Надломленный крест

В датских землях и впрямь было… грустно и боязливо. Для тех, вестимо, кто сейчас этими землями правил. Как ни крути, а с «войной за веру» они столкнуться не ожидали. Равно как и с тем, что опереться по полной на обычных бондэров получится… не полностью. Аукнулось выкорчевывание старой веры огнем и мечом, сильно аукнулось.

– Тогда мы…

– Именно, Опаленный, – кивнул я, поднимая недосказанное. – Для начала ударите по Сединье и Щецину, мы же постараемся, не теряя времени под стенами, взять Хелмно, Староград и, вполне возможно, Гданьск.

– А… старый Йомсборг?

Ишь на что Будимир-то облизывается! Хотя не он, конечно, а верхушка Венедского Союза. И я их вполне даже понимаю, но есть один нюанс.

– Йомсборг укреплен так, что быстро вам его не взять. Отсеките крепостные войска, чтобы те вам не досаждали, и все на этом. И вот еще. Атакуйте примерно половиной своих сил, вторую держите наготове на случай наступления со стороны имперцев. Маркграфы даже без приказа от императора могут попробовать вас на крепость.

– Что потом, князь Хальфдан?

– Потом то, о чем уже не раз говорилось, – ответил я лютичу. – Отсекаем все Поморье от Польши, только и всего. Санток, Велен, Южцы, Накло… Как только будут взяты еще и эти города, можно считать, что князь Мешко Пяст сел в большую и дурно пахнущую лужу посреди скотного двора. Ну а что Поморье вернется венедам, а Помезания – пруссам, то всем ведомо. С остальными же землями… Решим, никого не обидев.

Тут спорить не стали ни Будимир, ни Витовт. Оба они понимали, что исконные земли – это дело понятное. Их возвращать владельцам. Что же до остального, так ведь и их киевские союзники не просто так в войне участвуют. Только свои со своими всегда договорятся, тем более, что доверие худо-бедно наработано.

На том можно было и закончить, но внезапно распечатал свои уста Гюрята, сказавший:

– О мирском слова сказаны, теперь о духовном. И с теми, кто к богам ближе.

После чего выразительно так посмотрел на Будимира с Витовтом. И почти сразу эти двое матерых вояк как-то стушевались и бочком-бочком слились куда подальше, едва успев попрощаться. Хотя Витовт, собственно, никуда и не денется, его пруссам совместно с нами действовать придется.

Итак, помимо меня и Гюряты остались лишь Магнус да сестры-затейницы, которые, как ни крути, а тоже жрицами были. Впрочем, Молчальник посмотрел на них с этакой вселенской тоской во взгляде, но понял, что по доброй воле эти красотки не исчезнут. А гнать пыльным веником вроде как нельзя.

– Череп великого князя и воина… Зачем?

– У почитателей распятого бога есть Орудия Страстей и не только. Истинные или ложные – то не столь важно. У поклоняющихся Аллаху – их Черный Камень в Каабе. Зримые воплощения Силы, в которые верят. А Святослава Великого у нас хорошо помнят. Живы еще те, кто стоял рядом с ним в битвах. Немногие, но все же. К тому же… Символ поражения стал знаком возвращения силы Руси. Те же печенеги, несколько племен которых были стерты со страниц мировой летописи, тому подтверждение.

Жрец Святовита едва заметно склонил голову. Судя по всему, мои доводы были восприняты благожелательно. Недолгое молчание и следующий вопрос. Столь же лаконично сформулированный.

– Поход под знаменами не правителя, а богов… Докуда?

– Недалеко. Я привык здраво оценивать имеющиеся силы. Глубоко уважаемый мною Святослав Великий на том и обжегся, а потом и вовсе сгорел. Слишком многого хотел. Но он не один такой, были и до него, будут и после нас.

Едва уловимое движение руки жреца с Арконы. Понимаю. Так он сигнализирует о том, что ответа на вопрос, для себя достаточного, еще не получил. Молчальник и есть. Клятва у него такая, что ли, или просто так, особенности характера? Потом надо будет у Магнуса спросить, он наверняка знает.

– Бывшие венедские и прусские земли, кое-что от Польши и Дании. Обрушить «крест» уже не получится, только надломить. А делать это надо с умом, без излишних жертв. К тому же… Сцепимся из-за тех земель, где они уже веками сидят, плохо будет и для нас. И не по той причине, о которой сразу можно подумать.

– И причина эта?

– Мусульманские халифаты, с которыми сейчас воюют испанские правители из Леона, Кастилии, Наварры и Барселоны. Халифаты враги куда опаснее, это совсем иная кровь, чужая нам до того, что и представить сложно.

– Аркона поддержит.

