Ну и пусть рисуюсь, Нинка это мент, я знаю…
В руках у Блатного появился финский нож, которым он ловко играл, перекидывая с руки на руку.
Действительно из-за гаражей появилась Похоть, в облегающем шикарном платье с новой причёской на голове. За ней следовал Пенсионер с авоськой, в которой позвякивали пустые бутылки.
– Такая тёлка. Вот это бикса, мне б с такою по контачить. Стремлюсь прокоцать пульс. Оооо один в один Мэрлин Монро! – И Жиган в страсти, визуально обвёл контур Похоти. – К нему подошла Мерлин, под глазом у неё был припудренный, огромный синяк, нос и губы распухли:
– Шо ты там стрекочешь парниша? – И она улыбнулась чарующей улыбкой, одарив блатного блеском её золотых зубов, где зияло отверстие одного отсутствующего: – У садюга, зачуханный. – Произнесла она, прикрывая рукой с красно-кровавыми ногтями, выбитый зуб, совсем беззлобно в сторону Пенсионера.
– А не, не похожа. Ложанулся я кажись.
– Шо ты там бормочешь?
– Я говорю, привет дедуле! Здорово Кум!
– Да пошёл ты… – Проскрипел Пенсионер, злобно ругаясь про себя.
– А это шо за красавчик, за тобой ховаеться?
– Ну ты совсем рамсы попутала чувиха. Это же гомик. Вали отсюда. – Жиган обронил последнюю фразу, сторону Фарцы.
– Шо ты шумишь, всешь таки гомик тоже человек. – Жеманилась Мерлин.
Артист не уходил, и смотрел в глаза Марлен, с преданной любовью.
– Ну твою так раз так, педерастов нам ещё не хватало! – В злобе подскочил к Фарце Пенсионер, и заправски врезал тому в зубы.
Тот вытер губы, и обнаружив кровь на ладони, уставился злобным взглядом на своего обидчика.
– Откуда ты эту мразь приволок, штемп гребаный? – Не унимался Пенсионер.
– Да ты чо в натуре Пенсионер, не знаю я его. Ну вместе одну зону топтали, так он питушатником заправлял, а мне западло с питухом якшаться. – И со словами: – У падла. – Жиган пробил пенальти по тылам Артиста, снеся того на землю.
– У как зыркает ещё зверёныш, убью падлу! – Шипел Пенсионер, задыхаясь от злобы и давясь от одышки, избивая ногами в живот, лежащего на земле Артиста.
– Ну будя! Будя уж, вбъешь ведь садюга. – Оттесняя грудью, вспотевшего Пенсионера, с пеной у перекошенного рта, от лежащего на земле и рыдающего Артиста, ворковала Мерлин: – Ишь развоевался старпёр.
– А дедок-то работал профессионально, старый кадр. – С почтением заметил подошедший Товаровед, жуя целую булку, порезанную вдоль и начинённую сливочным маслом и красной рыбой.
– Ну вы посмотрите на эту сиделку, с под одного песок выметает, другому сопли утирает, просто мать Тереза какая-то. – Ироничным тоном, сказала девица с порочными глазами. Товаровед сегодня пришёл не один, а в кампании стройной блондинки, имеющий нулевой размер груди и лошадиную челюсть. Звали её Ксюшей, на не русский же стиль Оксаной, и последняя реплика была её. Одета девушка была по последней европейской моде, с сумочкой через плечо и стильных солнце защитных очках.
Мерлин, стоявшая на коленях и вытиравшая кровь с губы Артиста своим носовым платком, встала на ноги, и расставив руки, уперев кулачки в свои покатые бедра, начала заводиться:
– Шота я не поняла, это кто у нас мать Тереза? Товаровед твою за ногу! Что это ты нам привёл!? Это та самая кляча, что вчера с тобой на пикнике упившись, разлеглась, демонстрируя всему городу свои шёлковые трусы, из отдела детского – белья. – И Мерлин выставив грудь вперёд, начала наступать на Оксану.
– Ой напугала. Что ты выменем своим машешь, чай не на слёте молодых доярок. – Парировала Оксана, глядя на колышущеюся грудь, своей оппонентки.
– Кто доярка!?
– Да ты, на прикид свой глянь, все из комиссионки! А главное платье твоё гармонирует с грязной майкой Пенсионера. Да вы с ним одеваетесь на одной барахолке. Да и салоны красоты я вижу ты не посещаешь.
