– Это кличка.
– Я ботиночки дочери купила. В цене уступили, там дефект маленький. Ты посмотри.
– С супинатором? – подчёркнуто–оживлённо уточняю я. Жена улыбается, молча вздыхает.
Середина апреля, а по сводкам – двадцать пять ДТП и трое погибших. Автоинспекция говорит об усилении принимаемых мер…
В городской газете мелькнуло короткое сообщение о том, что потерпела аварию машина марки «Ниссан–Лаурель». В шесть часов утра, на скорости 140 км/час автомобиль сбил опору освещения и вылетел на дорожку для пешеходов. В машине была девушка–пассажир, погибла мгновенно. Водитель отделался ссадинами. Заключён в СИЗО.
По слухам, они уходили от преследования автоинспектора, возвращаясь из ночного клуба. Утром на дорогах ледок, и пьяный водитель не справился с управлением.
15 апреля 2007
На берегах Уксичана
Колесо лопнуло, когда автобус подъезжал к посёлку. Мне показалось это дурным знаком. Я не был в Эссо два месяца. И я скучал по Ольге.
Долгая разлука, неожиданная в начале июня жара, дорожная пыль, – всё изрядно угнетало. Ко всему – лопнувшее колесо.
Народ двинулся из салона размяться, покурить. Я вышел вслед за всеми, и первое, что увидел на обочине, – ярко – зелёный щит с жёлтой эмблемой «Ротари». Клуб боролся за чистоту. Посёлок и территория, прилегающая к Эссо, значились как округ под номером 5010. Где–то у них там всё было схвачено и поделено на округа и участки, занесено в реестры и гроссбухи.
Железное ротарианское колесо куда–то катилось. И я не стал ждать, пока водитель поставит запаску, вытащил из автобуса свой рюкзак и пошёл пешком. Я хорошо знал дорогу.
Палатку я поставил среди берёз, там, где Уксичан делает прихотливый изгиб, и без рюкзака, налегке, отправился к Ольге. Она жила в родительском доме. Это совсем недалеко, нужно только перейти на другую сторону реки. Я шёл по навесному мосту, и талые воды пели мне о скорой встрече.
Мы с Ольгой помолвлены. Её родители благосклонно терпят нашу связь. Однако главный вопрос висит, что называется, в воздухе. Я всё тяну и говорю себе, что следующей весной… и пусть оно завяжется на небе, – так я рассуждал.
Встретили меня радушно. После долгого застолья мы с Ольгой ушли в палатку. Моя палатка одноместная, однако от тесноты мы совсем не страдали. Уговорить остаться Ольгу на ночь я так и не смог. В советской школе Ольга была пионервожатой, под возглас «знамя школы внести!» азартно дула в пионерский горн. Она «являла пример», как тогда выражались.
– Что они подумают? – риторически вопрошала Ольга, имея в виду своих родителей.
– Действительно, что? – я разыгрывал недоумение.
В долгих сумерках мы прошли с Ольгой до калитки, и я вернулся. Ужинать не стал, лишь подбросил в огонь дров. Ранним летом голодный медведь подходит к жилью совсем близко. Я забрался в палатку и на свежем воздухе быстро уснул.
Утром я раздул тлеющие угли, позавтракал и отправился к бассейну. Надо бы сказать, что бассейн в Эссо открытый. До вечера здесь почти никого нет. И в этом своя радость. Один раз в неделю меняют термальную воду, убирают мусор. Знакомый щит с жёлтым колесом напоминал о необходимости здорового образа жизни.
Судя по всему, бассейн переживал не лучшие времена. Он зарос невзрачной зеленью, был грязен и непригляден. Пришёл эвен с гаечным ключом в руке, остановился у слива и замер. Лицо его ничего не выражало. Двое мальчишек заворожено смотрели, как пенится уходящая вода.
Я вежливо спросил, кто будет чистить бассейн.
– Вот они, – эвен нехотя кивнул на пацанов и отвернулся. Нет, он не был членом «Ротари», как не были и мальчишки. Но кем был я для этого эвена, пришелец с иным цветом кожи, проходящий человек?
Всё–таки я полез в бассейн. Термалка пахнет тухлым яйцом. Это сероводород. Но его немного, и к запаху привыкаешь.
Здесь никто никуда не спешит. И я не тороплюсь. Раскинув руки, лежу в термальной воде, глазею в небо. С высокогорий наносит клочья облаков. Если повернуть голову, можно увидеть ближние сопки в щетине сгоревших сосен, – когда–то здесь часто горел лес, – а дальше – конус вулкана Уленгенде. В это время года он весь в снегу.
Обсыхаю на солнце и через двадцать минут иду к палатке.