Твою же мать! Нет, слышать это я рад, но почему таким скудным числом слов надо обходиться? Думая, что на этом наш, хм, «разговор» окончен, я уже собирался вежливо попрощаться с Гюрятой, как он вновь заговорил:

– Оставьте нас с Хальфданом Мрачным. Жду.

О как! Похоже, что это еще не конец. Но вот что он мне хочет сказать такого, что не должны слышать другие? Ладно, сейчас и узнаю. Ведь против такого не возразил не только Магнус, но даже местами довольно склочные и ядовитые жрицы Лады. Просто в голосе Молчальника звучали такие Сила и Власть, что даже меня пробрало.

– Ты их видел, – не спросил, а утверждающе произнес жрец, когда все остальные удалились на достаточное расстояние.

– Кого? – аж опешил я, искренне не понимая, что он имеет в виду. – Я много кого видел. Выражайся яснее, жрец Святовита.

– Их. Тех, кого мы называем богами, стремясь постичь и понять их сущность. Не отрицай очевидного. Я вижу. Кто?

– Не знаю, – решил я не увиливать. Да и убежденность в голосе жреца показывала, что он знает, о чем и о ком говорит. – Даже не поручусь, он это был или она. Тело было женское, но временно занятое.

– Чья оболочка? Она… может быть важна нам.

Кто бы сомневался. Носитель подобной сущности, пусть и кратковременный… Уверен, что понимающие люди, к числу которых Гюрята явно относится, могли бы много полезного получить из простых разговоров с таким человеком. И даже со мной бы кое-чем поделились, в таких делах кидать друг друга просто смерти подобно. Мало ли как все обернется. Только вот порадовать мне жреца нечем.

– Не получится. Нет в этом мире ни той сущности, ни даже телесной оболочки. То есть сама сущность, может, и есть, но кто ж ее знает. И искать тело, которое было использовано, не стоит. Бесполезно, на то мое слово.

Гюрята прикусил губу, на его лице проскользнуло явное разочарование. Не связанное со мной никоим образом. Просто возможность уплыла из рук, а это и впрямь было печальное для него и его сотоварищей известие.

– Тебе не назвали свое имя. То, под которым мы можем знать божество. Но какой след был оставлен? Как бы ты описал его… или ее? Те чувства, которое испытывало божество при разговоре? И сам разговор…

– Безразличное любопытство и желание понаблюдать над не умеющим плавать, которого бросили в воду. Но все по желанию этого самого брошенного. А сам разговор… Он должен остаться тайной. Уверен, что причины объяснять не стоит.

Жрец Святовита понимал, что в некоторые тайны лучше не лезть даже для него. Но вот попытки выжать еще что-то, что могло бы помочь ему опознать сущность, продолжил. Манера разговора, используемые жесты, скорость речи, выражение лица… И куда только делась молчаливость. Хотя… Здесь скорее была нелюбовь к разговорам, но сейчас большое количество слов было необходимо.

Наконец, Гюрята получил не все, что хотел, зато явно все, что мог в этой ситуации. Зато теперь и у меня был к нему вопрос. А раз так, то я, сроду не страдавший стеснительностью, его и озвучил:

– Часто ли случаются такие… разговоры?

– Очень редко. И все они в смутные времена или времена больших перемен. Но если наступает мгла, это не значит, что то или иное божество захочет поговорить.

– А спросить у них, обратиться с просьбой? Вы ведь, жрецы «с верхних ступеней пирамиды», умеете?

– Пирамиды… Их уже нет, есть лишь камень, а знающие уничтожены, – скривился Гюрята. – Обратиться к богам не так трудно. Сложнее получить ответ. И почти невозможно его понять. Рюрику подсказали. Хельги Вещий умел и сам кое-что слышать. Быть может, сумеешь и ты. Или уже умеешь, но сам не понимаешь пока… Мы еще увидимся с тобой, Хальфдан Мрачный. Мрачный… Что ж, какое время, такие и прозвания у тех, кто обратил на себя взор божества. Разгони мрак, Хальфдан.

– Над миром?

В ответ на мое саркастическое замечание жрец вымолвил:

– Есть ли тебе дело до мира? Зато есть до Руси и тех земель, которые считаешь ей близкими. Над ними пусть мгла станет не такой густой. А мы поможем.

– Чем, жрец?

– Словом, может и советом. Не повтори ошибку Олега, Хальфдан. Я ухожу.

– Постой… Так что это было за божество?

– Не ведаю. Скажу остальным. Может, и поймем. А может, и нет…

Все. Гюрята Молчальник поднялся с камня, на котором сидел, и мягким, стелящимся шагом пошел… куда-то. А спустя несколько секунд я понял, что едва-едва способен отслеживать направление его движения. Глаза словно сами собой смотрели куда угодно, только не в нужном направлении.