Абловы. Забытые имена

Но, Николай то хорошо знал и на своем опыте, что число опубликованных статей, зависело не от их написания, а от места, выделенного на полосах газеты… Кто платит, тот и заказывает музыку…

Так же, он был не согласен и с выдвинутым Ульяновым лозунгом, ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА. На самом съезде всего присутствовало четыре рабочих… Да, рабочий многочисленный класс с большим потенциалом… но почему ДИКТАТУРА… они демократическая и методы должны быть демократическими, и на данном этапе политическим преобразованием и работой занимались такие как Николай пропагандисты из числа мещан, средней и мелкой буржуазии, более образованные и прогрессивные слои населения…

Да было много полезных и важных решений, но, в конечном счете

Споры привели к расколу партии. И сторонники Ульянова объявили себя победившим большинством, и Ильич назвал сторонников БОЛЬШЕВИКАМИ.

А Мартов в отместку назвал своих сторонников МЕНЬШИВИКАМИ…

Николаю совершенно не нравилась вся эта свистопляска, деление на своих, и чужих, все они делали одно общее дело…

И у него остались товарищи и по ту и по эту сторону, как можно делить по живому негодовал он…

Я был и остаюсь социал-демократом, оправдывал он себя…

Он и представить не мог, что выданный В.И.Ульяновым ярлык МЕНЬШИВИКА

станет для многих его товарищей билетом в один конец, а цена этого билета жизнь….

ИЗГНАНИЕ

В Симбирске все спокойно. Жизнь Абловых, вошла в тихое, семейное русло, семья еще пополнилась детками, доченька Зоя родилась 1899г и сыночек Витенька в 1900 г.

Слава Богу типография работает, заказов Николай Николаевич получил уже на год работы вперед, а значит можно сильно не беспокоиться. Максимилиан с Евгением учатся в мужской гимназии.

Старший сын в Париже, пишет, что работает в Парижской библиотеке.

Надежда с Марией, тоже получают знания в женской гимназии.

Аптеку в Кузнецке, Николай Николаевич продал, но по случаю подвернулась оказия, прокатиться, до Армавира на юг. И решил открыть аптечный бизнес в этом городе. Ничего не предвещало беды…

И вот, как гром среди ясного неба. Кто-то начал клеить листовки

по городу, ругать батюшку царя, к смуте призывать… Жандармерия с ног сбилась, рыскают по городу в поисках. Градоначальник не доволен, результатов требует, найти негодяев… Ну, добрались и до типографии Аблова, мол не ваших ли рук это… Второй раз с обыском приходят, путного ничего найти не смогли, но тут письмо Колькино с Парижа, будь оно не ладно, пишет мол, с лекциями выступает про Французскую революцию… Ну, вот мол, вам и доказательства… До ареста, дело не дошло…

Но, получил Николай Николаевич, предписание властей, съехать с семейством своим в посад Мелекесс, с глаз долой…

Благо из Симбирска год назад протянули рельсы до Мелекесса и паровозы запустили…

Поехал Николай Николаевич, прикупить жилье какое, ведь куда с такой оравой….

Пока ехал в Мелекесс, рассматривал по привычке окрестности в окно вагона, за окном сплошная «тайга», речки да озера, дикий край….

Каких только обидных эпитетов не на придумывал он для места своей новой ссылки… И глушь, и тмутаракань, глухомань, дыра, и у черта на куличках…

В общем, не ждал он ничего хорошего от этого захолустья…

«Глушь» и в самом деле предстала пред ним островком среди лесных кущ, лес в буквальном смысле нависал со всех сторон посада.

И, тем не менее, здесь теплилась жизнь, и новый наступивший век уже успел отметиться и здесь.