Масштаб потерь я оценил сразу. Открытый рюкзак лежал посреди поляны. Пакеты с вермишелью, конфетами и печеньем были разорваны. Я лишился и заварки. Ко всему, здесь похозяйничали лесные птицы. Среди прошлогодних листьев и первой летней травы я ничего не смог собрать. Две банки консервов, смятые, со следами зубов, я нашёл далеко на краю поляны.
У меня были шаткие версии. Человек с собакой? Удивила закрытая на все молнии палатка, где я оставил рюкзак. И ничего не пропало из вещей.
– Аккуратный разбой! – громко сказал я вслух, чтобы умерить свою нервозность. Судя по всему, я очень сильно прогневал хозяина этой местности. Когда–то здесь совершались камлания эвенских шаманов. Поставив палатку, я совершил н,он,е – грех, с точки зрения духов–людей.
Кое–как прибравшись, я отправился к Ольге. Она работала администратором в летнем лагере. Нужно было обсудить случившееся.
Ольга выше меня на три сантиметра. Высокий каблук делает её недоступной. Она наклоняется, скрадывая свой рост. В эту минуту Ольга напоминает мне Пизанскую башню. Чтобы не задирать голову, я слегка отстраняюсь. Так удобнее. На моём лице смесь шутовства и беспокойства. Наверное, вид у меня неважный.
– Всё решим завтра, – строго говорит Ольга, – сегодня много работы.
– Куда смотрит президент клуба Морчанский?! – восклицаю я патетически. Ольгу расстраивает моя нервная жестикуляция.
– Прошу тебя, успокойся! – Ольга не любит меня таким. И я возвращаюсь на свои берега.
Миновать бассейн я никак не могу. Нет ни эвена с ключом, ни мальчишек. Бассейн пуст и без воды кажется ещё непригляднее. Словно наизнанку вывернули грязное бельё. Однако входной вентиль открыт. И термальная вода медленно скрывает цементное дно и водоросли, смятые пластиковые стаканы и пачки из–под сигарет. С чувством лёгкой скорби я думаю, что может быть, вот так же начинался Всемирный потоп…
На мосту я смотрю, как паводок гонит глину и песок в набухшей реке. Вода от глины мутная, рыжая.
Из оставшихся продуктов я устроил себе обед. Вечером поужинал консервированной сайрой и лёг пораньше, чтобы скорее приблизить это «завтра», которое обещало так много. Я никак не мог уснуть и всё прислушивался к шорохам ночного леса и говору быстрой воды…
Я слышу топот лошадей. Духи–люди на скаку задевают палатку, она нервно дрожит и вибрирует. Я пытаюсь справиться с дрёмой, сделать решительный жест.
–Спи, спи, спи! – поют голоса. Наконец я просыпаюсь, раздёргиваю входной полог, что–то кричу. Я вижу чёрные футболки удаляющихся всадников. На спинах – трафаретом – жёлтые колёса… Я сплю.
Когда палаточный верх из серо–голубого стал оранжевым, я проснулся. Мой сон ещё гулял где–то рядом. Мне казалось, я слышу лошадиное ржание и гортанные голоса. Ночью было холодно. А день обещал жару.
Я выбрался из спальника, оделся и открыл вход. Утренний воздух принёс в моё жилище густые запахи остывшей ночной земли и речной сырости.
На ночь я всегда прячу обувь под днище палатки. Пошарив, вытащил кроссовки и, держа их в руках, оторопело смотрел на цветные шарики драже. В каждом из кроссовок каталась добрая горсть.
Я выругался, подумал и тихо выругался ещё раз. Слишком велики и абсурдны были усилия моих «шутников»! Ползать в потёмках среди травы, собирать рассыпанное днём? И как они догадались, где спрятаны кроссовки? Они следили за мной?
Я тщательно выбрился, насколько позволяла ледяная вода и ржавое лезвие «Жиллет», свернул палатку, собрал рюкзак. Трава была седая от росы, а мой завтрак скуден. Но костёр согрел и приободрил. Я ещё посидел, с грустью понимая, что сюда больше не вернусь. Хэвки – злой дух эвенов. Совсем мелочный и злой!
И я перешёл на другой берег.
Ольга с утра работала в огороде. День был выходной.
– Здесь! – указала Ольга. У неё удивительно красивые пальцы.
Среди свёклы и редиса мы развернули палатку. Ольга принесла одеяла. Я натянул над палаткой кусок плёнки. Палаточные швы могут не выдержать. Ливни здесь не редкость.
Мы пьём чай, смотрим сквозь запотевшее оконное стекло на нашу палатку и ждём дождя.
– Оленька, скажи… – говорю с заминкой, – ты не ротарианка?
Вопрос нелепый. И чтобы обозначить наличие шутки, я подчёркнуто серьёзен.