– Да, да это ложь! – Только что и нашла, что сказать до глубины возмущённая Мерлин.
– Конечно, зачем тебе? Ведь у тебя личный визажист! В целях экономии, самолично макияж тебе навёл.
– Аааа…! – Не найдя от возмущения что сказать, прокряхтела Мерлин.
– С облегчением. А знаешь, тебе идёт твой новый имидж. – Продолжала издеваться Оксана
– Що за наклёп? Що за образу? То доярка, то сиделка!
– Ну я не знаю, может и не сиделка, может лежалка. Только глядя на тебя понимаю, почему тебя Мерлин Мурло зовут.
– Ну все кобыла, это было твоё предсмертное ржание. – Выпалила Мерлин, бросаясь на Оксану.
Фарца Товароведу в азарте:
– Ставлю червонец на твою оглоблю, она выше и руки длиннее.
– Принимается.
Двадцать лет Монро и двадцать Оксаны, встретились что бы разобраться, чьи волосы лучше и крепче, и у кого они менее ломкие и секутся.
– Девочки! Это же не ваш профиль. – Прервал поединок появившейся Звездочёт в компании Иллюзии, идущей с ним под руку, в каком-то странном раскоряченном виде. Она была в шортах с лямками, какие носят в Тирольской Австрии, и гольфах на ногах. Белая рубашка с пионерским галстуком и панама, добавляли колорита в нашем случае.
– Иллюзионист, ты с Шефом? Хотя глядя на твой походняк, вижу с ним. Скажи, а правда, что у него на груди, прямо на сердце, портрет Сталина наколот? – Не остывшая ещё от схватки, с нервной завистью, шёпотом интересовалась Похоть.
– Откуда мне знать.
– Да откуда им знать, что там на груди! Шеф уже проболтался, что наш юный пионер, был наказан ремнём, и все время провёл в углу. Причем лицом к стенке. Причём на четвереньках. Про обои на стенах у Шамана расскажи. – Злобно вмешалась в разговор, ещё не успокоившееся, после потасовки Оксана.
Следующая реплика принадлежит нашему новому персонажу:
– Девочки! Мы же девочки. Как же можно так себя вести. Мы же слабые, нас мужчины любят за слабость, а у вас тут бои без правил. От нас мужчины ждут нежности, ласки. Представляете если мужчины подумают, что вы их так же за волосы приласкаете. Разве я не права? – Оборотилась она к своему партнёру, улыбающемуся Полковнику. Ей было восемнадцать лет, маленькая и стройная брюнетка, в простом но модной кройки ситцевом платье, с поясом, таких же недорогих туфлях, и только на безымянном пальце, дорогое золотое колечко, с алмазным камушком. Отзывалась она на имя Тинна.
Иллюзия и Мерлин с Оксаной, две последние в причёсках, как в американских комедиях, когда через человека пропускают ток, давно закончившие словесную и физическую брань, стояли с открытыми ртами, и слушали словесный понос, продолжавшийся уже минут двадцать, нашей новой знакомой.
– А это мой жених Барон, я знаю он хороший и честный человек. Вот вы не знаете какой он благородный и смелый, и после вчерашнего, просто не может на мне не жениться. Он подарил мне обручальное кольцо, мы обручены…
Все с удивлением смотрели на мирно улыбающегося Полковника, и наконец Звездочёт прервал затянувшийся монолог его подруги:
– Извините мадам, что вас прерываю, однако регламент. Прусак вы почему сегодня задержались, у нас порядок, дисциплина. Я к вам обращаюсь! – Уже громче добавил он.
– А, извините. – И полковник вынул из ушей затычки: – Я вас слушаю Шаман.
– Его не многословие перебил подошедший крепыш:
– И я весь во внимании. Прошу покорнейше меня извинить, только что с операции, к сожалению во время операции, больной стало хуже. Одним словом мы её потеряли. – Перед всеми, стоял со скорбным видом на лице, мужчина лет под тридцать, мощного телосложения, с бычьей шеей, начинающий жиреть. На его широком лице, были невинные ясные глаза под очками, и без вольный подбородок. Одет был в простой серый костюм с галстуком, на ногах добротные армейские ботинки. Он был не чем не примечателен, как любой невзрачный интеллигент, кроме клички, Оборотень, он же Вервульф, он же Патологоанатом.