая складки своего одеяния. – Если мое сердце будет солидарно с разумом, то я встречу вас у конюшни с первыми лучами Светила.

Больше ничего иного сказано не было. Страж поспешно удалился из покоев и как только дверь закрылась, Аувин произнес всего лишь одного слово.

– Будет…

Сенешаль был уверен в том, что страж не откажется от его предложения. С этой мыслью, он решил установить на своем столе порядок из хаотично разбросанных книг. Становилось холодно, следовало бы сказать Аньи, чтобы он прогрел кровать раскаленными кирпичами.

«Пока буду на приеме у Ордерика, пусть прогреет».

Встреча с герцогом кажется последним пунктом перед его отъездом из Рэвенфилда. Последние годы активных скитаний по всей провинции подошли к концу. Доверять своим слугам столь ответственную работу Аувин не хотел, как не хотел и огласки того, что он активно ищет копье Девы Битвы. Он понимал, что некие силы пристально следили за ним, но не понимал природу этих сил. Кто же может противостоять речноземному рыцарю?

«Странно, что я давал обет на поиски этой святыни и так гордился этим, но теперь должен скрывать то, о чем бы щебетали на каждом углу остальные рыцари»

Аувину было важно то, как отреагирует на это герцог. В последнее время с пограничных застав и замков все чаще приходят тревожные слухи о том, что нежить стала более активной. В Лебедином замке нежить неожиданно напало на гарнизон, который с трудом отбил атаки небольшого отряда. Два рыцаря и двенадцать воинов были убиты. Разведывательный отряд под предводительством межевого рыцаря Сиена Луньи исчез. Другие разведчики, которые вернулись с вражеской земли, с Мертвых Курганов говорят, что практически все кланы вампиров объединились под рукой графа Моркула, сына, знаменитого отца – графа Люция, погибшего от того самого Копья Девы Битвы и все Кольцегорье теперь в его власти. Бессмертия графа Люция оказалось раздавлено наконечником этой самой реликвии. Поэтому, Аувин по-настоящему верил в то, что этот артефакт сможет помочь речноземцам одолеть наступающую нежить.

Большинство замков пришли в негодность и буквально рассыпаются на глазах, валовые насыпи уже давно обросли мхом, а клан Моркула подчиняет волость за волостью под свое правление. Худые вести с пограничных застав отразились и на местных крестьянах. Одна баба, живущая на местных полях, клялась всеми богами, что видела у леса огромного волка с тремя головами, и каждая из голов сжимала в своей челюсти по пеленованному младенцу. Рыбаки говорили, что рыба из реки Холодной сама начала выбрасываться на берег. Иные жаловались, что молоко начало скисать за считанные часы. Аувин относился ко всему этому скептически, но не мог отрицать, что вся эта молва – зловещие признаки надвигающейся опасности. Местные жители были суеверными до самых пят, а такие толки средь народа говорили о депрессивном упаднеческом настроение.

«И копье поможет вселить уверенность в наших воинов и простолюдинов. Оно станет нашим знаменем. Символом. Олицетворение самой Девы будет с нами в бою.»

Тогда и лорд-протектор Речноземья Телий даже объявить алтарный поход. Нежить пора давно было уничтожить в их же логове, раз и навсегда сокрушить творение миазмов.

Стук в дверь.

«Наконец-то пришел цирюльник»

– Сар Аувин? – раздался знакомый звонкий голос.