Конечно, большая часть представляла из себя деревянную, кособокую Россеюшку, серую, и безликую. Но, чем больше он подъезжал на бричке, нанятой на вокзале к центру, то больше росло его удивление. Оказывается, в центре, было десятка два добротных каменных домов, некоторые хоть и в провинциальном стиле, но не уступали по убранству и многим домам Симбирска…

Тпруууу, закричал извозчик на кобылу. Приехали мил человек, вона управа-то показал он кнутом в сторону двухэтажного здания с вывеской…

Расплатившись, Николай Николаевич, решил сначала прогуляться по центру, чтобы получше познакомиться с «глухоманью»…

Улица Большая, прочитал он табличку на посадской управе. Чуть поодаль он обнаружил гостиницу Хадарова, привлекло внимание здание Высшего двухклассного училища, а дальше на углу дом какого-то местного купца, да не пожалел деньжат, подумал Николай, разглядывая здание. На другой стороне улицы вытянулась в ряд лабазы, магазины, погреба. С Большой, он свернул на Хлебную площадь, где открылся вид, видимо на недавно построенный Собор, и чуть в отдалении красное кирпичное здание пожарной станции с высокой колокольней. Настроение Николая потихоньку, возвращалась, да человек, такая скотина, что ко всему привыкает, ну не так страшен черт, как его малюют, подбадривал он себя.

Подойдя к городскому летнему саду, он застыл у изумлении… Кинематограф,

Прочитал он вывеску… Елы палы, будем живы, не помрем. Думаю семейство переживет эту ссылку в, более менее, комфортных условиях…

В городской управе секретарь градоначальника, выслушал рассказ Николая, на лице его не было особых эмоций, до того момента, как Николай обмолвился о том, что собирается открыть типографию в посаде.

Это нужное дело, обронил секретарь, подождите минутку, я доложу посадскому голове Константину Григорьевичу Маркову…

Выйдя из кабинета градоначальника, секретарь принял прошение из рук Николая о поселении, и второе прошение на открытие типографии…

Вам мой совет, сказал секретарь, прогуляйтесь по улице Никольской до дома 113, он на самой окраине улицы у самого леса…

ПЕРЕЕЗД…

Ну, вот мы и дома. Сказал Николай Николаевич домочадцам. Весь их скарб, включая типографский станок, уместился на две подводы.

Надежда Лаврентьевна, не то с иронией, не то с пренебрежением, смотрела на этот деревянный, вросший в землю домик.

Конечно он был не не такой, как отцовский в Кузнецке, на шесть окон, а на четыре. Вход прямо с улицы вел в холодную комнату. Здесь можно будет хранить овощи и фрукты на зиму, подумала она.

Весь дом был поделен на четыре одинаковые комнаты, одну девочкам, одну мальчикам, одну нам с отцом, и одна столовая для обедов…

Мысленно рассуждала она,…Преимуществом в этом доме была пристройка со стороны двора, она и сыграла решающую роль при покупке, конечно Николаю нужно было помещение для типографии.

Ровно, по середине комнаты, была большая русская печь, спальники на печи выходили, как раз на три комнаты, так что зимой не замерзнешь.

Дети начали носить вещи из телег в дом. Мария первым делом понесла самовар, чтобы поставить чайку с дороги. Надежда младшая с Ларисой несли сундучок с одеждой, Макс и Енька тащили книги, их набралась уже приличная библиотека, Николка приезжая погостить, всегда привозил в подарок две, три книжонки…

Отец вместе с извозчиками возился у станка… Легче, легче не уроните окаянные, это мой кормилец, прикрикивал он…

Надежда Лаврентьевна держала на руках маленького Витю, а трехлетняя Зоя держалась за юбку матери… Вдруг совсем рядом раздался звон колокола, она обернулась на звуки, и только сейчас увидела в саду рядом красного цвета Собор. Лаврентьева переложила сына на левую руку, а правой перекрестилась три раза… Это хорошо, что церковь рядом, подумала она…

Выгрузка закончилась, все высыпали на улицу. Получив за работу, извозчики тронулись в сторону вокзала…

А Абловы стояли, и смотрели в глубь улицы упирающийся в лес Горки… Теперь это улица Абловых, пошутил Николай Николаевич, он и подумать не мог насколько пророческими были его слова…

Обыск…

«Тихо. Жандармы. Прошептал глава семейства, спешно задернув занавеску на окне. Повадились, канальи держиморды». В сердцах сказал Николай Николаевич.» Эх, Лаврентьева, Николкины-то прокламации на печи ещё сохнут, беда». Стук в дверь усилился, откройте полиция, прокричали с улицы.